Опиум

За бортом плескалась мутная серая вода, на волнах покачивался намокший мусор, огрызки яблок и апельсиновая кожура, выброшенный с корабля. Совсем рядом, тяжело осев в воде, стоял еще один груженый фрегат. Оборо смотрел, как рабочие, согнувшись в три погибели, втаскивают по прогибающемуся трапу тюки и короба, заполненные чаем, шелком или изделиями китайских мастеров, а на встречу им спускаются их товарищи — сутулые, жилистые люди с выдубленной солнцем и соленым ветром кожей. Оборо уже второй час наблюдал за ними, пока в кают-компании «Летучей рыбы» говорили о большой политике. Судьба Китая решалась не в императорском дворце, в тайных комнатах высоких цинских чиновников, а на борту торговых кораблей Британии или в огромных белых домах, выстроенных европейцами подальше от китайских кварталов. Там, где в условленное время встречались люди, обладающие реальной властью в стране. А в Пекин летели гонцы с готовыми предложениями, которые император превращал в законы. Уцуро подошел неслышно, оперся на фальшборт рядом с Оборо и тоже посмотрел на то, как загружают соседнее судно. Его лицо было скрыто широкой соломенной шляпой, виднелись только кончики длинных светлых волос. Оборо до сих пор казалось странным, что Уцуро так и не сменил прическу, поступив на службу императору, и ему позволили эту вольность. Возможно, дело было в том, что в действительности Уцуро не служил никому, кроме себя. А возможно, в том, что даосскому монаху, достигшему бессмертия еще при Тай-цзу, было позволено все. Утром с корабля напротив спустили несколько тонн опиума. Оборо видел, когда проверял караулы Нараку в этом районе. — Вы закончили разговор? — спросил он. — Нет, не думаю, что мы быстро придем к какому-то решению, — ответил Уцуро. Оборо было неинтересно, какие важные вещи обсуждаются в этот раз, все, что ему нужно было знать — кто следующий будет объявлен врагом Поднебесной. Но, видимо, на этой встрече говорили о чем-то другом. Может, о сумме императорского долга, может, о новых таможенных заставах. Но в любом случае Уцуро выглядел скучающим. — Когда вернешься, расскажи мне, как изменился город, — попросил он. — Что? — переспросил Оборо. — Ты же собираешься вечером пойти за территорию порта. — Уцуро смотрел в сторону низких, разваливающихся лачуг на другой стороне бухты. — Собираюсь, — согласился Оборо. Его встреча не была назначена, но он надеялся, что она произойдет. *** Ночной Кантон ничем не отличался от других крупных прибрежных городов на юге Китая. Его освещали только луна и редкие фонари, раскачивающиеся на ветру. Двери и окна домов были плотно закрыты, люди прятались за тонкими стенами от разбойников и злых духов, рыскающих в поисках наживы и крови. Те, кто отваживался выходить, шли в еще более темные и опасные места, подгоняемые жаждой денег, опиума или секса. Оборо бесцельно блуждал по грязным улицам, пока ноги не занесли его в один из прибрежных кварталов. Здесь ноги по щиколотку утопали в грязи, ветер доносил запах рыбы и гниющих водорослей. Но на этой улице жили не рыбаки и не торговцы рыбой, те селились ближе к воде. Оборо осмотрелся. Кажется, здесь не было жилых домов — постройки выглядели выше, надежнее, окна закрыты плотными ставнями. Оборо прошел еще немного вперед, и тут из темноты на него вывалился человек — грязный, заросший. В свете качнувшегося фонаря было видно желтые зубы, грязные, спутанные волосы, пробитые сединой и блуждающий взгляд мутных глаз. От него несло застарелым потом и мочой. Оборо оттолкнул человека к стене, тот отлетел, словно ничего не весил, и свалился на землю мешком костей и тряпья. Мимо прошмыгнул кто-то такой же тощий и вонючий. Сквозь весь этот смрад Оборо только сейчас различил тонкий, едва уловимый на свежем воздухе сладковатый запах — опиум. Где-то рядом была курильня, в которой по полу и над потолком вился голубоватый дым, дающий счастье и забытье, но отнимающий волю и разум. Оборо удивился, что наткнулся на курильщиков только сейчас. Он знал, что едва ли не в каждой семье здесь отыщется человек, одурманивающий себя дымом. Оборо сделал шаг назад, стремясь выбраться из этого района побыстрее. Здесь ему нечего было искать. Это было пристанище живых мертвецов. — Не нравится? — спросил кто-то за его спиной, и Оборо замер, узнав голос. Мукуро стояла, прислонившим плечом к стене и сложив руки на груди. Она загораживала собой единственный фонарь на этой улице, поэтому выражения ее лица Оборо разглядеть не мог. Но голос говорил о ее чувствах лучше взгляда и мимики. Мукуро была в ярости. Она наконец нашла его, когда он почти потерял надежду на их встречу. — Эти люди слабы, они сами выбирают свою судьбу, — ответил Оборо. *** Река плавно несла воды с севера на юг, прорубала себе ход среди холмов и густых лесов. Она текла здесь всегда, еще с тех времен, как Пань-гу сотворил землю. Там, где она поворачивала, обнимая полноводным руслом маленькую долину, берега были песчаные. Мелкий желтый песок был перемешан ногами тысяч людей, живших здесь сотни лет. Он скрипел на зубах, царапал небо. Оборо выплюнул его вместе с кровью. Бамбуковая палка снова опустилась на затылок, потом на плечи. Несколько минут назад было так больно, что он кричал, срывая горло, а сейчас тело отказывалось слушаться. Палка била пустую оболочку, заполненную кровью и поломанными костями. Кисет отца, туго набитый опиумом, за который тот продал старшую сестру, лежал на дне реки, а над ним мерно качались волны. Совсем скоро вода должна была сомкнуться над Оборо. Из-за поворота выскользнула лодка, цветные флажки развивались над ней, как цветы над весенним полем: сиреневый, красный, голубой. Оборо никогда не видел ничего красивее — плоскодонки торговцев, приплывавших в их деревню, были крепкими, надежными посудинами, бравшими большой груз. Лодка же была похожа на летящую по водной глади птицу. Оборо решил, что это Небо послало ее в утешение перед смертью. И умер. *** Мукуро сделала шаг в сторону, и свет выхватил строгую одежду полицейской службы, короткий меч на поясе. Она еще больше выросла с момента их последней встречи, став из сильного, злого и опасного подростка сильной, злой и опасной женщиной. — Что ты делаешь в этом городе? Зачем ты приехал? — спросила она. — У меня здесь дела, — уклончиво ответил Оборо. Мукуро наклонила голову к плечу. Оборо видел, что ее правая рука напряжена — она готова в любой момент схватиться за оружие. Но он был уверен, что сейчас она не повернет меч в его сторону — она слишком заинтересована. Дела Оборо обычно подразумевали чью-то смерть. — Все так же убиваешь по его приказу? — поинтересовалась Мукуро. — Все так же убиваешь по велению сердца? — в тон ей задал вопрос Оборо. — Да, — серьезно кивнула она. — И я тоже, — сказал Оборо. — Но не волнуйся, я не оставлю в Кантоне гору трупов. — Он тоже здесь? — голос Мукуро, и без того холодный, стал ледяным. — Он там, где считает нужным быть, — уклонился от ответа Оборо. Мукуро опустила голову, длинные волосы скрыли ее лицо. Где-то недалеко взвыла собака, хлопнула дверь, послышалась ругань. Но на этом маленьком пятачке улицы спертый воздух казался вязким и тяжелым, как смола. Оборо было что ей сказать, но он чувствовал: Мукуро собирается с мыслями, чтобы поговорить. И он не стал ее торопить. — Ты все еще не хочешь уйти от него? — наконец спросила она. — Нет, — удивленно ответил Оборо. Когда-то давно она уже начинала этот разговор. Но тогда ей было тринадцать или четырнадцать лет. И они встретились первый раз после долгого перерыва. Ее приняли в уважаемую семью, она сменила имя, но не поменяла привычек. В том числе, говорить прямо даже неприятные вещи. — Уйди от него, — продолжала настаивать она. — Он демон, вылезший из нижнего круга ада. — Демонов не существует, Мукуро. — Тогда еще хуже. Ты служишь человеку, который им притворяется. Порыв ветра качнул фонарь, желтый блик отразился в глазах Мукуро. *** Над Оборо раскачивался маленький бумажный фонарик, на его боку была вырезана бабочка, и она горела ярким пламенем, когда наступала ночь. А вокруг фонарика раскачивались листы с заклинаниями, похожие на те, что монахи вешали в храме предков по праздникам. Разноцветные флажки на лодке реяли по ветру, а река медленно несла ее к югу, прочь от деревни, где Оборо когда-то родился и умер. Дни напролет вокруг него курился сладкий дым, смешанный из разных ароматов, и дни напролет прекрасный человек напевал над ним молитвы, перебирая старые деревянные четки. А когда он не молился, то смешивал разные порошки и жидкости, а потом давал их Оборо. Он рассказывал истории о даосских монахах, искавших бессмертия для людей, и о тех, кто нашел его. Оборо смотрел на него и верил, что Небо послало ему этого человека как награду за страдания. *** — Пойдем, — Мукуро резко развернулась и направилась в переулок, из которого несколько минут назад вывалился курильщик. Это был даже не переулок, а тесное пространство между домами. Оно заканчивалось низкой, но крепкой дверью. Мукуро ударила в нее ногой, потом еще раз. Оборо остановился чуть поодаль, заинтересованный ее действиями. Послышалось ругательство, и дверь распахнулась. В проеме появился крепкий мужчина, его голову покрывал серый платок, намокший от пота, на мощную грудь спускалась тонкая косичка. Он наклонился, как бык, готовый к нападению, но Мукуро с неожиданной для ее сложения силой толкнула его в сторону. — Это не проверка, я привела гостя, — сказала она, заходя внутрь. Озадаченному Оборо не оставалось ничего другого, как следовать за ней. Они оказались в помещение, наполовину уходившим под землю. На многоярусных лежаках вповалку валялись люди. Дышать здесь было почти невозможно из-за спертого воздуха, смрада и опиума, прозрачным туманом заполнившего зал. Оборо приложил ладонь к носу, а Мукуро осталась невозмутима. Она спустилась по вырубленным в земле ступеням и пошла между рядами. Никто не обратил на них внимания, люди были заняты грезами, которые навевал им наркотик. Они были счастливы, они улыбались, а кожа на их лицах была похожа на пергамент, и под ней проступали кости черепа. Они держали в истощенных руках длинные трубки и постоянно подкладывали туда опиум — Оборо знал, что одной закладки хватает всего на пару затяжек. К горлу подступила тошнота, голова закружилась, в ушах зазвенело. Он всю свою вторую жизнь старался держаться подальше от курильщиков и вот впервые снова увидел их так близко. — Мукуро, — прохрипел он сквозь ладонь, которой зажимал нос и рот. — Зачем мы здесь? Она вернулась к отставшему на несколько шагов Оборо, потом неожиданно взяла его за одежду и потянула на себя, заставляя наклониться. — Хочу, чтобы ты посмотрел на себя, — шепнула она ему на ухо. Оборо резко выпрямился, глотнул едкого воздуха, но даже не заметил этого. Мукуро смотрела на него, и по ее лицу ничего нельзя было понять. — О чем ты говоришь? — сквозь зубы прошипел Оборо. — Ты выглядишь точно так же со своей ненормальной верностью этому человеку. Ты счастлив, но не видишь, во что превращаешься. Он заменил тебе душу. А что взамен? — Жизнь, госпожа Нобумэ, — сказал Оборо. — Он дал мне жизнь. Мукуро распахнула глаза — первое ее проявление чувств за сегодня — разжала пальцы и отпустила Оборо. — Понятно, — глухо сказала она и отвернулась. *** Они вышли на улицу и молча направились в сторону порта. Мукуро шла немного впереди, и Оборо видел только ее выпрямленную спину и длинные волосы, спускавшиеся почти до пояса. Они миновали кварталы бедноты и вышли к одной из буддийских пагод. Здесь воздуха было больше, и не тянуло нечистотами с грязных улиц. Мукуро задрала голову и посмотрела на темную многоярусную громаду, вырисовывающуюся на фоне ночного неба. Оборо тоже посмотрел наверх. — Сегодняшнюю партию с «Ночной птицы» оставили на складе господина Чу. Завтра и после завтра будет еще отгрузка. Весь опиум поедет внутрь страны, боюсь, что Кантон уже получил свою долю сегодня, — сказал Оборо, когда понял, что им пора прощаться. — Я поняла, — серьезно сказала Мукуро, не повернув головы. Она избегала смотреть на Оборо с того момента, как они вышли из курильни. Оборо знал, что через несколько дней, перед самой отправкой, склады вспыхнут, и от опиума не останется и следа. Это было все, что Мукуро, да и сам Оборо, могли сделать. — Не приезжай больше в Кантон, пожалуйста, — попросила она. Оборо подумал, что лучше бы она напала на него. Получить пару дырок в теле было бы не так больно, как слышать ее слова. Они и так виделись нечасто, только когда Оборо оказывался здесь по делам, да и разговоры их сводились к нескольким фразам. Но ведь он почти в любой момент мог вернуться, и он знал, что Мукуро отыщет его в любых переулках. Теперь ему отказывали в такой возможности. — Иди к нему, — поторопила она его. Оборо не сдвинулся с места. — Ну же! — Мукуро разозлилась по-настоящему. Ее глаза грозно сверкнули, губы сжались в тонкую линию. Она легким движением откинула волосы за спину и встала на изготовку, положив ладонь на рукоять меча. Оборо развел руки, показывая, что безоружен. Если бы Мукуро хотела его убить, это бы не стало для нее помехой, но, похоже, она поняла, что разрубить эту проблему не получится. И отпустила оружие. — Если явишься сюда, я тебя убью, — пообещала она и повернулась к нему спиной. — И я не буду больше тебя ждать. Ты понял? Оборо ничего не ответил. Он смотрел ей вслед, пока она не скрылась в темноте.