Кенпачи может быть только один...

Мягкая добрая улыбка, ласковый взгляд, заботливые руки лучшего медика Сейрейтей — такой её знали и уважали в Готей-13. Будучи одним из сильнейших капитанов, Унохана Рецу почти никогда не участвовала в битвах, появляясь на поле боя лишь тогда, когда требовалась помощь пострадавшим. Многие не понимали, как может быть опасным шинигами с таким мирным шикаем, банкая же никто не видел, да и был ли он? И всё же её боялись, спорить с ней не рискнул бы сам Ямамото Генрюсай. Пожалуй, только он и знал о ней всю правду. Банкай Минадзуки… Он был, и один из капитанов знал его мощь. Временами он незаметно поглядывал на неё. Когда-то его победила женщина, показав к чему стремиться. Зараки не был уверен, что милая и добрая йонбантай тайчо и кровожадная первая Кенпачи — одно и то же лицо. Но надеялся. Выманить бы её на бой, тогда всё и прояснилось бы, только с ней Зараки мог биться на равных, но она на провокации не поведётся. Вот бы точно знать… Такие мысли часто одолевали Зараки по ночам. Так было и сегодня. День был скучным, не с кем подраться, да и малышка Кусаджиши ещё с обеда убежала на своё бабье сборище. К ночи она так и не вернулась в расположение 11 отряда, наверняка осталась ночевать у кого-то из из своих, а может и к Кучики пошла. Но Зараки за неё не беспокоился - никто в Сейрейтей не посмеет её обидеть. Когда легко прошуршали сёдзи, Зараки даже не обернулся, только буркнул вернувшейся малышке-гулёне: — Иди спать, Ячиру, — надо будет ей завтра сказать, чтоб не бродила одна до темноты, вдруг заблудится, ищи её потом. Секунда тишины в ответ, мгновенное осознание того, что ночной гость не является его лейтенантом, и рука привычно схватила лежавший рядом с футоном меч. Оглядев освещённый мягким лунным светом силуэт, он узнал гостью и, не опуская оружия, настороженно стал ждать, что она скажет или сделает. Женщина молча задвинула сёдзи, неслышно, будто призрак, подошла и опустилась на футон, коснувшись коленом бедра Зараки. Мужчина смотрел на стройную фигурку: без форменных тряпок и просторного хаори, одетая только в лёгкое юката, она казалась обманчиво хрупкой и соблазнительной. В тишине Зараки наблюдал, как она медленно протянула руку, касаясь пальцами его плеча, ниже по руке, к запястью, взяла из его руки меч и положила его рядом с футоном. Он не нужен сейчас Зараки, ведь она пришла не воевать. Сейчас всем своим видом она пробуждала в Зараки совсем иное желание. Её рука коснулась его лба, тонкие пальцы скользнули по виску к изрезанной шрамами щеке, огладили мощную шею. Тёплые мягкие руки замерли на его груди, прислушиваясь к ударам его сердца и будто не решаясь двинуться дальше. Зараки понял, что она не боится и не стесняется, она просто не торопится. Женщина склонилась и невесомо коснулась его сухих обветренных губ своими, вызывая у мужчины неведанные ранее ощущения. Прежде Зараки ни с кем не целовался: шлюхи в Руконгае не целовались, а других женщин у него не было. Не было той, которую хотелось бы ласкать и любить, а не трахать. Не было — до сегодняшней ночи. Зараки несильно сжал ее запястья и притянул к себе, углубляя поцелуй, пробуя на вкус ее губы, млея от ее легких прикосновений. Его переполняло ощущение нереальности происходящего, женщина в его объятиях казалась ему фарфорово-хрупкой, сном, волшебным видением:   — Рецу, — хриплым шепотом нарушил он тишину комнаты и почти в тот же миг ощутил вкус железа во рту — она укусила его. Боль в губе отрезвила Зараки, видение рассеялось и теперь он видел перед собой именно ту, которую он так хотел победить. Вот прямо сейчас он и начнет. От улыбки Зараки, больше похожей на оскал дикого зверя, бросило бы в дрожь кого угодно, но только не ее. Пробивающийся в окно лунный свет озарил ответную улыбку женщины, делая ее совершенно демонической. Это и послужило сигналом:   — Ячиру! — зарычал Зараки и, не утруждая себя развязыванием ее пояса, разорвал его. Не осторожничая больше, он сорвал с ее плеч тонкое юката, обнажая желанное тело. Грубые мозолистые руки мужчины крепче стиснули плечи любовницы, и он перекатился, прижимая ее к футону своим телом, целуя жестко, врываясь в ее рот своим языком, кусая нежные губы и получая не менее дерзкие поцелуи в ответ, ощущая, как она царапает его спину острыми ноготками. Он сжимал полные груди и белые бедра так, что потом наверняка останутся синяки, но ей нравилась его грубость и его сила — он видел это. Она не визжала, как девки в борделе, только дыхание ее стало прерывистым и тяжелым. Зараки помнил, как темнели ее синие глаза в битве и был уверен, что будь тут немного светлее, он увидел бы, как сапфировая радужка чернеет, превращая глаза в омуты, в которых хочется тонуть. Зараки не понял, кто из них и в какой момент расплел косу Ячиру, но теперь ее волосы были свободно разбросаны по подушке, а сам он почти отчаянно целовал широкий шрам на ее груди. Кто из них победил в этом поединке страсти, Зараки так и не понял. Унохана Ячиру в постели была столь же напориста и беспощадна, как и на поле боя, давила на партнера мощью своей реацу, не опасаясь за его жизнь, да и Зараки впервые за многие столетия смог отпустить себя. Эта ночь навсегда останется в памяти Зараки. А еще до конца своих дней он будет помнить события следующего дня. Будто и не было этой бешеной ночи, не было прошедших столетий. Будто он снова безымянный парнишка-оборванец из Руконгая, а она — грозная Кенпачи. Она пришла утром в расположение одиннадцатого отряда и бросила ему вызов, а он принял его, ни секунды не сомневаясь, не имея сил и желания отказывать в таком удовольствии ни себе, ни ей. Радость от сражения с равным противником, удовольствие от битвы… Так Зараки еще не ошибался. Он сотни лет ждал этого боя, но его не запомнил. Собственные атаки, ее удары, исцеление ран и снова схватка — всё это слилось воедино и смешалось в сознании Зараки в кроваво-стальной водоворот и позже стерлось из памяти, оставив только самый конец… Совсем не этого хотел Зараки, но, как бы то ни было, он сейчас стоит на коленях среди хаоса разрушенных ими стен, а на его руках лежит Унохана Ячиру. Растрепанные, слипшиеся от крови, черные волосы стелятся по земле, белое хаори разорвано и залито кровью, и на губах, что он вчера с таким упоением целовал, кровь.   — Ячиру — он легко похлопывает ее по исцарапанной щеке, в хриплом голосе слышно отчаяние. — Ячиру исцели себя, ты же можешь! Твой занпакто может! Она открыла глаза и было видно, что это далось ей с трудом, однако взгляд синих глаз был на удивление ясным. Разбитые губы едва шевельнулись, из груди вырвался последний вздох и почти неслышное:   — Прощай, — единственное слово… Для единственного шинигами в мире. Одно слово. Всё так просто. Именно так, смертельно раненый достойным противником, хотел бы уйти сам Зараки. Именно так уходила сейчас она. Одно лишь слово и глаза первой Кенпачи закрылись навсегда. Ничего не поделаешь, Кенпачи должен быть только один.