Братья по разуму

Лючик был счастлив. Каникулы. Лето. Редстон. Томас. А еще уйма мороженого, новые книжки («Черный рыцарь», ага), театр, университет, воскресный парк аттракционов, куда Томас купил всем полные билеты на весь день… А сегодня повезло особенно. Мама, впервые за несколько лет приехав в город больше чем на полдня, решила во что бы то ни стало дать детям как можно больше культуры в виде всевозможных музеев и театров, купить массу ну прям о-о-очень нужных вещей и заказать всей семье ПРИЛИЧНЫЕ костюмы в ПРИЛИЧНОМ ателье. Прощайте, Любимый свитер и Линялые штаны № 2 (штаны № 1 уже пали смертью храбрых, вечная им память). Так что сегодня с утра пораньше все семейство было выведено на прогулку по магазинам. Исключая, конечно, Томаса, спешившего на работу («Нет-нет. Опаздывать или тем более пропускать никак нельзя! У меня же напарник белый, он может очень, очень расстроиться!») и Джо, которого вчера пригласил старый друг и коллега обсудить последние новости науки и перспективы защиты докторской диссертации («Нет-нет, дорогая. Это прискорбное совпадение, что именно сегодня! Не могу же я не передать научному сообществу свой уникальный опыт воспитания идеального черного мага!»). Магазины - это ужасно неинтересно, но Лючику повезло. Услышав мамины планы и поняв, что вежливо открутиться не получится («А невежливо с мамой нельзя! Лючик, ты все понял? Молодец. Хороший у меня братик»), он честно, от всей души, как учила тетушка Хильдра попросил удачи у святого Киарана (история, о том как Киаран в восемь лет ушел из дома вместе со своей обожаемой коровой на поиски приключений, была одной из самых его любимых), как учили соседские мальчишки целых семь раз, сплевывая через левое плечо, повторил «удача, удача, обернись лицом, одарю кольцом», и не наступил ни на одну трещинку в мостовой, аккуратно перепрыгивая через них (хотя в последнем методе, предложенном сестрой, он несколько сомневался). Однако, то ли плевки сработали, то ли прыжки, то ли Киаран взглянул благосклонно, но уже во втором магазине поджидала удача. Из-за стеллажей и полок, заполненных шляпами, перчатками, носками и отвратительными (Накрахмаленными! УЖАС!!!) белыми рубашками с жесткими воротничками и кучей мелких скользких пуговичек, с радостным возгласом «Милли, дорогая, я так рада тебя видеть!», к ним бросилась какая-то нарядная дама с четырьмя такими же нарядными дочками. Мама, как ни странно, обрадовалась. «Дорогая Салли» («Не называй меня тетей, дорогой, я же еще не так стара!!!») оказалась её школьной подругой, довольно милой (ни разу не попыталась погладить по голове, назвать котеночком или пошутить насчет белых) и очень общительной. Миллисент не успела опомниться, как оказалась приглашена в кафе, выставку кукол, выступление «совершенно незабываемого» скрипача, распродажу новых сортов цветов и в гости на обед, «а вечером мы как раз успеем забрать новые платья! Уверена, их уже успеют подогнать по фигуре!» Миллисент было заколебалась, но тут Лючик, поняв, что удача близка как никогда, начал убеждать маму, что никак нельзя упускать такой шанс, девочки точно подружатся, а уже купленные вещи он отвезет домой, чтобы не мешали. Сам. Да-да, он уже большой, адрес точно помнит, кэб довезет точно до дома, а там скоро придет папа. Точно-точно. Джо же сам сказал, что постарается вернуться пораньше. И вообще, не опасней же эта двадцатиминутная поездка на кэбе шестимильной поездки в одиночку на почту на Томасовом велосипеде? Лючик уже второе лето на зависть всем соседским мальчишкам разъезжал на стареньком, но украшенным кучей разных штучек, велике старшего брата (надеясь скоро пересесть на мопед), и считал себя вполне взрослым и закаленным путешественником. В итоге мама сдалась и согласилась на компромисс (ага, полчаса уговоров и все в порядке). Кэбмена попросили заехать к дому, где жили Тамирони, прежде чем мама с подругой поедут дальше. Лючик пообещал вести себя идеально, идти прямо домой, покушать самому, проследить, чтобы папа поел, не высовываться из окна, не подбирать кошек, собак, сбежавших из зоопарка зебр и прочих тва… милых зверушек, даже если они будут сидеть прямо у дверей и горько рыдать от нехватки пирожков в организме, и ни в коем случае, ни за что не разговаривать с незнакомыми людьми. Безропотно дав причесать себя, он собрал все шесть пакетов, каким-то чудом не уронив ни один из них, и безмерно довольный побежал во двор, а не менее довольные Эмма и госпожа Салли со своими дочками подхватили Миллисент и бодро двинулись навстречу своим грандиозным планам. *** Лючик честно занес домой покупки, быстро поел, сунул в карман подаренный братом складной краухардский нож, с кучей лезвий и всяких штучек, деньги, карту Редстона, пару горстей сухарей, а заодно убедился, что папа не вернулся. Как он понял по вчерашнему (совсем случайно!) услышанному разговору по телефону, впечатленный планами любимой жены Джонатан собирался вернуться домой только к ночи, так что можно было наслаждаться полной свободой до самого вечера. Еще в кебе Лючик решил использовать столь неожиданно свалившееся на него свободное время с толком. Редстон — город немаленький, но самым интересным местом казался старый квартал, занятый в настоящее время НЗАМИПС. Даже если не вспоминать о том, что часть зданий в нем была построена еще при инквизиции (и для её нужд), там работал (по крайней мере, иногда) Томас, командовал всеми его безмерно крутой и ужасно строгий учитель Сатал (в Краухарде до сих пор звание личного ученика считалось крайне престижным, тем более если учитель — сам Координатор Северо-Запада!), и по ночам выли по подвалам и чердакам призраки всех невинно (ну или справедливо, кто их там разберет) убиенных там за последние двести лет (о чем даже печатали статьи в «Загадках и тайнах Ингерники»). Зимой в Михандрове Томас много рассказывал о своих удивительных приключениях («Только это наша тайна! Мама очень чувствительная, Джо вообще эмпат, ты же знаешь, как их легко испугать и расстроить. А мы настоящие герои и должны их беречь!»). И Лючик дал себе слово как-нибудь выбраться и посмотреть самому на это замечательное место, где уже столько лет работают героические маги, спасающие этот мир от ужасных нежитей, сумасшедших волшебников и злых ученых. Ну и поискать привидения. Интересно же. Родителям он об этом скромном желании не говорил, полагая, что они могут не оценить идею. Или что еще хуже, повести его к каким-нибудь папиным друзьям, способным часами рассуждать о чем-то крайне научном, но, к сожалению, совершенно не интересующимся нежитями, инквизиторами и призраками. Конечно, он обещал маме не разговаривать с незнакомыми людьми и не собирался нарушать обещание. Разве могут быть незнакомыми те люди, о которых столько рассказывал любимый старший брат? И уходить далеко он тоже не собирался. До площади на пересечении улицы Сожженных магистров, по которой шел трамвай, и Парк-роуд, где находился главный офис НЗАМИПС, было всего три километра. Лючик точно измерил по карте. Это было даже ближе чем речка, купаться на которую он все лето ежедневно бегал с приятелями. *** Джеймс и Вильям Саталы злились. Делали это они, как и многое другое, дружно, из-за чего получалось особенно убедительно. Даже дорогая старшая сестра старалась держаться подальше и не пыталась учить уму-разуму. День начался однозначно неудачно. Во-первых, вот уже два дня отец не возвращался домой, позвонив вечером, что на него свалилась очередная неурочная работа и пока он не выбье… кхм, то есть не вытянет из пойманного сектанта, где их «просветленный» собирался устроить очередной Шорохов ритуал и не накроет всю шайку, домой ему дорога закрыта. Во-вторых, матушка сразу с утра пригласила мисс Валентину, и пришлось целых полтора часа играть на фортепьяно. Боже, ну что интересного в этом находят взрослые! Просто бьешь по клавишам, ни о чем не думая. В чем смысл? Близнецы этого определенно не понимали. Вот, например, алхимия — намного интереснее, чем музыка. Недавно Джеймс и Вильям начали ходить в кружок «Юный алхимик» и уже провели свой первый настоящий эксперимент в настоящей лаборатории. Со взрывом! Они бы и сегодня туда пошли, но нет. Мама заставила их еще сидеть и пить чай с наставницей. Чинно положив руки на колени и улыбаясь. И полностью соблюдая все правила этикета. Хоть мама и сказала, что займет это всего двадцать минут, но убиться же проще, чем просидеть столько времени на жестком стуле, давясь мерзким травяным чаем и пытаясь вспомнить все эти дурацкие правила (и как сварить подходящий яд). И все это в законные-то каникулы! А попытайся они сбежать или отказаться, пришлось бы целый год слушать насмешки сестры, с удовольствием рассказывающей всем, как они испугались выступать на концерте в честь начала учебного года, ну или опозорили свое имя безобразной игрой. За свои почти девять лет жизни братья успели усвоить, что раз им повезло (ДА—ДА!) родиться сыновьями самого крутого черного мага и самого молодого Координатора Северо-Запада, они ДОЛЖНЫ СООТВЕТСТВОВАТЬ. Ибо это белые могут ныть, жаловаться и проигрывать, а черные — не сдаются и побеждают! И могут ВСЕ! Даже если это "все" включает в себя музыку, каштадарскую борьбу, рисование, кучу языков, основы этикета, верховую езду, основы алхимии, танцы и шахматы. Отец будет ими гордиться! И всякие там дети его знакомых и коллег близнецов не переплюнут! Вот еще! Да ни за что! А в довершение всего после с трудом выдержанного чая мама напомнила, что они должны сегодня побывать у мистера Лэмпкина, детского эмпата, чтобы обсудить с ним наиболее подходящие школы. Хотя обсуждать собирались в основном Розалин (братьям до перехода в основную школу надо было учиться целый два года), матушка решила, что мальчикам тоже будет полезно написать тесты и заодно пройти плановое ежегодное тестирование, обязательное для всех детей с открывшимся даром. Это особенно раздражало Джеймса и Вильяма. Они точно знали, что с головой у них полный порядок, а характер (при такой стер… кхм, очаровательной сестре!) так прямо-таки ангельский, и необходимость доказывать это кому-то просто убивала. *** До нужной улицы Лючик доехал без приключений, на трамвае. День был будний, полдень только что миновал, и трамвай был почти пустой. Вот чем хорош большой город — никого не заинтересовало, куда едет мальчишка и почему он один. Толстый кондуктор дремал на переднем сидении, просыпаясь только затем, чтобы объявить остановку или продать билет. Нужную остановку белый все-таки пропустил, увлёкшись разглядыванием старинных домов с окнами всех видов и размеров, балкончиками, резными дверями и пёстрыми вывесками. Стояло лето, и Старый город щеголял чистыми мостовыми, из подоконных ящиков свисали цветочные бороды, хмель и дикий виноград увивали стены, а крыши поблёскивали бордовой, синей и темно-серой черепицей. Очнулся Лючик лишь тогда, когда трамвай завернул на узенькую улочку с высокими домами и кондуктор сонным голосом пробасил: — Старохрамовая улица. Следующая остановка — Городской Оперный Театр. Быстро выскочив из трамвая, Люч достал карту, и сверившись, с облегчением убедился что уехал он не очень далеко. НЗАМИПС занимал целый квартал, и эта улица как раз огибала его с севера. Правда, до главного входа надо было свернуть за угол и пройти назад достаточно далеко, причём по залитой полуденной жарой улице. Идти по солнцепёку не очень хотелось, и идея поискать вход поближе (не могут же столько зданий не иметь ни одной незапертой двери?) казалась весьма правильной. Старохрамовая улица, на которой стоял Лючик, была застроена давным-давно, еще в те времена, когда нынешний Старый город был Новым. На одной её стороне, сейчас ярко освещённой, стояли какие-то высокие каменные здания, без цветов, со скучными темными дверями, узкими окнами и латунными табличками с непонятными аббревиатурами. Ближе к углу стоял небольшой приземистый храм, покрытый белоснежной штукатуркой, с небольшими, похожими на бойницы окнами, и алыми эмалевыми эмблемами святой инквизиции над огромными коваными дверями. Вокруг стен пышно разрослись кусты шиповника шкуродёрного, любимого растения белых магов-сторожевиков, печально известного своими двухсантиметровыми шипами, легко протыкающими кожу через любую одежду (и ещё легче оставляющими в них отравленный кончик), а также исключительно густыми и высокими зарослями, усеянными крупными алыми цветами, испускающими столь дурманящий запах, что неосторожный воришка легко мог потерять на несколько минут сознание, вдохнув его слишком глубоко. Окруженный невысокой кирпичной стеной, храм казался маленькой крепостью, перенесенной сюда из прошлого. Теневую сторону, на которой сейчас стоял Лючик, образовывали четырех- и пятиэтажные здания, смыкающиеся плотно в единый длинный дом, выглядящий мрачно и неприветливо. Известный Лючу по открыткам, присылаемым Томасом домой, и школьному альбому «Достопримечательности Финкауна, Редстона и Эккверха.» парадный фасад НЗАМИПС был величествен, наряден и украшен колоннами. Задняя часть надзоровского квартала тоже казалась полной мощи, но иначе, более давяще. Строения, лишенные всяких изысков, были сложены из какого-то темно-серого камня, и несмотря на довольно большие окна, выглядели довольно угрюмыми. Решетки на всех окнах и тяжелые окованные двери, способные выдержать удар тарана, напоминали о старых добрых временах, полных городских бунтов, мятежных магов и частых переворотов. Легкий неприятный запашок, навевающий мысли то ли о сдохшей где-то кошке, то ли о близости алхимической лаборатории, впечатление от здания тоже не улучшал. Лючик совсем было засомневался, с какой двери лучше начать, но удача опять обернулась к нему своей ускользающей улыбкой. Буквально в в двадцати метрах от него с негромким скрипом открылась дверь. Из нее вышел парень в форме надзоровца и бодрым шагом дойдя до перекрестка, нырнул в полуподвальную кафешку на противоположной стороне. Сочтя это прямым указанием святого Киарана, Лючик решился и подбежав к двери, дернул. Дверь открылась, и белый шагнул в темный прохладный коридор. *** Поездка в кебе, надежном, устойчивом и способном, вероятно, выдержать случайное падение слона без особого вреда для себя, не вызвала у близнецов ни капли восторга. При одной мысли об отцовском автомобиле, способном развивать скорость в целых шестьдесят миль в час, мерное колыхание рыдвана казалось особенно тошнотворным. Джеймс уверял, что сие средство передвижения — точная копия кареты для перевозки осужденных на казнь, Вильям же спорил, что такая поездка вполне способна заменить саму казнь, тем более по жуткой жаре и пылюге. Розалин, ехидно улыбаясь, чисто случайно, разумеется, пинала лодыжки братьев острым носком новой туфельки, и уточняла, что не возражала бы против казни кое-кого, стащившего её новый набор карандашей, и подсунувшего в сумочку дохлую мышь. (К радости Розалин, сумочка принадлежала не ей, а её далеко не самой любимой однокласснице, с которой они накануне на пару дней поменялись сумочками. Иначе, устраивая ответную месть братьям, она бы не ограничилась бы, напоминанием маме про репетицию и уговорами взять братьев с собой на тестирование к эмпату. Вместо алхимического кружка, разумеется). В вестибюле узнавший семью координатора дежурный сообщил, что Эдан Сатал еще ночью уехал в Гердану, чтобы возглавить какую-то секретную операцию. Матушка, печально вздохнув, повела свой цирк свою гордость и надежду в новый, недавно построенный корпус к мистеру Лэмпкину. Невысокий, кругленький как шарик и всегда жизнерадостно улыбающийся мистер Лэмпкин был хорошо знаком детям. С самого переезда в Редстон он консультировал их, проводил обязательные занятия по адаптации, когда у них стал просыпаться дар, и изредка приходил в школу для разруливания некоторых щекотливых ситуаций (школьная администрация почему-то предпочитала общаться с курирующими черных детей эмпатами, нежели с их родителями-магами). Его кабинет, полный всяких книжек, карточек с картинками, детских игрушек и странных фигурок, был знаком близнецам не хуже, чем кабинет школьного директора, тем более что посещение одного неизменно заканчивалось посещением второго (мама очень ответственно относилась к необходимости воспитать в сыновьях ответственность, а отец, к маминому сожалению и их радости, частенько в это время был в отъезде из-за работы). Однако сегодня мистер Лэмпкин был не один. Радостно улыбаясь, он вскочил и, многословно поприветствовав всех, представил худенького белого юношу, тихого и почти незаметного за шумным пухленьким эмпатом, как своего нового коллегу, мистера Йоргена, «с которым, без сомнения они все замечательно сработаются». Младшие Саталы скептически и недоверчиво осмотрели «подающего большие надежды» молодого куратора, тот ответил им несколько неуверенной широкой улыбкой, предписанной инструкциями, и выразил надежду, что они хорошо поладят. Кругленький эмпат жизнерадостно поддержал нового коллегу, заверив, что общаться с такими замечательные молодыми людьми, как мастер Вильям и мастер Джеймс, всегда доставляло ему огромное удовольствие. Передав мистеру Йоргену опросные листы, белый посоветовал расположиться в соседнем кабинете, где гораздо, гораздо комфортнее, и мило улыбаясь, пригласил Розалин выбирать себе удобное кресло и готовиться к тесту. Недовольные близнецы в сопровождении некачественной, с их точки зрения, замены, отправились подтверждать свою адекватность и гениальность. Как братья и ожидали, собеседование прошло легко и без сложностей. Мистер Йорген только удивлялся четкости и быстроте, с которой братья отвечали на вопросы. Правда, его немного смущало то, что большинство ответов были типичны скорее для белых, но он счел это удивительно успешным результатом применения мистером Лэмпкином недавно придуманной им новой методики по улучшению социализации черных детей. (Близнецы, стащившие при прошлом посещении эмпата несколько методичек и старательно вызубрившие их от корки до корки, считали это удивительно успешным результатом применения недавно придуманной ими новой методики по борьбе с эмпатами). Однако, когда дело дошло до письменных заданий, тестирование стало затягиваться. Выполняя дурацкие задания, призванные открыть все тайны черного подсознания, то есть рисуя домики с деревьями (слегка смахивающие на замок упыря посреди кладбища), счастливую семью (на фоне чего-то, сильно похожего на горящий город, хотя Вильям уверял, что это рассвет над Редстоном), чудовищ (подозрительно схожих с Розалин, мисс Валентиной, папиным коллегой по прозвищу Паровоз и самим мистером Йоргеном), и прочее в том же духе, братья, заскучав, начали тихо и увлеченно изводить нового эмпата. Делали они это с большим умением (спасибо родной школе за бесценный опыт!) и энтузиазмом. Для затравки Джеймс начал как бы в задумчивости постукивать ногой по ножке стола и тихо, но неприятно шуршать листком по столу, а Вильям стал раскачиваться на стуле и прищелкивать пальцами, каждую пару минут уточняя что-либо по тесту, например, каким карандашом лучше его заполнять. А какого размера должен быть рисунок? А домик рисовать подробно или не очень? А каким карандашом лучше? Через некоторое время, когда по расчетам братьев, мистер Йорген должен был уже привыкнуть к жуткому поскрипыванию стула и стуку под столом, они, не сговариваясь, поменяли тактику, и теперь раскачивался и спрашивал Джеймс, а Вильям мерно постукивал карандашом по столу. Потом поменялись еще раз. И еще. После проведенного таким интересным образом часа (и применения юными Саталами больш-о-ого количества способов отвлекать наставника), мистер Йорген с трудом удерживался в рамках предписанных инструкций. Когда же братья, наконец сдав все листки, тихим голосом и скромно опустив глаза, спросили, нельзя ли им выйти в туалет, пока уважаемый куратор проверяет их тесты, это же совсем рядом, замороченный белый только кивнул головой. *** — Чем займемся? — деловито спросил Вильям младшего (на пятнадцать минут, но все же!) брата. — В алхимическую лабораторию за реактивами сбегаем или попробуем дымовые шашки спереть? А то скоро уже учебный год начинается, а мы еще не готовы. Пара баночек несмываемой краски — для выражения своего мнения, пакетик с дохлыми тараканами — для столовой, десяток бутылочек валерьянки — для обливания учительских столов на радость школьным кошкам, прикормленные в садике рядом со школой мыши — для привнесения разнообразия в жизнь одноклассниц, и несколько интересных инструкций о том, что можно сделать, имея на руках кое-какие простые вещества, конечно, не могли считаться достаточным запасом для встречи нового года во всеоружии. — За реактивами и шашками в следующий раз пойдем, а то завтра генеральная уборка будет, нормально  ничего не спрячешь. Пошли лучше в виварий, на зомби посмотрим. А то опять, как в прошлый раз с дохлым гулем, не успеем и его куда—нибудь отправят. — Зомби — это мысль. Виварий — это там, в самом старом корпусе? Откуда мы ту зеленую крысу для классной в прошлом году притащили? — Ага, рядом с моргом. — Тогда ходу, пока нас никто не заметил. *** Вильям крался по коридорам тихо и быстро, сосредоточенно отслеживая, не покажется ли кто-то в коридоре. Убедившись, что удалось удрать незамеченными, он резко свернул на черную лестницу, спрятавшуюся за неприметной дверью в небольшом боковом коридорчике, заканчивающимся тупичком и практически врезался со всего размаха в кого-то, идущего навстречу. Сзади в спину влетел не успевший затормозить Джеймс, и от этого все трое, не удержавшись на ногах, рухнули на ступеньки, к счастью, не свалившись дальше вниз. К удивлению братьев оказалось, что они столкнулись не с полицейским, куратором или надзоровцем (что было бы печально, но вполне ожидаемо), а с неизвестным белым пацаном, на взгляд ровесником, в светлой рубашке с коротким рукавом и отглаженных брюках, причем рядом не было никого из взрослых. Однако ни шарахаться в сторону, ни визжать, ни тем более реветь от столь неожиданной встречи с ужасными черными парень не спешил, что несколько примирило близнецов со столь неожиданной встречей. Особенно при мысли, сколько времени и нервов пришлось бы потратить в обратном случае, доказывая всем, что они хоть и черные по жизни, но вот прямо сейчас были белыми, пушистыми и вообще ни при чем. Явно светила возможность разойтись без проблем, а то и как-нибудь задурить белому голову, чтобы в нее не пришла светлая мысль рассказать кому-нибудь о том, что он их видел. — Ты кто? — недовольно поинтересовался Вильям, — И чего здесь делаешь? Тут посторонним ходить нельзя! — А вам? — заинтересовался непонятный пацан. — А нам можно! Мы свои! У нас тут папа — самый главный и всеми командует! — Понятно. И я тоже свой, у меня брат тут. А ваш папа — кто? Начальник полиции или начальник НЗАМИПС? — Обломайся! Круче! Про Координатора Северо-Запада слышал? — Самого Эдана Сатала, великого и ужасного? — поддержал брата Джеймс. Вопреки ожиданиям, белого это не особенно впечатлило. Правда, на лице отразились напряжённые размышления. Вильям и Джеймс, ехидно переглядываясь, с интересом стали ждать, чем же они закончатся. Вильям ожидал дурацких восторгов и вопросов, Джеймс — что парень все-таки испугается, и хорошо бы не до обморока. Зато когда новый знакомый озвучил свои мысли, в обморок чуть не упали сами близнецы. — Значит, вы мои почти братья! — радостно сообщил он. — Это здорово! Я всегда мечтал иметь много братьев. А то у меня кроме Томаса только сестра, но она мелкая и девчонка. А Томас уже взрослый, совсем, и дома бывает редко. И у него работа, и университет, и друзья, и… — Стой-стой! — затряс головой более устойчивый Вильям. — Не отвлекайся. Какие мы тебе ещё братья? Ты ж белый? — Ага, и мы бы знали, если б у нас ещё брат был. Хотя бы двоюродный. — поддакнул Джеймс. — Так я ж и говорю, — затараторил белый. — У меня старший брат есть, Томас, Томас Тангор. Он у Эдана Сатала — личный ученик. Единственный! А у нас в Краухарде личный ученик — это как приёмный сын. Ну, сын по разуму. Все так говорят. А вам координатор Сатал — отец. Значит, мы — практически братья. Здорово, верно? — Братья по разуму? — офигевшие близнецы попытались осознать всю глубину и красоту такой концепции. — То есть ты брат того самого некроманта из Краухарда? — уточнил Вильям.— Зашибись, а я думал, что некроманты только черными бывают... — Почему некроманта? — хором удивились белый и Джеймс. — Джейми, ты чем в прошлые выходные слушал? Отец же почти весь вечер ру… рассказывал про него. Говорил, что хорошо, мол, такие гад… э, гениальные некроманты даже в Краухарде редкость. — Мой брат не некромант, — обиделся белый. — Он черный, алхимик и герой. Томас не делает чудовищ, он спасает от них! — Некромант-некромант. Да ты чего, это ж реально круто. Вон, чистильщиков почти целая сотня на округ, а некромант — только один. У него даже зомби есть! — Врёшь! — Не вру! — Не врёт он, про зомби тут все слышали. Его в здешнем виварии держат, мы как раз посмотреть на него хотели. — Слабо с нами? Лючик как раз хотел спросить, не опасно ли это, но после такого вопроса от черных ответ мог быть только один, это он знал ещё по Краухарду. — Ха, ни капли! А со мной в подвал с призраками? — Обижаешь! — синхронно фыркнули близнецы. — Тогда пошли! — скомандовал Джеймс, поднимаясь. — Да, а звать-то тебя как, «братец»? — Лючик! — радостно отозвался белый. — Лючиано Тамирони. — Ага. А мы — Джеймс и Вильям. Саталы. *** Лючик уверенно шел за неожиданными знакомыми. Конечно, белый знал, что большинство его друзей из Михандрова побоялись бы даже разговаривать, не то что идти со впервые встреченными черными на поиски зомби. Однако для него, все детство проведшего, бегая хвостиком за братом-черным и его друзьями (белых среди них почему-то не было), да еще и в Краухарде, такое положение дел казалось нормальным. К тому же папа очень часто говорил, что между черными и белыми различия гораздо меньше, чем многим кажется («НО ОН ЖЕ БЕЛЫЙ!!!» — закатывал глаза Томас). Тетушка Хильда рассказывала, что когда Лючик только родился, Томас сразу заявил, что не может доверить такое важное дело, как воспитание брата какому-то там белому и сдержал слово. Как только малыш начал ходить, брат стал учить его всему, что считал нужным. Так что теперь Люч прекрасно умел плавать через реку наперегонки, ориентироваться в лесу и по карте, кататься на велосипеде, распознавать нежитей, ловить рыбу, лазать за дикими яблоками, давать сдачи («Понимаешь, у черных это просто такой способ спора. Тактильный.») и даже стрелять из рогатки (сухим шиповником по наглому соколу, повадившемуся таскать цыплят). Отец только вздыхал, глядя на растрепанного сына, с дикими воплями играющего с черными друзьями в «инквизитора и некромантов». А мама снова и снова ругала Лючика за порванную одежду, просила отца сделать амулет от грязи, и приводила в пример Эмми. Лючику было очень стыдно, но при следующей игре рубашка снова рвалась и пачкалась, а амулет терялся. Просто магия какая-то… Вначале от неприятностей его спасал старший брат (и убедительные беседы прочих родителей со своими чадами, что будет, если они обидят мелкого белого). Затем все постепенно привыкли к тому, что сын учителя - белый, тем более что ни ябедой, ни занудой Лючик не был, да и на лидерство (что среди черных немаловажно) не претендовал. Пару же лет назад произошел известный всей долине случай со змеей, после которого его окончательно зауважали. Как-то на веранду к тетушке Деборе Хендри, у которой семья Тамирони покупала молоко, заползла совершенно незваная гадюка. Тетушка, крайне не одобрявшая такую невоспитанность, еще только прикидывала, как лучше дотянуться до палки, чтобы прибить зловредную тварь, когда пришедший за молоком белый, взял змею голыми руками и засунул её в бидон. Объяснив всем, что бедное животное просто переволновалось, Лючик спокойно отнес змею в лес и вытряхнул на склон ручья. Гадюка, неразборчиво ругаясь по-змеиному, быстро уползла под корни разросшихся по берегу кустов, подальше от всех этих сумасшедших белых, черных и полосатых магов, а деревенские пацаны, наблюдавшие за представлением (интересно ведь, укусит или нет) с некоторого отдаления, признали, что и белый тоже может быть вполне ничего. Теперь же, идя за черными братьями, Лючику казалось, что он опять вернулся в Краухард. Близнецы, найдя благодарного слушателя, рассказывали ему о своей крутости, а также обо всем, мимо чего они проходили, не умолкая ни на минуту. Оказалось, что запертая дверь на первом этаже, была черной дверью местного морга. По словам Джеймса, там хранились только нехорошие покойники — убитые, утопленники, самоубийцы и заеденные нежитью, и братья даже были там пару раз (о том, что туда их приводил отец, после того как во время поездки за город близнецы удрали в лес и чуть не попались Хищному Эху, Джеймс упомянуть, к сожалению, забыл). Почти весь второй этаж занимали разнообразные архивы — полиции, алхимического надзора, НЗАМИПС, землемерной управы, бюро находок, пожарной службы, налоговой инспекции и прочих, весьма многочисленных контор. На этот этаж братья заходить не стали, объяснив, что там всегда слишком много народу, да и ничего интересного нет (и шуток никто не понимает). За дверью, ведущей на третий этаж, на котором располагались склады амуниции, оружия и оборудования, кто-то скандалил, и пришлось подниматься до самого верхнего, где были учебные комнаты для курсантов и стажеров, но вот прямо сейчас (какая жалость!) все куда-то уехали. Длинный, на полсотни шагов, коридор закончился маленькой, на восемь ступенек, лесенкой, ведущей вниз, в новый коридор, а тот — новой лестницей, теперь уже вполне обычной. Со слов Вильяма, вначале эти дома принадлежали каким-то дворянам, но после их казни за участие в мятеже, тогдашний король пожертвовал пол-улицы святым отцам в благодарность (те вообще-то заговор раскрыли чисто случайно, поскольку один из заговорщиков еще и недозволенной магией увлекался, но отказываться от подарка не стали). Вот инквизиторы-то и соединили здания в одно, по—простому прорубив соприкасающиеся стены. А поскольку они не учли, что этажи в этих домах находятся на разной высоте, теперь у НЗАМИПС имелся полуторный этаж, второй-с-половиной этаж, этаж три-и-две-трети, и этаж без-четверти-пять. Как раз на полуторном этаже (выше соседнего первого как раз на пол-этажа) и располагался виварий. Дверь в него оказалась тоже заперта (как сказал Джеймс, они пришли очень удачно — как раз все ушли на обед), но извлеченный Вильямом из кармана мятый и потертый латунный ключик («Папа говорил, что он универсальный. Хорошо, что он его в столе забыл, правда?») оказался практически волшебным, и замок, слегка поупиравшись, дал себя открыть. За дверью оказался обычный коридор, крашеный в темно-зеленый цвет, освещенный новомодным электричеством и заполненный густым звериным запахом. Скромные темные двери, из-за которых доносились разнообразные писки, чириканье, взлаивания, взвизгивания, мяуканье, топотки и шебуршания, украшали тусклые латунные таблички «Склад кормов», «мелкие грызуны», «земноводные», «мелкие хищники». Лючик не успел прочесть все. Близнецы быстро и уверенно тащили его вперед, лишь слегка посматривая по сторонам и не давая нигде задержаться (вероятно, зная способность многих белых задавать потрясающе дурацкие вопросы, например, «А что будет с этими милыми белыми мышками?», а потом полчаса реветь и пытаться их выпустить, вместо того, чтобы заняться, например, поисками зомби, пока никто не вернулся с обеда). Нужная дверь, с такой же невзрачной как и остальные, табличкой «Осторожно! Животные после контакта с потусторонним!», находилась почти в самом конце коридора. Замок на ней также охотно поддался волшебному ключику. Искатели приключений, широким жестом распахнув дверь, пропихнули белого вперед, и убедившись, что никто немедленно не откусил ему голову, вошли в большую комнату, заполненную вольерами и стеллажами с клетками, все стены и частично пол которой были украшены мерцающими знаками периметров. Увы, никого похожего на зомби в ней не было. Самыми крупными из сидящих в вольерах животных были большой, нахохленный стервятник с лысой шеей, сидящий на верхней полке в высокой угловой вольере, и здоровенный алоглазый жирный кролик с кривыми желтоватыми клыками, торчащими из пасти, задумчиво точащий их о здоровенную, похожую на коровью, кость. В вольерчике рядом с дверью уверенно и гордо расхаживала пара гусей, периодически залезая купаться в корыто с песком, и совершенно не обращая внимания на такую мелочь, как отсутствие голов. Некоторый вольеры были пустые и даже не запертые, хотя в них присутствовали следы того, что кто-то недавно в них жил — кормушки, подстилки, сено, и даже разгрызенная веревка. — Может, мы его не заметили? — с надеждой спросил Вильям — Шутишь? Как, по-твоему, можно не заметить зомби? — Ну… мало ли… спрятался где-нибудь. — Я же говорил, что не мог Томас зомби сделать, — включился в начинающийся спор Лючик, — Тут и даже двухлетний ребенок не спрячется, одна мелочь сидит, а зомби же здоровенный должен быть! — Как в иллюстрациях к «Жизни знаменитых магов»? — хихикнул Джеймс — Под два метра, со светящимися глазами, полуметровыми когтями и клыками нараспашку? — Ну уж точно не как кролик или крыса. Кому такой зомби нужен? *** Убедившись, что нападения можно не ожидать, братья немедленно разошлись в разные стороны, разглядывая зверье с хищным блеском в глазах. Лючику было страшно… интересно. Здешние твари ему не нравились, но бояться? Жизнь в Краухарде всегда была полна опасностей, и нежити были далеко не единственными из них. Одним из первых воспоминаний Лючика был старший брат, говорящий «Нежить — бяка! Не трогай — съест!», показывая на мелкие Черные пряди в старой заводи, рядом с деревом с ободранной медведем почти на два метра корой (к медведю брат тоже ходить не советовал). С точки зрения белого, нежити по опасности располагались где-то между бешеной лисой и тетушкой Шейлой, у которой объели клубнику и потоптали любимый цветник. Однако при мысли о том, как ему будут завидовать друзья, причем не только в Михандрове, но и в Краухарде, ему хотелось не только осмотреть каждую живую и неживую зверушку, но и ощупать, обмерить, зарисовать и выдрать на память перо из хвоста. А при воспоминании КАКИХ монстров заваливал (по его рассказам) в одиночку старший брат, эти казались настоящей мелюзгой. Похожими монстриками были обклеены все тетрадки Эмми, уже год собиравшей переводные картинки «Сто и одна нежить», очень популярные среди краухардских школьников (и очень одобряемые НЗАМИПС). Так что когда Джеймс начал громко комментировать живность в клетках, Лючик не только по достоинству оценил его эрудированность, но и начал добавлять разные интересные подробности от себя. В нежити, как и полагалось уважающему себя краухардцу, он разбирался хорошо, историй про встречи с ней знал много, а баек и того больше. Познания обоих были глубоки, и уже через несколько минут братья по разуму ходили от клетки к клетке, горячо обсуждая разные способы борьбы с нежитями, научные и народные, а также кто, кого и как именно съел. *** Посмотреть в виварии было на что. Например, сидящие в большом вольере рядом с окном тушканчики явно попали под воздействие «вампирьей немочи». Беловолосые, тощие, клыкастые зверушки с огромными, в четверть морды глазами, даже после выжигания из них черной магией потусторонней заразы, сохранили злобность нрава, отвращение к растительной пище и привычку кусать все, что движется. Правда, рассыпаться прахом при солнечном свете им уже не грозило. В стоящем рядом накрытом стеклом аквариуме с табличкой «Не открывать!» на первый взгляд никого и ничего не было, кроме пары охапок сена. Только очень хорошо приглядевшись, можно было заметить, что в нем копошатся тоненькие буроватые личинки дикого волосца, до воздействия потустороннего бывшие простыми гусеницами. В Краухарде, случись кому увидеть такую пакость, немедленно бы весь луг выжгли и засыпали солью. Вцепляясь во всех проходящих и вгрызаясь им под кожу, волосцы могли за несколько часов убить даже быка, прогрызая в нем тысячи тысяч тоненьких ходов, моментально заполнявшихся кровью. Сапоги они тоже могли прогрызть, хотя в вопросе, сколько на это понадобится времени, Джеймс с Лючиком так и не смогли сойтись во мнении. Вильям, тем временем присевший у вольера с котятами, участвовать в споре отказался, и привязав к завалявшемуся в кармане шнурку бантик из какой-то лежащей на столе бумажки, увлеченно помахивал им, просунув через сетку. Котята грозно шипели, прыгали и пытались укусить неожиданную добычу. Странные шрамы на полностью лысой, слегка синеватой коже котят недвусмысленно демонстрировали последствия падения в яму с серыми обглодами. Видимо, счастливая судьба (и громкие вопли) привлекли чье-то внимание, прежде чем от них остались одни сухие скелетики. Но перенесенные испытания мало сказались на воинственном и вольном нраве, что мелкие бойцы подтвердили, исхитрившись-таки сорвать бумажку, и увлеченно начав убивать её. *** Вдохновенно взмахнув рукой, Лючик повернулся и замер. Около приоткрытой двери сидела довольно крупная, очень лохматая собака исключительно беспородного вида и очень внимательно его слушала. Близнецы болтовню белого слушали в пол-уха, но столь внезапная пауза их насторожила, заставив синхронно обернуться и посмотреть, не сожрал ли «братца» спрыгнувший с потолка зомби. Впрочем, сидящий у дверей пес удивил их не меньше. Заходить внутрь собака не спешила, так что чуть успокоившись, братья занялись традиционной для черных релаксацией. То есть, начали ругаться. — Это ты виноват! — наехал на брата Джеймс. — Опять какой-то вольер открыл! — Да не трогал я ничего, отстань! Сам двери не закрываешь, а ко мне пристаешь, — отпирался Вильям, хотя и не очень уверенно, помня трепку, устроенную ему братом пару месяцев назад (ту дверцу в зоопарке Вильям ковырял гвоздем чисто из интереса, и не предполагал, что она так легко распахнется и пара дюжин осчастливленных белок разбегутся по всему павильону, предварительно искусав до крови не только Вильяма, но и Джеймса). — А откуда еще он тут мог взяться? — не сдавался Джеймс. — Может, он тут коридор охраняет, чтобы посторонние не ходили, — попытался примирить черных, пока они не поссорились по-настоящему, Лючик. — Смотрите, какой расчесанный, и ошейник шикарный. С медалькой. — Что ж он сразу не подошел? — уже более миролюбиво спросил Джеймс, убедившийся что враждебных намерений собака не проявляла и кусаться, по крайней мере немедленно, не спешила. — Может спал где-нибудь в углу. — подхватил идею Вильям. — А вы тут шуметь начали и разбудили. Собака, точно поняв, о чем идет речь, слегка повернула голову, чтобы бестолковые щенки могли получше рассмотреть ошейник, приподняла уши и дружелюбно замолотила хвостом по полу. — Хороший мальчик! Лючик, присев на корточки, вытащил из кармана пару сухарей. Пес, посмотрев на предложенное угощение, дернул ухом и отвернулся. — Не бойся, я тебя не обижу! — продолжал уговаривать белый, медленно вставая и делая пол-шага вперед. — Вот откусит он тебе сейчас руку! — мрачно пообещал Джеймс, (несколько не доверявший животным после тех белок, а также кроликов, крыс, мышей, лошади, матушкиных попугаев и кухаркиного кота, павших жертвами любви к природе старшего брата, но почему-то кусавшими непричастного ни к чему младшего), хватая Лючика за плечо. Вильям на всякий случай стал осторожно подходить поближе к тяжелому дубовому стулу, стоящему у небольшого столика в углу (уже к концу первого месяца учебы, братья выяснили что любое неравенство сил, к примеру, между здоровенным зловредным старшеклассником и какими-нибудь гипотетическими первоклассниками, прекрасно компенсируется, за неимением дрына, правильно примененным стулом). — Ну что ты, он же хороший! — убежденно сказал Лючик, выворачиваясь из-под руки Джеймса и делая еще пару шагов вперед. Пес задумчиво оценил взглядом неумолимо сокращающееся расстояние между ним и исполненным любви ко всему живому белым, и неохотно встал, тихонько зарычав для большей убедительности. Рычал он хоть и тихо, но в настолько мерзко звучащей тональности, что черных передернуло. — У него просто стресс! — тут же переориентировался белый. —От встречи с нами. Надо просто дать ему немного успокоиться, и мы подружимся. Теперь на него скептически уставились не только собака, но и черные. Лючик слегка смутился, но решил не сдаваться, достал целую горсть сухарей и попытался подманить пса еще раз. Пес на вкусняшки по-прежнему не реагировал, зато подманился Вильям, молниеносным движением цапнувший половину сухариков и тут же отправивший их в рот. — Видишь же, он не хочет. Сытый, наверно. — Так же шустро подошедший Джеймс быстро перехватил вторую половину сухариков, и успокаивая ошарашенного белого объяснил. — А мы голодные, значит и кормить надо нас. Эй, а еще есть? Признав справедливость такого довода, Лючик щедро выгреб из карманов все оставшиеся (слегка поломавшиеся и смешавшиеся с чем-то подозрительным) и разделил на троих. — Ладно, — задумчиво грызя сухарик, сказал Джеймс. — Зомби мы не нашли. Тут все осмотрели. Что дальше делать будем? — Здесь не нашли. — уточнил Вильям. — Может, он вовсе не здесь. Ты с чего решил, что он в виварии? — Ну, а где же? — В лаборатории! На опыты, например, взяли. Или чтобы на кусочки разрезать и посмотреть как он устроен. — Хм. Это мысль. Ты помнишь, как туда идти? — Ага. Отсюда подняться, перейти по коридору без-четверти-пятого этажа почти до угла, а там вниз. Позабытый Лючик, с интересом слушая Вильяма, показывающего руками путь, сложностью равный знаменитым суэссонским шахтам, не глядя сделал шаг назад и чуть не упал, наступив на неслышно подошедшую собаку. Пес внезапно развернулся и выскользнул в коридор. Джеймс подхватил белого буквально в последний момент. Из-за окна раздались глухие удары колокола, отбивающего три часа пополудни. — Идем искать эти твои лаборатории, пока все не вернулись с обеда, — постановил Джеймс, и для ускорения прихватив Лючика за локоть, направился в коридор. Вильям, пропустив младшенького с новым братцем-приятелем вперед, молниеносно метнулся назад. Дернув за защелку, выхватил из вольера приглянувшегося котенка и поспешил за уже ушедшей парочкой, старательно заматывая кошака в носовой платок. Котенок возмущался, но исключительно молча, поскольку даже для самого тихого шипения потребовалось бы выпустить из пасти палец черного. *** Темные коридоры без-четверти-пятого этажа, безлюдные и мрачные, с высокими потолками и облезлыми стенами, казался перенесенным сюда из прошлых столетий. Окон в них не было, светильники не горели, и густой сумрак разгонял лишь бледный свет карманного фонарика, непонятно откуда извлеченного Джеймсом. Трое бесстрашных охотников на зомби героически шли кровавыми путями инквизиторов, чутко прислушиваясь, не завоют ли чьи-нибудь неупокоенные призраки или не покажется ли кто из не вовремя зашедших сюда надзоровцев. Собака шла чуть впереди, не убегая вперед, но и не подходя вплотную, показывая всем своим видом, что даже если им встретится кто-то неупокоенный (не говоря уже о живом), незабываемые впечатления она ему гарантирует. Лючик взглянул на собаку и улыбнулся, негромкое цоканье когтей по каменному полу удивительно успокаивало. Пес почему-то казался знакомым и навевал какие-то туманные воспоминания о родном крае. Подумав, Лючик решил, что это из-за того, что похожие собаки, правда, покрупнее и не такие лохматые, жили в Краухарде почти при каждом доме, охраняя их обитателей как от двуногих, так и от четвероногих опасностей. Лючик всегда с ними ладил. Соседские Боуил и Крэг даже позволяли себя иногда погладить, милостиво брали пирожки и с независимым видом сопровождали в лес, правда, держась на некотором расстоянии и периодически исчезая по своим загадочным делам. При встрече с краухардскими волкодавами даже весенние медведи предпочитали убраться подальше, и сейчас Лючику казалось, что бодро машущий хвост идущего впереди пса разгоняет всех недобрых духов и привидений, без сомнения, угрюмо скитающихся в этих мрачных стенах, помнящих времена Балдуса Кровавого, где еще при жизни им пришлось пережить ужасные пытки (ну или третью пересдачу экзамена по сопромагмату). *** Братьев Саталов переполнял энтузиазм. Восхитительно мрачные пустынные коридоры и жутковатый цокот когтей по каменному полу, мечущиеся по стенам тени и зловещие шорохи где-то под потолком помогали представить себя отважными инквизиторами, идущими похищать, то есть спасать, от злобного белого колдуна прекрасную деву, похищенную тем с гнусными намереньями (братья не были уверены, с какими именно, но подозревали что там задействованы ножи, алтарь и, возможно, овсянка). В слабом свете фонарика идущий впереди пес казался непропорционально длинноногим и неестественно грациозным, будто его коснулись потусторонние силы, позволяя воображать, что они преследуют ужасного монстра, созданного сумасшедшим некромантом, мечтающим разрушить мир. Впечатление немного портил жизнерадостно помахивающий хвост, но, будучи истинными черными, братья предпочитали игнорировать эту досадную мелочь. *** Виляющие как пьяный студент коридоры наконец закончились, причем не ставшей уже привычной черной лестницей, полутемной, узкой и крутой, с простыми перилами и стершимися от времени ступенями, а одной из парадных, пологих, широких и нарядных, с коваными красивыми газовыми светильниками, изящной решеткой перил, и белым мрамором ступеней. Высокие дубовые двери на третьем этаже легко распахнулись, открыв маленький зал с полудюжиной дверей. Обойдя его и подергав за все двери, Джеймс выбрал самую многообещающую, с табличкой «ЦРЛИНМУ», гордо достал волшебный ключ и попытался открыть её. Замок задумчиво зажевал ключ, но открываться не пожелал, отдавать ключ, впрочем, тоже. Ни попытки Джеймса вырвать ключ, ни пинки Вильяма не помогали. Лючик вспомнил, что у него с собой нож, но при попытке поковыряться в замке тот совершенно непонятным образом зажал и лезвие. Лишиться волшебного ключа и бесценного ножа братьям совершенно не хотелось. Джеймс, тихо ругаясь, стоял на четвереньках, пытаясь посветить в скважину своим карманным фонариком. Вильям, стоящий рядом, методично пинал дверь и давал советы. Лючик пытался вспомнить что-нибудь полезное и соображал, куда же смылся пес, до того неотступно идущий рядом с ними. Джеймс так увлекся, что тяжелая ладонь, опустившаяся на плечо, стала для него полной неожиданностью. Резко дернувшись, он попытался сбросить руку, но не смог даже встать. Рука казалась каменной и держала так же крепко. — Можешь кричать! — разрешил густой баритон откуда-то сзади. — Все равно здесь никого больше нет. Извернувшись, Джеймс увидел высокого, жилистого очень пожилого мужчину, по всем признакам чёрного. Несмотря на преклонный возраст и франтоватость, незнакомец с лёгкостью удерживал двух мелких мальчишек, в то время как третий не смел даже двинуться с места. — Меня всегда радует, — неспешным баритоном продолжал рассуждать черный, — когда молодые люди проявляют столь похвальную любовь к знаниям о прошлом. Одетый в старомодный вышитый жилет с таким же по-старинному изящно завязанным шейным платком, с белыми волосами, собранными в хвостик, старый маг выглядел совершенно естественно. Как помнил Лючик по Краухарду, такой человек всегда был в «тему». Нигде не выделяется, но при этом и не пытается скрыться. Везде всегда он бы казался своим. Любой другой в таком наряде, выглядел бы как пижон, но только не этот старик. — В нынешние торопливые времена лишь немногие юноши находят время, чтобы скрасить беседой досуг одинокого пожилого магистра, скучающего в одиночестве. Увы, редко кто теперь получает правильное воспитание. Нравы в последнее столетие сильно испортились. Лукавые серые глаза прищурились. Джеймс, хорошо улавливающий такие намёки, моментально выпустил ключ, попытавшись принять максимально благовоспитанный вид. Пальцы старого магистра разжались, и притихшие братья замерли, стараясь показать, что они всей душой хотят скрасить этот самый шорохов досуг глубокоуважаемому шорохом поцелованному магистру. От попытки немедленно удрать их удерживал вид неизвестного плетения, тускло-багровыми искрами замерцавшего в украшенной перстнем инквизитора ладони мага. Историй про то, что могли учинить почтенные инквизиторы при помощи слабейших, не регистрируемых никакими приборами проклятий, существовало огромное множество, и по популярности они соперничали только с рассказами про чёрную руку и гроб на колёсиках. Изучив радостно выплюнутые подлым замком ключ и нож, пожилой маг печально покачал головой. — Универсальный ключ? Разве достойно юных магов брать без спросу чужие вещи? — Мы не стащили! — близнецы дружно замотали головами, пытаясь показать, как им отвратительна даже мысль о столь криминальном деянии. — Мы же знаем что он очень нужен, и решили отвезти его папе. — Раз уж он его забыл. А он уехал… Куда-то… надолго… Под насмешливым взглядом старика лепет близнецов постепенно затих. — И вы пошли спрашивать совета у скромного старого магистра? Братья замялись. — Простите, почтенный мэтр, мы вообще-то искали зомби. Пропавшего. Вдруг он тут… заблудился. — Зомби? У меня? Это что-то новенькое. Весело хмыкнув, маг достал фигурный, явно сделанный на заказ ключ, с матово поблёскивающим кусочком кварца, своим слабым мерцанием намекающим о спрятанном в нем заклятии. Легко открыв дверь, пожилой инквизитор приглашающе махнул детям. Сорвавшееся при этом с левой руки проклятие облетев вокруг них, внезапно взорвалось, сильным порывом ветра практически втолкнув мальчишек внутрь. Внутри помещение оказалось весьма и весьма длинной комнатой, разделённой на полутемную часть, похожую на склад, с множеством достигающих потолка стеллажей, заполненных разнообразными коробками, и отгороженную широким шкафом вполне уютную светлую комнатку. Старинное кресло рядом с изящным столиком на витой ножке, резной затянутый сукном письменный стол и такие же стулья, стойка для мечей, с тяжёлой шпагой и короткой дагой, украшенные гравюрами стены вызывали ощущение, что пройдя через дверь, братья провалились в прошлое, лет этак на пятьдесят, если не на все сто. Маг вошёл последним, так сильно прихрамывая, что было положительно непонятно, как он сумел подкрасться настолько бесшумно. Дверь злорадно щёлкнула, перекрыв последнюю возможность сбежать. — Присаживайтесь, юноши, — с удобством усевшийся в кресле магистр с интересом изучал своих гостей. — Итак, что же заставило сыновей нашего нового, и столь молодого старшего координатора, предположить наличие в моей лаборатории зомби? — Потому что это лаборатория? — рискнул Вильям. — В виварии его не было. Привезенных живыми монстров отправляют в виварий, либо сразу на опыты. — Логично. И что же вы собирались сделать в случае удачной встречи? — приподнял бровь мэтр — Посмотреть! — в один голос отозвались братья — Быстро запереть дверь и позвать на помощь — пробормотал Лючик. — А откуда Вы узнали что наш папа — координатор? — запоздало удивился Джеймс. — Разве вы не слышали что любой инквизитор может видит любую вашу мысль? — пожал плечами черный и полюбовавшись вытянувшимися лицами, добавил — Ну и тот переполох, который сейчас творится у эмпатов, тоже немного помог. Кстати, юноша, — обратился он к белому — Кем вы приходитесь Тангорам? — Томас — мой брат, — удивился Лючик —, а как Вы … — По амулету, юноша. Последний раз я видел его, когда Тод делал его для жены. Что же. Полагая, у нас есть два выхода. Разумеется, я могу позвонить по этому новомодному телефону и успокоить ваших несчастных кураторов. Однако, с другой стороны, каждая ошибка должна вести к воздаянию, в этой жизни, либо после нее. Так что, полагаю, если вы, молодые люди, искупите свои неблагоразумное поведение полезной работой на благо людей, то я, возможно, предоставлю вашим кураторам шанс искупить свою небрежность деятельным раскаянием без моего вмешательства, и не стану им звонить. Тем более, что я давно предупреждал, что в нашей работе подобное пренебрежение правилами в обеспечении безопасности — недопустимо. — А в чем заключается эта работа на благо людей? — осторожно спросил Вильям. — О, ничего сложного. Просто немного разберете небольшой ящик под тем столом. *** — Номер 7934471. Амулет, отгоняющий ворон и голубей. Тип магии черная. Тип заклятий — отвращающий. Самодельный. Амулет — в коробку для отдела обслуживания НЗАМИПС, пусть на крышу приделают. Кто там его принес? В журнал пиши — стажеру… замечание — недостаточное знание бытовой магии. Недоучка, такой хлам каждая вторая ведьма сделать может, а он не опознал. — Ага, в Краухарде до сих пор таких уйма. Томас нам сделал такой же, а сверху ящик на котором механическая ворона приделана, с перьями из щепок. До сих пор работает, только заводить каждое утро надо. Она как начнет каркать — даже собаки шарахаются, без всякой магии. На них то амулет не рассчитан. Лючик, опасно балансируя, стоял на высокой шаткой лестнице и пытался дотянуться до полки RZ17.Это была четырнадцатая из найденных полок, после нее оставалось найти всего пять или шесть. — Номер 7934525. Амулет бога-паука, отгоняющий дурные сны. Следов магии — нет. Польза — отсутствует. Категория — ХЛМ-2. Забавная штучка. Уже несколько лет продают, шарлатаны, а до сих пор находится … хм, умники, притаскивающие сюда «особо редкие амулеты сделанные по тайному шаманскому методу». Дескать, слух идет, что злобные са-ориотские колдуны через них разговоры подслушивают. «Вдруг это правда.» Найти бы того умника, который придумал перья к ивовому колечку привешивать, да побеседовать… об уважении к магии. Света в заставленном шкафами хранилище не хватало. Понаблюдав за тем, как Вильям уговаривает (и совсем даже вежливо! Пара тычков не в счет, вот!) младшего братца поделиться фонариком, а Лючик пытается найти нужный стеллаж, отсчитывая их с самого начала (в том, что он помнит алфавит на отлично, белый был уверен, но почему—то стеллаж рядом с засохшим фикусом оказывался то С—N, то С—P.), магистр поморщился и велел подойти. Выдав профилактические подзатыльники черным, легким движением пера мэтр нарисовал на щеках Вильяма и Лючика руны ночного зрения, а Джеймсу, так и не отдавшему фонарик брату (зато каждые пару минут затирающему очередную ошибку)  — руну концентрации, и долив себе в кофе коньяка, отправил их работать дальше. — Номер 7934589. Каштадарский брачный браслет, начало прошлого века. Тип магии белая. Тип заклятий детекторные. Определяет неверность. Ценности практической для НЗАМИПС — не имеет. В желтую коробку с надписью — «барахло для музея». «Небольшой ящик» из-под стола оказался бездонным, как болотные топи, и набитым, как мешок Зимнего Деда. Для каждой извлеченной из него штучки требовалось подписать бирку, сделать запись в двух журналах, заполнить четыре бланка, найти подходящую коробочку и упаковав в нее (не забыв, конечно, сделать подписи на самой коробочке), отнести на указанную магистром Куртом полку (разумеется, указав номер этой полки в бирке, бланках и журналах). Впрочем, некоторые вещи, сочтенные магистром лишенными всякой практической, исторической, обучающей и прочей ценности (с пометкой в журнале прихода — «категория ХЛМ»), пацаны забирали себе. (Ни близнецы, ни юный краухардец, к примеру, не могли понять, как можно не задумываясь выкинуть такой клевый браслет из крысиных черепов с гравировкой в мусорное ведро). С одобрением наблюдавший за ними старый маг, развалившись в кресле, смаковал уже девятую чашку кофе с коньяком и предавался приятным воспоминаниям. — Номер 7934596. Пояс из сплетенных змеиных шкурок. Сделан в княжестве Ауриан в… хм, приблизительно середине позапрошлого века. Тип магии белый. Тип заклятий подчиняющие. Применение — введение живых существ весом менее десяти фунтов в радиусе пяти футов — в оцепенение. Стеллаж… полка… Как сейчас помню, завелась как-то в пригороде секта змеепоклонников. Белых, разумеется. Разводили змей, спали с ними, на руках таскали. Мышей разводили, даром что белые, чтобы новорожденными мышатами тварей своих кормить. Вначале просто обычная белая блажь была, а потом у них пророк завелся. Вещал, как водится, что конец света близок и остаться должны только те, чья душа пребывает в гармонии с Великой Душой Мира. А если змея кусает кого — значит, его душа несовершенна и вредит Мировой Гармонии. И пошли проверять всех друзей-знакомых. В общем, психи. Разве нормальный человек захочет завести змею? — Как можно не хотеть иметь дома гадюку? — Поразился Лючик.— Она же полезная. И ласковая. И никогда не укусит… если к ней хорошо относиться. — Белый, — понимающе переглянулись трое черных. Номер 7934634. Браслет кожаный, с бусинами из кварца. Сделан в северных провинциях. Тип магии черный. Тип заклятий —детекторные. Применение — древний детектор нежитей. При приближении к нежити бусины начинают светиться, чем ближе — тем ярче. Очень популярные был прежде амулеты среди простых людей, особенно охотников, пастухов, бродяг всяких, хотя и барахлили частенько. —А это? — Джеймс протянул тоненький кинжал-мизерикорд без бирки, с надписью «Милосердие превыше всего» Мэтр покрутил оружие в руках и без замаха метнул в висящий на стене герб с жертвенником. Судя по количеству дырок, это была его излюбленная мишень. — Это от Фарфорового Рема, предыдущего координатора, на юбилей нашей Академии. — Почему Фарфорового? — с интересом уточнил Вильям. — Он же черный? — А, это его еще в училище инквизиции прозвали, — хмыкнул магистр. — Он же из благородных был. Его родители все не верили, что у сына черный дар, думали, что если воспитывать построже да подальше от порочного общества простолюдинов, так и не вылезет ничего, и не узнает никто. Только дар-то — не бородавки с хвостом, камзол с позолотой не скроет. Как в холерный год оба умерли, родственнички Рэмовы и месяца не выдержали, к нам парня отправили. Ясно дело, его тут же дразнить повадились. Парню четырнадцать, а сам мелкий, тощий, кожа белая, руки изящные. А ребята у нас всё простые больше были. Ну не совсем дикие, конечно, но книжки в детстве только в церкви видели, а науки и вовсе дворянской придурью считали. Драться Ларкес то ли совсем не умел, то ли воспитание не позволяло. Услышит гадость, замрет и голову так, чуть на бок, как кукла са-ориотская. Думает. А что тут думать? Тут бить надо. Два раза вмажешь, в третий не полезут. Рем же все разговаривать пытался, разъяснить, что они не правы. Вечно с чем-то сломанным ходил, то с рукой, то с ключицей. Так и прозвали куклой фарфоровой. Ларкес уж старшим инквизитором работал, половина бывших однокурсников у него в подчиненных ходила, а все равно иначе чем Фарфоровым его никто и не звал. Подлизы — Фарфоровым господином, враги — Фарфоровой гадюкой. Не слышали? Есть такая в Са-о-Риотских болотах. Мелкая совсем змейка, беленькая, почти не заметная и укус совсем не чувствуется. Только умирают от него через пару часов, если руку укушенную не отрезать немедленно, и ни противоядия, ни заклятия не спасут. — Мастер Курт, — осторожно спросил Лючик, упаковывая мелкую бронзовую брошку в виде блохи (Номер 7934648. Тип магии белый. Тип заклятий изгоняющие. Применение защита от вшей и блох.) — А правда, что тут тайные ходы есть? В газетах говорят, что там привидения… и скелеты… Старый инквизитор заглянул в практически опустевшую коробку, погладил кошака, и ехидно улыбнулся. — Сколько я здесь работаю, все время кто-то их ищет. Шороха на них нет. Говорят, что якобы, если пройти в домовую часовню бывшего дома Черного Клауса, и повернуть ровно два с половиной раза бронзовый лист на светильнике то ли у второго, то ли у пятого окна, откроется вход в один из них. Но конечно, разве кто-нибудь здравомыслящий будет искать какие-то … подземные ходы. Наши, хм, уважаемые историки утверждают, что это просто городские легенды. Не подтвердившиеся. Профессор Коуттс недавно даже давал интервью какой-то газетенке на эту тему. Вы же уважаете авторитеты, молодые люди? — Конечно, мэтр! — дружно закивали мальчишки. — Запомните накрепко — подземные ходы — легенда! Так утверждает наука. Их не было и нет. Особенно для профессора Коуттса. И, кстати, про скелеты — тоже легенда. Откуда б им там взяться, если все лишние университет на опыты выкупал. Разумеется, не афишируя. Курсанты им даже дохлых крыс продавать умудрялись, травя байки про крысиного короля, а уж бесхозный скелет там бы и недели не пролежал. Ладно, будем считать, что вы, молодые люди, осознали всю ошибочность своего решения ловить зомби без достаточной подготовки. Скоро придет мэтр Грато. Полагаю, он обрадуется, узнав, что его любимый кот цел и невредим. Вы же сумеете найти правильную дорогу сами? *** Правильная дорога нашлась быстро. Хотя листьев на светильниках оказалось аж по три десятка на каждом, но и рук, крутящих их во все стороны, было шесть. Ожидавшие появления эффектного провала в полу или с лязгом отъезжающего в сторону куска стены, мальчишки позорно пропустили, как бесшумно откинулся вниз, на манер крышки сундука, казавшийся совершенно цельным и неподъемным, широченный подоконник. Первым открывшийся лаз заметил все тот же пес, увязавшийся за друзьями еще в виварии. Бросивший их при приближении инквизитора, лохматый нахал как ни в чем не бывало присоединился к компании снова, стоило им слегка отойти от кабинета почтенного мэтра. Увидев, как пес, прежде по-хозяйски вальяжно обходящий все, подобрался, и пробежав к окну,с интересом стал куда-то заглядывать, все дружно побежали туда же. Открывшийся колодец впечатлял. Джеймс с сомнением покосился на белую рубашку Люча. — Тут, похоже, со времен инквизиции не чистили. Лючик осторожно заглянул в провал лаза. Узкий колодец был почти не освещен магическими лампами. Видневшийся далеко внизу пол был засыпан обломками кирпичей, стены были покрыты жирной сажей поверх грязно-серой известки, а лестница, спускавшаяся не менее чем на шесть метров, казалась, была просто прислонена к стене и слегка привязана к паре крюков веревкой. Вильям, тряхнув головой, решительно вернулся в коридор, Припомнив недавно виденный фильм с шикарным капитаном пиратов, он быстро оторвал от шторы три куска, и повязал один из них на манер пиратского платка. Кинув оставшиеся брату, Вильям, уверенно отодвинув зачарованного увиденным Люча в сторону, стал осторожно спускаться, стараясь не раскачивать подозрительно поскрипывающую деревянную лесенку. Джеймс выжидательно глянул на белого. Лючик собрался с духом и, закусив губу, стал медленно спускаться, борясь с совершенно иррациональным желанием зажмурить глаза. Вблизи коридор кокетливо подставлял под луч фонарика выщербленные стены, покрытые снизу черными прожилками плесени и изящно драпированные сверху кружевом паутины. Желтоватый электрический свет выхватил выщербленные временем (и отсутствием хорошего ремонта) стены, заставил восстать тени, прежде прятавшиеся от тускло голубого света почти разрядившихся зачарованных светильников, и придал сырой штукатурке непередаваемый оттенок суэссонского зеленого сыра. Запах, впрочем, тоже соответствовал. Вяло сочащая по стене жидкость, которую условно можно было назвать водой, образовала у подножия лестницы здоровенную лужу с подозрительным перемещением в ней мусора, казалось, пытающегося самозародиться в новую жизнь. Ну, или в не-жизнь. Джеймс, успевший, пока Лючик осматривался, спуститься, деловито огляделся, и увидев уже довольно далеко отошедшего брата, бесцеремонно пихнул белого, возвращая в реальный мир и придавая ускорение. Ведущий в неизведанные дали коридор, узкий и вынуждал идти друг за другом. Прихваченный от лестницы зачарованный синий шар у Вильяма и новомодный электрический фонарик Джеймса освещали лишь небольшую зону вокруг, оставляя пол и потолок погруженными во вязкую, осязаемо плотную тьму, казалась, липнущую к коже. Под ногами что-то похрустывало и потрескивало. Посветив себе под ноги, Джеймс разглядел мелкие скелетики летучих мышей. Они были такие тонкие и хрупкие, что при попытке взять парочку на память, рассыпались прямо в руках на сухие, колкие обломки. У Лючиано сильно колотилось сердце и сбивалось дыхание, но присущее всем белым упорство в достижении цели не позволяло ему сдаться и малодушно предложить вернуться назад (хотя очень хотелось). У черных, судя по восхищенным лицам, таких проблем не было, и их восторженный энтузиазм постепенно начал передаваться и Лючику, как все белые, восприимчивому к чужому настроению. Раздавшийся минут через десять сзади «плюх», заставил компанию резко остановиться, прижавшись к стене и прислушиваясь. Неясные звуки и шорохи приближались. Вильям крепко сжав в руке камень и выставив вторую, с прихваченным еще при спуске по лестнице светящимся синим стеклянным шаром в металлической оплетке, протиснулся вперед, став плечом к плечу с Джеймсом. Желание защищать, возможно, черным и не свойственно, но прятаться как трусу за чужими спинами от врага было совершенно не в черной натуре. Стоящий за изготовившимися к битве черными Лючик шепотом начал повторять затверженные с детства заговоры, долженствующие отгонять нежить. Звуки постепенно приближались. Раздаваясь уже совсем близко. Лючик успел подумать, что сейчас не выдержит и опозорится, завизжав как девчонка, когда увидел появившееся из прохода багрово-черное чудовище, покрытое окровавленными щупальцами. Чудовище резко встряхнулось, окатив всё вокруг. Белый резко вдохнул… Но черные, как обычно, успели раньше. Дружная на два голоса ругань, полная типичных для черных оборотов, заставила чудовище виновато прижать уши и плюхнуться на попу. По уши измазавшийся в песке и глине пес был до того грязен, что шерсть слиплась длинными мокрыми сосульками и торчала во все стороны. Жидкость, которую трудно было назвать водой, сочилась с него на пол, собираясь в мелкие ручейки. Однако саму собаку это, похоже, не особенно смущало, и подождав пока все слегка успокоятся, она пропихнулась вперед, оставив на стенах и мальчишках половину своей декоративной грязи, и уверенно заняла место вожака. — Интересно, откуда она взялась? — Джеймс озадаченно посмотрел псу вслед. — Наверно, там еще какой-то ход открылся, без отвесной лестницы, — отмахнулся Вильям, догоняя нахальную псину, занявшую его место. Неожиданно коридор растроился, предъявив приключенцам три абсолютно одинаковых, неприветливо мрачных прохода. После недолгого спора компания продолжила идти вперед, но буквально через пару десятков шагов обнаружилась огромная лужа, или даже скорее мелкий пруд, перегородивший весь коридор. Желания залезать в ледяную, подозрительно мутную воду не было даже у готовых ко всевозможным подвигам близнецов. Левый проход, самый широкий и чистый (насколько это вообще было возможно в подземелье), завернув пару раз, начал подло уменьшаться и уже через полсотни шагов пришлось ползти на четвереньках, и все это только за тем чтобы уткнуться в аккуратную каменную стенку. Правый проход оказался недлинным, но извилистым. В очередной раз свернув, ребята неожиданно оказались на площадке крутой спиральной лестницы, или скорее, ската, поскольку каменные ступеньки успели совершенно истереться от времени и были засыпаны какой-то скользкой мелкой трухой. — Поехали, — скомандовал Вильям, садясь и начал осторожно сползать вниз почти как с ледяной горки, правда, не гладкой, а самой что ни на есть лесной, полной торчащих веток и подло выглядывающих камней. Лестница привела в небольшой зал, с кучей неизвестно куда ведущих дверей. В дальнем конце небольшого зала виднелись непонятные предметы, уверенно опознанные более начитанным Вильямом как пыточные инструменты. Небольшой стол стоящий в углу, в точности как в классе или в канцелярии, выглядел до удивления неуместно. С восторженными воплями черные кинулись изучать и осваивать новую территорию, пытаясь открутить все, что крутится, откатить, всё, что катиться, и утащить всё, что тащится. Ну, и заглянуть во все углы. Тщательно изучив расставленную по залу композицию «инквизиторы на минутку вышли», мальчишки перешли к более внимательному осмотру всего остального. За рассохшимся дверями скрывались крошечные, пять шагов в длину камеры с крючьями и кольцами свисавшими с потолка. Внезапно позабытый в горячке исследований пес глухо зарычал, напрягшись, как перед прыжком. — СТОЙТЕ! — Лючик, презрев опасность вцепился в черных. Джеймс рефлекторно попытался дать ему в поддых, а Вильям выкрутить руку. Белый упрямо мотнул головой, но не отпустил. — Стойте, говорю! Там Лунная Хмарь! Слабое свечение, клубящееся под потолком камеры было почти не заметно. Луч фонарика проходил его насквозь, но когда Джеймс выключил его (только чтоб этот белый зануда отвязался, вот. А так, он и сам уже вспомнил, что в обычном свете нежить не видна) замерцал в свете синего фонаря перламутровым блеском, растекающимся по потолку липкой лужей. — Ладно, пошли отсюда, — недовольно заключил Вильям, на правах старшего считающий командиром своего маленького отряда. Лунная Хмарь была нежитью сравнительно безвредной, как и чарики, если не касаться её, или не встать прямо под ней. Запоздавший в дороге невнимательный путник, выбрав более освещенную тропинку, рисковал уже никогда с неё не сойти, потеряв сознание на несколько часов (что, например, в Краухарде ночную пору было практически равнозначно смерти) Обратный путь по лестнице напоминал те же горки, но наоборот. В пятый или шестой раз сползший вниз Джеймс зло саданул кулаком по стене. — И зачем мы сюда полезли? Ясно же, что надо было через тот пруд перебираться. — Ты ж первый кричал, что вода холодная, — поддел брата Вильям. — Ну, холодная, ну и что. Перебрались бы как-нибудь, — не отступал Джеймс. — А ты старший, ты вообще не должен всякие глупости слушать. — Вот и нечего всякие глупости говорить, сказал бы что умное. — А вот и скажу. Лючик, ты чего там в углу затихарился? Ушибся, что ли? — Тут цепи лежат. Тонкие. — И что? — Их, наверно, можно за те крюки зацепить, которые для факелов, и как на веревке подтянуться. Только они тут к доске привинчены, мне не достать. — Ну-ка, отойди. Оживившиеся братья отодвинули белого и любопытную собачью морду, изучили доску и довольно заухмылялись. — Это не доска, а недоразумение, — постановил Вильям, с внезапным хеканьем нанося эффектный удар пяткой. Столетняя доска, не выдержав такого неуважения, треснула, и братья, дружно доломав её, вытащили цепи и с новым энтузиазмом пошли штурмовать непокорную лестницу. Лючик, вздохнув, взял свою и пошел за псом, собираясь зацепить цепь за ошейник. Раз уж из-за него пес попал в это подземелье, именно он и должен его вытащить. Пес, впрочем, таких взглядов не разделял, и схватив конец цепи в пасть, начал игриво дергать её, а когда Лючик по привычке вцепился в свой конец цепи, рванул к лестнице и непостижимым образом буквально взлетел по ней, затаскивая за собой не успевшего сообразить в чем дело белого. Выплюнув цепь на верхней площадке, пес демонстративно вуфнув, улегся в проходе, демонстрируя всем видом, как это было сложно и тяжело. Лючику показалось, что конец цепи был слегка ПОЖЕВАН, но этого, конечно же не могло быть. «Вероятно, он такой и был, просто я … слегка невнимательный», — успокоил себя белый и пошел закреплять конец цепи на остатках перил, чтобы помочь черным, уже преодолевшим от возмущения больше трети лестницы. Потихоньку, цепляясь за стены и перебрасывая цепь от крюка к крюку, компания сумела вернуться к тому, от чего начинали. После этой лестницы переправа через залитую водой часть коридора показалась просто элементарной. Используя цепи вместо веревок, натянуть переправу вдоль стены было, как сказал Джеймс, плевым делом. Изловчившийся Вильям все-таки зацепил цепь за ошейник пса, утвердив свое слегка пошатнувшееся превосходство. Лючик, правда, все равно считал, что на ту сторону пес переплыл только благодаря его уговорам, но благоразумно держал это мнение при себе. В конце концов, для черных, у близнецов и вправду был практически ангельский характер. Увидев вдали бледное пятнышко света, единственным, что удерживало от спринтерского бега к нему, были гудящие от усталости ноги. Пройденный путь, который на поверхности вряд ли занял бы больше получаса, под землей был не только сложнее, длиннее и медленнее, но и неожиданно утомительным. Уставшие искатели приключений шли к манящему свету чисто механически. Впрочем, это было и к лучшему, поскольку вряд ли бегущий человек смог бы заметить тонкую проволоку, натянутую как почти у земли, так и просто поперек прохода в самых неожиданных местах. Проволоку обвивало какое-то черномагическое проклятие, жгущееся даже через одежду при прикосновении хуже крапивы, и оставляющее вздувшиеся покрасневшие полосы. Джеймс никогда не думал, что сможет двигаться так медленно и аккуратно. Постепенно коридор начал сворачивать вправо, сужаться и подниматься резко вверх. Наклон пола стал настолько крутой, что пришлось ползти на четвереньках, придерживаясь рукой за скользкие липкие стены. Наконец сузившийся до трех с половиной футов в диаметре лаз, в который превратился коридор, стал опять горизонтальным, и почти сразу же уперся в низенькую круглую дверь с бронзовыми полосами, пружиной и накладками, рядом с которой горел в фонаре (о, счастье!) ярко-голубым светом зачарованный шар. Старый кривоватый засов постоянно застревал и не хотел сдвигаться, но выковырянный из пола обломок кирпича быстро помог справиться с проблемой. С той стороны, к счастью, никаких засовов не оказалось. Пацаны дружно рванули вперед в странный круглый проход. Впрочем, рванули они несколько преждевременно, дверь открывалась примерно в метре над полом, так что спрыгивать пришлось аккуратно и внимательно. Дверца негромко хлопнула, закрываясь. Дергающийся луч фонарика осветил мрачные каменные своды и широкие арки проходов. Торжествующий Джеймс пошел первым, насупленный Вильям и тактично молчащий Лючик — за ним. Замыкал процессию безымянный пока пес, заинтересованно сопя и принюхиваясь к наиболее интересным ящикам, бочкам и щелям в полу. Минут через двадцать, после шестой найденной наглухо запертой двери, даже Джеймсу стало ясно что торжествовать еще рано. — Может, покричать? — предложил Лючик. — Вдруг кто услышит, откроет. — Ага, прям щас, — хмыкнул Вильям, пиная разрисованный слонами и пальмами сундук, уже в третий раз перегораживающий дорогу. — Вот прям за дверью сидят и ждут, кто там изнутри постучится — «Откройте, люди добрые! Сами мы не нежить, просто мимо проходили…» — А через эти двери наверняка даже паровозный гудок не услышать, —поддакнул Джеймс. — Да и не спортивно это. Крошечное полукруглое подвальное окошко, за которым начинались прикрытые сиренью, прозрачные летние сумерки, к огромному удивлению всей компании не имело никаких секретов или гадостей. Лючик легко поддел ножом защелку и все по очереди пролезли в открывшуюся створку, начиная с так и оставшегося безымянным пса (которого пришлось в три пары рук подталкивать за хвостатую задницу), и заканчивая Вильямом, заматывающим в носовой платок что-то многоногое, крупное и извивающееся. Выйдя из-за густо разросшихся кустов, друзья обнаружили, что стоят во внутреннем дворе НЗАМИПС, совсем рядом с новым корпусом, где располагались эмпаты. Времени было явно больше пяти, так как двор был пуст и безлюден. Где-то далеко прозвенела трель трамвая. Плавный хищный рокот заезжающего во двор огромного черного автомобиля, явно бывшего последним словом техники, бесцеремонно перекрыл звуки жизни вечернего города. Воспользовавшись тем, что мальчишки отвлеклись на звук мотора, лохматый и независимый пес быстро и бесшумно скользнул за угол. *** —Папа! Наконец вернувшийся в Редстон после трехдневного отлова по всем гердановским трущобам зловредных сектантов старший координатор Эдан Сатал обернулся на голос, посмотрел еще раз повнимательнее и тихо вздрогнул. У фонтанчика стояли трое чумазых до изумления мальчишек в перепачканных, когда-то (очень давно) белых рубашках и с по-пиратски повязанными на головах черными платками. На щеке у правого был нарисован знак-концентратор, у левого — знак ночного зрения, а у стоящего в центре краска потекла и догадаться, что же там было нарисовано, уже было невозможно. Сатал медленно сглотнул, и пересчитал головы еще раз. Все равно получалось трое.  «Надо бросать пить на работе… или работать меньше…» — отстраненно подумал он, пытаясь вспомнить, не добавляла ли в последнее время Кевинахари в свой фирменный чай каких-нибудь новых уникальных травок (исключительно для здоровья) и сколько он сегодня выпил коньяка (исключительно для успокоения нервов). *** В тот же день, поздно вечером… Братья Саталы стояли у открытого окна (сидеть было еще до сих пор больно) и обсуждали планы на завтра. Конечно, они должны ехать на весь день на день рожденья к сыну главы департамента культуры. Но это ж целых пять часов отменной скуки. И раз уж им надо общаться с белыми «для отработки социальных навыков», то лучше общаться с белым из Краухарда. Тем более, сбежать с праздника будет не так уж и сложно, а Лючик живет где-то недалеко. Редко какой черный может похвастаться тем, что у него есть белый друг, и даже почти брат. По разуму. Лючик лежал в кровати, накрывшись с головой одеялом. На кухне разговаривали Томас и поздно вернувшиеся родители. Эмма уже спала, крепко обнимая новую куклу. Светя себе фонариком, будущий великий маг и путешественник записывал в дневник начало заданного на каникулы сочинения. «Лето я провел хорошо. Можно сказать, просто замечательно…» Мэтр Курт холодно смотрел на понурившегося черного детину. — Незачет. Полный незачет, молодой человек. И не смейте приходить на пересдачу раньше, чем будете подготовлены ИДЕАЛЬНО. Нравы в последнее столетие сильно испортились. Лень — мать всех пороков! Как можно не суметь пройти такой простой тренажер, который- проверено- даже малые дети способны пройти за час. И не говорите мне про какие-то обстоятельства. Черный маг должен быть властелином своей судьбы… Пес Макс сидел на крыше НЗАМИПС и задумчиво смотрел на переливающиеся огни Редстона. Гадкие ученые. Замучили. Правильно, что удрал. И за мелкими проследил. Хорошо. Самое время прогуляться по городу. Надо за хозяином и семьей присмотреть. Мало ли что.