Неотправленное фото

Jamie Woon – Shoulda Dead by April – Calling (Radio Edit)

— Даже не думай выдать нас, — голос Нейтана доносится откуда-то сверху, а мне хочется кричать и биться в истерике. Хочется плакать, потому что я уже в третий раз видела, как она умерла. — Макс! Я не могу реагировать на его крик. Шея болит так, словно в нее воткнули кол, а не просто вкололи какую-то редкостную гадость. Гадость, которая полностью отравила меня и вывела из равновесия. Гадость, которая забрала у меня Хлою. Та вещь, которая сломала меня. В комнате (надеюсь, что это комната) слишком холодно, словно меня вывезли за пределы Аркадии Бэй, в которой Хлоя еще вчера пыталась найти Рейчел в своей панкрок футболке. Место, в котором Хлоя пыталась бороться за справедливость. Место, где моя лучшая подруга теряла и находила себя. Господи, Хлоя, если бы у меня только были силы. Если бы мне не было сейчас так жутко, так холодно и одиноко, и если где-то вдалеке не раздавался голос Нейтана Прескотта, то я бы обязательно помогла бы тебе. Я бы спасла тебя так же, как я пыталась сделать это для Кейт, я бы не позволила тебе покинуть меня так скоро. Ты помнишь, Хлоя? Мы были лучшими друзьями. Мы развлекались, надевали костюмы пиратов на наши дни рождения, бегали на маяк, не понимая какую именно опасность он представляет. Поверь мне, Хлоя, уж это я знаю. Мы были подругами навек, но ты ушла, Хлоя. В этот раз ты меня бросила, только вина по-прежнему на мне. Как какое-то глупое и позорное пятно, от которого не отмыться так скоро. И мы больше никогда не сможем надрать задницу всему миру. Мы больше не сможем вести расследования. Я не смогу сделать этого без тебя. — Кто там у тебя? — не могу разобрать голос, я словно нахожусь под водой, а на шеи у меня коллекция из булыжников, которые собирал Дэнни, отсчитывая количество дней*. — Это мужская общага. У меня здесь никого нет, — Прескотт шипит, очевидно, показывая собеседнику, что совершенно ему не рад. — Так, может, мне стоит проверить? — второй издевательски насмехается, словно говоря Нейтану, что, мол, смотри, кто из нас главный, — богатенькому сынку такого отца, как твой, нечего бояться или скрывать, правда, мистер Прескотт? Я больше ничего не слышу. Мне больше ничего не хочется слышать: ни то, как Нейтан кричит на незваного гостя и просит его идти ко всем чертям; ни то, как другой — второй — голос хочет проникнуть в комнату и, наверно, найти меня здесь, кажется, под водой. Только есть одна неувязка — я не тону. А просто хочу снова закрыть глаза и перестать видеть, как моя лучшая подруга падает на землю, на той свалке, которую Прайс называла своим «тайным и секретным местом». Мне хочется убежать к Фрэнку и просто прорыдать ему в плечо всё оставшееся время, потому что он навсегда потерял Рейчел, и мы вместе навсегда потеряли Хлою. Я буду говорить, что мы никогда официально не станем трио, а Фрэнк разобьет костяшки о ту решетку, которую я взломала несколько дней назад его кухонным ножом. Мои мысли будут затуманены, и я буду бесконечно повторять, что я ничего не могу вернуть, а он, Фрэнк, будет успокаивать малыша Помпиду, потому что именно в этот момент он будет вести себя особенно беспокойно. Пройдет минут десять и когда уже не останется слёз, то с моих губ сорвется едкий комментарий, который заставит нас с Фрэнком улыбнуться хотя бы немного: — Фрэнк, она ведь больше никогда не сможет вывести тебя из себя, представляешь? Твоя жизнь будет другой, если в этой жизни не будет Хлои Прайс. — Наверно, вы просто решили не отдавать мне долг. Он помолчит, а затем добавит: — Это будет очень странная жизнь. Все эти (наши) улыбки, скорее, лживые. Никто из нас, наверно, больше не сможет улыбаться искренне. А я и вовсе не понимаю, как я приду к Джойс, как скажу Дэвиду, что я виновата и что я должна была дать ему шанс помочь вместо того, чтобы постоянно подозревать. Я не могу и не хочу становиться Бенволио*, у меня нет желания говорить матери, что её единственная, пусть и непутёвая дочь больше никогда не вернется домой. Дэвид больше не сможет защитить ее от всего, что таит в себе Аркадия. Проходит около тридцати секунд, прежде чем я понимаю, что хочу сказать это вслух: — Прости, Джойс. Ты была прекрасной матерью, а я была чертовым плохим влиянием. Я была худшей лучшей подругой, которая облажалась в самый последний момент. — Господи, Колфилд, почему ты всё время делаешь так? Почему, когда я прошу тебя сказать хотя бы слово, ты не реагируешь, но как только я пытаюсь спасти нас двоих, то тебе обязательно нужно нас выдать. — Что…Что происходит? Прескотт, где я, черт тебя побери?! — в этот раз мой голос звучит намного уверенней, — я была там, в бункере, я видела его, а сейчас — сейчас я тут. — Молчи. Ради всего святого, Максин…то есть Макс, молчи. Он всё еще там, он всё еще может слышать нас, Макс. Второй голос. Он принадлежал Джефферсону. Холодная ненависть заполняет каждую клеточку моего тела. Почему? Мне хочется кричать это слово, и я позволяю себе такую вольность: я кричу, вызывая на лице Нейтана гримасу страха: — ПОЧЕМУ?! НЕУЖЕЛИ ОНА ЗАСЛУЖИЛА ЭТОГО? Слезы скатываются вниз по щекам, обжигая кожу, но я больше не могу сдержаться. Да я и не хочу сдерживаться. Прескотт опускается на колени — рядом со мной, не зная можно ли мне помочь. — Макс… — Почему? Ты можешь ответить мне, Нейтан? — я впервые поднимаю на него глаза, понимая, что недавно он тоже плакал. Недавно он тоже чувствовал себя чужим и потерянным. Он был слабым, таким, какой я была сейчас, — пожалуйста, Прескотт. — Мы все еще в безопасности, — его дыхание обжигает мне шею, он слишком близко и самое страшное, что я не хочу оттолкнуть его. Мое отчаяние достигло своего пика, все чего я хочу — плакать и жалеть себя. Жалеть Хлою. Френка. Да даже Нейтана, который, похоже, все это время был лишь чьей-то игрушкой, а, может, был и вовсе не причем, — мы пока в безопасности. И я сделаю все, чтобы мы были свободны. — Марк – Мистер Джефферсон – он тут? Там…,— я сглатываю и съеживаюсь от волнения, — …за дверью? Прескотт садится в половину оборота, словно так он сможет видеть сквозь стены или кто-то одарит его сверхспособностями, как всего несколько дней назад кто-то решил одарить меня. — Ты знаешь, Нейтан, здесь ведь нет синей бабочки. Твой план не сработает, — мои слова все еще слышатся с другого конца комнаты, и если бы я все еще не видела перед собой Нейтана — очень четко и явно — то я бы подумала, что кто-то снова вколол мне наркотики в то место, на шее. Готова поклясться, что жжение усиливается еще больше с каждой чертовой секундой. И только если бы я могла перемотать, то я бы постоянно возвращалась на мгновение назад, чтобы жгло и болело хоть немного поменьше. — А он сильно тебя накачал, Макс. Если тебе мерещились бабочки. Другие, я уверен, видели совершенно другие картины, — это "другие" представитель "правящей" семьи в Аркадии Бэй произносит с какой-то собственной болью, которую я, в данный момент, понимать совершенно не готова. — Нейтан.…Есть хоть малейший шанс, что Хлоя жива? Парень качает головой, а я наконец-то даю волю слезам. Мои всхлипы, наверно, слышит каждый на этой планете. Мои крики доносятся даже до Богом забытого места, нарушая красоту и спокойствие остального мира. — Только если бы у тебя было достаточно времени… — отвечает он, а мне хочется выть еще громче, словно это вернет меня в ту ночь и заставит сказать Хлое, что нужно идти в полицию, а не бежать на свалку. Словно это вернет мне саму Хлою и словно это снимет с меня оковы боли и страданий, что обрушились на меня слишком быстро. — Ты бы смог мне поверить, Прескотт, если бы я сказала тебя, что раньше у меня было все время мира? И что именно благодаря тебе я обнаружила это? — я не могу остановить поток слез, я просто не хочу сдерживать истерику, но могу выдавить из себя только лишь слабую улыбку. В комнате пахнет свежестью. Словно окно полностью открыто, но я точно знаю, что Нейтан не стал бы рисковать. Он прячет меня — только вот непонятно зачем. Слезы не дают мне видеть всю обстановку комнаты, сейчас я, скорее, понимаю близоруких людей, у которых все, что находится дальше вытянутой руки — какое-то непонятное и расплывчатое пятно, что иногда передвигается по периметру. Я сижу на полу, рядом с тем самым диваном, который сама же отодвигала совсем недавно. Прошло ничтожное количество часов, и кто бы мог подумать — тогда Хлоя была жива. Нейтан в той одежде, в которой я видела его в альтернативной вселенной и, клянусь всем, что у меня еще осталось, он выглядит в этом намного лучше. Он выглядит другим. Я чувствую прикосновение его ладони к моей руке и машинально отнимаю руку. Мы НЕ друзья. Он пытался убить ее в прошлый раз. Наверняка рад, что это сделал кто-то другой. — Отпусти меня, Нейтан. Я пойду в полицию и, возможно, мы больше никогда не увидимся, — в этот раз у меня не хватает сил одернуть руку, когда его ладонь накрывает мою. Силы покидают меня. И я закрываю глаза, падая куда-то вперед, конечно, к нему на плечо. — Это странная жизнь, Макс Колфилд. Не все в ней получают то, что заслуживают, а те, кто, казалось бы, не заслуживают ничего — имеют все. К сожалению, мы не в силах изменить это, раскладывая только те карты, которые нам сдали*, — он обнимает меня, но в этот момент я чувствую себя защищенной, — мы вынуждены проходить через огромное количество дерьма каждый долбанный день, уверен, что ты понимаешь, о чем я. Но мы должны быть вместе в тот момент, когда мы нужны друг другу. Ты нужна мне сейчас, ты была нужна мне вчера, неделю назад. А я понадобился тебе только сегодня. Видишь, Колфилд, это странная жизнь. Я не прошу тебя идти за мной на край света, скорее всего, ты сейчас не сможешь осилить и путь до двери, но я хочу, чтобы ты доверилась мне. — Звучит так, словно у меня есть выбор, — я улыбаюсь и прижимаюсь к Нейтану сильнее. В этот раз — специально. Я действительно нуждаюсь в нем. — Я где-то слышал, что выбор есть всегда, — я слышу нотки усмешки в его голосе и почти на сто процентов уверена, что он улыбается той редкой улыбкой настоящего Прескотта, которую мне удавалось видеть. Жаль, что у меня больше нет камеры. А если бы и была, то я уж точно не смогла бы сделать снимок. Сложно фотографировать, когда чувствуешь себя овощем, который научился мыслить и говорить, — доверишься мне, а, Макс? Я знаю, что мне нужно ответить, скорее всего, это важно, но я не могу думать ни о чем другом, кроме как, что он успокаивает меня. Я наконец-то смогу забыться. Последний рывок и, наверно, я все же отвечу, возможно, смогу не провалиться в страну непонятно чего — кошмаров или сновидений, а, может, полнейшей неизвестности: — Нейтан…я…