поздно ночью надо спать

Тихо хлопнула входная дверь, закрываясь за рыжим и отрезая от единственного источника света на лестничной площадке. Пощелкав выключателем, что не дало никаких изменений, Бадо вполне закономерно решил, что сгорела лампочка. Быстро скинув с себя тяжелые ботинки и на ощупь продвигаясь в комнату, рыжий закричал, окликая альбиноса. — Где ты там, андед? Что со светом? Ответа не последовало. Что странно, так как дверь была не заперта. Рыжий дождался, пока глаза привыкнут к полумраку, и вгляделся в темноту у дальней стены. Покачиваясь с невероятной амплитудой и с совершенно диким оскалом, андед сидел на диване. Находился даже, а не сидел, так как это слово никак не передает плавную и завораживающе неестественную текучесть перемещений худого бледного тела в пространстве. Голос Нейлза дрогнул. — Черт с ним, со светом, что с тобой, песа? Секунда – и альбинос замер, уставясь на рыжего с каким-то опасным животным интересом. Потом сорвался со своего места и, буквально через секунду оказавшись в полуметре от напарника, ткнул ему в лоб парабеллумом, бессмысленно скользя по лицу и шее больным каким-то взглядом. потом захохотал истерически и нажал на курок. Закрыть глаз Бадо успел. Больше ничего. А потом раздался сухой щелчок, извещавший о наличии отсутствия пули в положенном ей месте. И тихий вздох облегчения рыжего. И дикий, еще более дикий, чем был до этого, хохот белобрысого. Качаясь из стороны в сторону и изломанно выгибаясь, тот отбросил ставшую бесполезной железную игрушку и повис на нихрена не понимающем Нейлзе, с тихим хихиканьем вылизывая ему шею. Потом принюхался, оскалился и переместился на плечо, к свежей ране, поверхностной, но неприятной, и принялся слизывать с нее кровь, растравляя ее языком и заставляя вновь напоминать о себе пульсирующей болью. Отступив на шаг назад, рыжий услышал под ногой хруст, по всей видимости, стекла, так как в подошву тут же неприятно впилось что-то острое. Альбинос подался следом, не выпуская напарника из цепких объятий, и снова рассмеялся сумасшедше. Мелькнувший на пару мгновений свет фар какого-то запоздавшего автомобиля выхватил такую обычную для него прозрачную бледность, искусанные губы с засохшими кровавыми подтеками и пошло прикрытые алые глаза с заметно расширенными зрачками. И, вдобавок ко всему, страшный бардак в комнате, разбитую лампу, болтавшуюся над головой, и сеть паутинок, блестящим кружевом расходящихся вокруг пулевой дыры в оконном стекле. Закатывая глаза, выгибаясь и прижимаясь к рыжему, альбинос хихикал и судорожно вцеплялся в одежду, будто собираясь через секунду сорвать ее к чертям. Рыжий уперся ему в грудь, отталкивая. — Я на стекло наступил, дай обработаю. Уйди, психованный. Не пойму, что с тобой. Да уйди же ты наконец! – разозлившись, Бадо с силой пихнул альбиноса, отбрасывая его к стене, к которой тот тут же и привалился. Ночное небо разъяснилось, в лучах убывающей луны огромное, в пол зеркало тускло блеснуло под нервно напряженными пальцами Хайне. Обернувшись, тот явно заинтересовался белым силуэтом отражения, призрачной копией его самого, так же бешено, как и он сам, скалящейся из глубины посеребренного стекла. Осторожно, на пробу словно, пальцы коснулись зеркальной глади, скользнули вниз, уступая место и позволяя изгибающемуся телу полностью прижаться, соединяясь с таким же точно по другую сторону плоскости. Томный взгляд в собственные алые глаза напротив исчезает под дрожащими белесыми ресницами, широко раскрытые губы выпускают острый язык, тут же жадно ищущий свое отражение и готовый переплестись с ним, если бы была такая возможность, сейчас же просто ласкающий холодное стекло. А рыжий замер, завороженно затаив дыхание и забыв оторваться от странного неправильного представления. — Что ты творишь?.. – едва выдавил он из себя хрипло. Альбинос, казалось, ничего не замечает, кроме своего новоявленного любовника. Сползая по стеклу, он медленно опустился перед зеркалом на колени, самозабвенно целуя так же жарко отвечавшее ему отражение, и прижался к своему двойнику, запустив руку под тонкую ткань штанов и чуть извиваясь, потираясь о зеркало бедрами и исторгая из себя восхищенные вздохи и стоны. — Прекращай плясать, ублюдок, — громко потребовал рыжий, не выдержав всего этого действа. Хайне обернулся через плечо, с любопытством оглядев напарника с ног до головы, и вернулся к своему развлечению, увлеченно поглаживая собственный пах и вылизывая отражение, возбужденно выгибаясь в спине. Медленно соскользнув из шлевок джинс, кожаный ремень на миг повис в руке, а уже секунду спустя летел по направлению белоснежной спины. Кожа прошлась по коже, оставив краснеющий длинный след и заставив застонать сладострастно, зажмурившись и выгнувшись еще более бесстыдно, в то время как рыжий вновь замахивался для удара. Наконец потеряв интерес к своему отражению, Хайне резко развернулся, не вставая с колен, и привалился спиной к холодящему стеклу, продолжая ласкать себя уже обеими ладонями, то закусывая губу, то пошло проводя по ней кончиком языка. Ремень с легким щелчком целовал кожу на груди и животе, отчего альбинос блаженно закатывал глаза, все скорее двигая рукой в штанах. Некоторое время спустя, он конвульсивно содрогнулся и, улыбаясь хищно, поднес ладонь к лицу, слизывая с пальцев вязкие белесые брызги. С шипением замахнувшись, Бадо хлестнул его по щеке. Голова дернулась в сторону, ремень, задев случайно, рассек губу, которая тут же и затянулась. Снова облизнувшись, андед встал на четыре кости, с вожделением разглядывая напарника, и медленно пополз к нему. Не дожидаясь, рыжий шагнул навстречу и, запустив пальцы в белобрысые волосы и крепко сжав, дернул наверх, рывком подняв Хайне на ноги. Тот цеплялся за руку, хохоча и качаясь из стороны в сторону, дергаясь и пытаясь дорваться до тела, но хватка Нейлза оказалась на удивление сильной. Встряхнув тянущегося к нему альбиноса, рыжий притянул его, силой запрокидывая голову, и зло зашипел. — Я знаю, есть где-то. Где ты свои игрушки прячешь, изврат? Оказавшись в непосредственной близости от лица и не прекращая дико смеяться, Раммштайнер не упустил возможности, лизнув желанные губы. И тут же заработав под дых. Почти сложившись вдвое и все так же хихикая, песа махнул куда-то неопределенно в сторону шкафа. Дотянув альбиноса за волосы и немного порывшись в недрах шкафа, рыжий выудил искомую «игрушку» вместе со смазкой. — А в тебя влезет ли такая хрень? – с сомнением покачав головой, фотограф огляделся в поисках чего-либо более подходящего и наткнулся взглядом на бутылку, неизвестно как пережившую недавний погром. Толкнув напарника к стене и стеганув его по пути, рыжий быстро подошел к столу, схватил бутылку и обильно смазал ее горлышко, потом развернулся к андеду. Тот, снова возбужденный, вжимался в стену, подрагивая и тяжело дыша. Взгляд загорелся в предвкушении, когда рыжий шагнул к нему, перевернул лицом к стене, вжимая безжалостно и резко без подготовки вгоняя бутыльное горлышко в задницу. С воем прогнувшись, андед забился в руках напарника, как вдруг заметил рыжий, подаваясь назад и насаживаясь. Хмыкнув, он тут же лишил Хайне желанного им предмета, что вызвало его разочарованный стон. Рыжий отошел в центр комнаты и поставил бутылку на пол, кивком указав на нее. — Ты же понял, что делать? Вперед. Став на колени и обхватив для надежности руками, Хайне опустился на бутылку и запрокинул голову, сладостно жмурясь и быстро двигаясь. Усмехнувшись и немного полюбовавшись этим, рыжий обошел альбиноса, зайдя ему за спину, и снова хлестнул со всей силы, отмечая спину, плечи, задницу, слушая нескромные стоны удовольствия. Однако вскоре альбинос снова задрожал и замер, осев на пол. Бадо хмыкнул и выпустил ремень из руки. Пряжка со стуком рухнула на пол. Обернувшись на звук, альбинос непонимающе посмотрел на напарника, потом на ремень и округлил глаза вопросительно. Пошатываясь, встал на ноги и, рванувшись к рыжему, повис на нем, жадно поцеловав. Потом быстро опустился на колени, обхватив бедра одной рукой и не отпуская от себя, расстегнул ширинку и тут же завладел членом рыжего, обхватив его губами и лаская языком. Нейлз, дернувшийся было от неожиданности, расслабился и уже через несколько секунд сам стал толкаться бедрами вперед. Наткнувшись взглядом на игрушку альбиноса, рыжий усмехнулся и чуть сощурился. — Давай, становись раком. Выгнись, ты же можешь. Андед послушно выгнул спину, не слишком вдумываясь в то, что от него хотят. Когда вибратор оказался внутри, он застонал и зажмурился, но удержал себя в руках. — Здесь нажать, да? – рыжий с усмешкой подцепил незаметную кнопочку. Приглушенное жужжание, и Хайне сбивается с ритма, берет слишком глубоко, давится, сглатывает судорожно, пытается кашлять, но не может, и от всего этого Бадо, не сдержавшись, кончает с тихим рыком. Альбинос, бесстыдно раскинувшись и выгибаясь, стонет на полу. Вибратор внутри вторит ему гудением. Рыжий, наивно понадеявшийся, что все закончилось, угрюмо сидит на диване, заткнув уши и усиленно отводя взгляд, пытаясь хоть так предотвратить подкатывающее возбуждение. Однако уже пару минут спустя он резким рывком вытаскивает вибратор и тащит разочарованно скулящего альбиноса к дивану. Бросает, раздвинув ноги, входит в податливое уже разработанное кольцо мышц и целует глубоко, не давая вырваться ни своим, ни Хайне стонам. Тот, впрочем, не позволяет сдерживаться слишком долго, прижимаясь, извиваясь под ним, сжимаясь на нем. Зажмурив болезненно красные глаза, Хайне хватается за него, впиваясь ногтями в плечи, и вскрикивает громко, когда зубы смыкаются у него на шее неподалеку от ошейника. Обычно за такое давно валялся бы с пулей в башке, сейчас же лишь сильнее сжимается на плоти горячая задница, плотнее прижимается белоснежное тело и сладостнее закатываются глаза. Рыжий вбивается так сильно, что старый диван жалостно скрипит, грозя развалиться. Сквозь невнятные выкрики и громкие стоны прорывается обрывок фразы «такой же изврат как и я», что злит почему-то, и Нейлз бьет наотмашь по щеке, хватает жестко за подбородок и властно кусает бледные губы, окрашивая их в немного более живой цвет, целует, размазывая кровь по лицу, снова кусает, срывая и вдыхая стоны бьющегося под ним альбиноса. Тот насаживается, раскрывается и сжимается, обхватывает ногами, тянет на себя, царапает, гнется и извивается, стонет и шипит. А потом совсем выгибается дугой, что, кажется, сломает спину, замирает на мгновение и кончает с протяжным стоном, невыносимо сжимаясь, что становится последней каплей и для рыжего, горбящегося резко и кусающего вздымающуюся грудь, чтобы не вскрикнуть. А потом оба падают на диван, судорожно дыша и не говоря ни слова. Все остальное будет потом.