Preferential Treatment

      Литва бросил карты на центр стола и посмотрел на Эстонию; его очки съехали на кончик носа. Три прибалтийских государства играли в карты, сидя за столом в гостиной дома, принадлежащего Советскому Союзу. Игра в карты была единственным способом времяпрепровождения, избавляющего их от бдительного взгляда России. Однако использование этой тактики сейчас, возможно, было не таким необходимым, как в прошлом, ведь сейчас Россия перестал бесцельно шататься по комнатам, как делал это раньше. Громкий скрип пружин, стук изголовья кровати о стену и череда пошлых стонов отражались эхом от стен, предельно ясно давая понять, чем был занят русский.       Каждый их прибалтов находился в том же положении, что и Пруссия сейчас, поэтому все они пытались абстрагироваться от криков и стонов. С этим ничего нельзя было поделать, и, уж точно, никак не остановить. Россия всегда получал то, что хотел— никто не был настолько глуп, чтобы попытаться исправить это. Для Литвы эти звуки были странно успокаивающими. Он хотел видеть обе половины Германии страдающими за то, что они натворили во время Второй мировой. Слыша все, что происходило с Пруссией, Литва смог легко игнорировать сочувствие, которое он мог бы испытать.       Никто из играющих не заметил, что какофония прекратилась, пока в комнату не зашел альбинос. Он вел себя не совсем так, как все ожидали; он казался более оживленным. Пруссия шел довольно широкими шагами, в его походке было что-то развязное, чванливое. Как только он уселся за стол, трио тут же повернулось к нему.  — Не против, если я присоединюсь? — небрежно бросил немец так, будто не происходило ничего необычного.        Это заставило нервничать всех остальных, потому что постоянное внимание со стороны России было достаточно сильно, чтобы сломать кого угодно. Однако никому из прибалтов не нашлось, что сказать, так что Эстония просто разложил карты напротив Пруссии.       Литва обменялся взглядом с Эстонией, сидящим напротив него. На Пруссию он смотреть не собирался. Смотря на эту страну, он чувствовал невыносимую злость и ненависть. Он напоминал ему о времени, которое он проводил и до сих пор проводит, пытаясь вылечить Феликса. Он знал, что человек, который только что сел за стол, и был причиной боли, которую пришлось пережить Польше. Внезапная война, «сглаживание» Варшавы и огромные жертвы гражданских — все было виной Пруссии. Его жажда власти и войны расшатало Европу. По этой причине он даже не поворачивался в сторону немца. Литва решительно уставился в свои карты, заметив, как Эстония слегка покачал головой. Этот жест, по-видимому, являлся упреком на мысли о мести, созревающие в голове Литвы.       Тишину нарушил Латвия. — Все, что я могу сказать: будет лучше, — мягко сказал он.       Пруссия слегка повернул голову в его сторону, будто хотел ответить что-то, но промолчал. Эстония незаметно кивнул в сторону Пруссии, чтобы Литва тайком посмотрел на него. Его внимание сразу же привлекли багровые синяки и укусы на шее альбиноса. Это зрелище вызвало слабую дрожь отвращения в Литве, но сопровождалось чувством…почти жалости. Он знал, какого было это наказание, но не хотел никому объяснять. Даже с тем, что натворил Пруссия, нельзя было с уверенностью сказать, что он заслужил это. Тут Литва отбросил нахлынувшие чувства прочь, всего лишь напомнив себе вид Феликса в конце войны: разбитого, тощего и избитого. Пруссия заслужил.  — Иван, в конце концов, не выдержит, потом он будет хотеть этого очень часто. Это никогда полностью не прекратится, так что нам жаль, — продолжил Эстония фразу Латвии.        Пруссия смотрел на них со странным выражением лица, забавляясь и смущаясь одновременно. Чтобы заполнить тишину между высказываниями и ответом, который он, видимо, не хотел давать, немец свалил свои карты на колоду. Литва вспыхнул: карты в его были хороши, решил он. Эстония на секунду задержал взгляд на его на картах, а затем снова посмотрел на свои. Казалось, он решил, что лучше продолжить разговор, поэтому сказал:  — Ты должен понять, что эта ситуация с тобой не уникальна. Ты не единственный пострадавший.        Литва усмехнулся, и все, наконец, обернулись к нему.  — Может, уже хватит притворяться, что он не заслужил этого, — произнес он, все еще не глядя на Пруссию.        Немец напрягся, но ухмылка затронула его губы. Он медленно ответил, растягивая каждое слово:  — Смело, Торис. Жаль, ты не был так же зол, когда война началась.        Он сделал драматичную паузу, наблюдая, как вскипает Литва. Затем, он наклонился вперед и продолжил:  — Это бы помогло Феликсу.        Этого было достаточно, чтобы Литва вскочил на ноги, гневно прокричав:  — Повтори, нацист!        Его внезапный порыв не стер ухмылку с лица альбиноса. Остальные две страны нервно переглядывались, пытаясь найти способ разрядить обстановку, физически не сдерживая Литву. Все стало хуже, когда Пруссия ответил:  — Может, мне рассказать, как я заставил твоего любовника целовать мои сапоги, стоя на коленях?        Эстония и Латвия сумели прочитать ситуацию, поэтому успели встать и удержать Литву, который сразу же бросился вперед. В его руках не было пистолета, но это было неважно. Он хотел голыми руками причинить Пруссии столько боли, сколько возможно. На пару мгновений он даже не знал, что сказать. Ухмылка немца переросла в настоящую улыбку, пока он наблюдал за сценой перед ним.  — Удивительно, на что способны люди, если надавить на больное, — тихо произнес он.  — Смелые слова для того, кого насиловали последние пару недель! — произнес Литва, когда, наконец, смог говорить.        Брови Пруссии взмыли вверх: — Что?        Прежде чем он получил ответ, предупреждающий звук пронзил воздух. Ботинки России на толстой подошве имели специфический скрип, уже раздававшийся в коридоре. Прибалты застыли. Они резко бросились на свои места, когда в комнату вошел русский. Это было бы катастрофой, заставь их Россия во время драки. Борьба нарушала идею коммунистического единства, которой пытался придерживаться даже Россия, хоть и притворно.       Он был одет в штаны и рубашку, но одежда находилась в беспорядке. Первые несколько пуговиц отсутствовали, а остальные были не полностью застегнуты. Штаны в складках, которые не появились бы, не брось он их, скомкав, ночью на пол. Даже в таком виде его холодной ауры было достаточно, чтобы заставить прибалтов сидеть ровно, хотя Пруссия продолжал ухмыляться. Его ухмылка не произвела никакого плохого впечатления, так как Россия шел прямо на альбиноса. Он положил руки на его плечи. Проигнорировав остальные страны, он наклонился к Пруссии и прошептал:  — Так вот куда ты подевался. Я догадывался, когда проснулся и не обнаружил тебя.        Прибалты в унисон вздрогнули, когда губы русского задели ухо альбиноса. Такого рода близость казалась неправильной. Альбинос, улыбаясь, ответил:  — Мне нужна была передышка.        Россия переместил руку с его плеча и приподнял его подбородок. На этот раз он сказал громко и четко, чтобы все в комнате услышали:  — Посмотри мне в глаза и скажи это еще раз.        Он осторожно повернул голову Пруссии, чтобы их взгляды встретились. В этот момент лицо немца приняло нейтральное выражение. Казалось, слова и глаза России привели его в немое восхищение.        Он медленно покачал головой, отказываясь повторить. Русский улыбнулся своей привычной безумной улыбкой, что заставило троицу за столом затрястись сильнее. Литва стал наблюдать за реакцией Пруссии. Но, к его удивлению, альбинос не отреагировал на улыбку с тем ужасом с ожидаемым страхом и трепетом. Вместо этого, он мягко обхватил руками лицо России. Руки русского пришли в действие. Одной рукой он начал расстегивать рубашку альбиноса, пока другая добралась до обнаженного участка тела. Он начал целовать белоснежную кожу на шее, заставив немца резко изогнуться. Никто из прибалтов не мог поверить, что все происходит наяву. Конечно, в такой воинствующей стране должен был остаться боевой дух, но сопротивляться захватническим прикосновениям России было невозможно.        Латвия, как обычно, крайне неразумно, громко прочистил горло. Россия дернулся и сразу же переключил внимание на три страны за столом. Его лицо помрачнело.  — Как ты мог променять меня на этих троих? — его глаза устремились прямо на Литву, вздрогнувшего ото льда в его взгляде. Литовец перевел взгляд на руку русского, властно сжимающую плечо Пруссии. Багровые глаза немца с нежностью смотрели на Россию:  — Уже пожалел.        Россия все еще наблюдал за прибалтами, будто обдумывая наказание.  — Давай вернемся в мою комнату, Гилберт. Они не достойны тебя, — холодно произнес он.        Пруссия кивнул и поднялся с места. Он покинул комнату с Россией, чья рука плотно обнимала его за талию. Гнетущую тишину в комнате нарушил Латвия, наклоняясь к остальным:  — И что это было?        Голос Эстонии прозвучал так, будто он пытался найти разумное разъяснение неразумной ситуации:  — Гилберт, скорее всего, притворялся. Больше это никак нельзя объяснить. Иначе он не стал бы так кричать.        Но Литва заметил что-то тревожное в этой встрече, что-то похожее на…любовь. Она прослеживалась в нежном и заботливом взгляде этих двоих друг на друга. — Нет, он не притворялся, и это самое ужасное, — произнес Литва слега дрогнувшим голосом. —10 лет спустя—        Россия, ожидая компанию, сидел за столом, накрытом на балконе, в один из редких теплых московских дней лета. Его взгляд застыл на тарелке, приготовленной для его любовника. Литва заканчивал сервировать место за столом, когда ГДР вошел прогулочным шагом, стуча сапогами по деревянному полу. Россия улыбнулся, восхищаясь тому, насколько серая форма шла немцу и как красные акценты подчеркивали его рубиновые глаза. Литва резко развернулся, намереваясь немедленно уйти, но врезался в ГДР. Прибалт попытался сделать вежливый жест, но у него вышел лишь жесткий поклон; он сделал шаг назад, пропуская страну дальше. Немец хладнокровно прошел мимо, но, усаживаясь за стол, сердито сорвал головной убор и отбросил его подальше на стол.        Россия увидел закипающий гнев в глазах возлюбленного. Он собирался узнать, в чем дело, но немец опередил его:  — Ты видел, как он на меня смотрел?        Русский отрицательно покачал головой, так как он не мог видеть лица Литвы со своего места.        Но, если это оскорбило его любимого, то Ториса ждет наказание. Похоже, Литва потерял чувство осторожности, и начинал влезать во многие неприятности.  — Каждый раз, когда он смотрит на меня, я четко вижу в его глазах обвинение — шлюха. Он смотрит так, будто я самая отвратительная вещь на Земле, — продолжил ГДР. Россия схватил бутылку водки и налил по стопке себе и любовнику.  — Выпей, успокоишься. Я разберусь с Торисом позже, — властно ответил Россия. ГДР взял рюмку и выпил содержимое залпом.        Он поставил стопку обратно на стол:  — Да дело не только в нем. Латвия, Эстония, сестры твои. Как Советский Союз, они ненавидят меня.        Россия вздохнул и подлил ему еще водки. Он хотел сказать, что есть решение для проблемы ГДР, но не стал. Он только сказал:  — Иди ко мне, Гил.        Это был приказ, не просьба. ГДР подчинился и передвинул свой стул ближе. Он также наклонился вперед, чтобы между ними осталось меньше места.        Русский положил руку на щеку альбиноса:  — Милый, не слушай, что они говорят. Это зависть. Они ниже меня, они лишь части моего Советского Союза. А ты республика со своими правами, ты мой прекрасный ГДР.        Альбинос попытался ответить:  — Я знаю, Ваня. Но…        Россия прикоснулся пальцем к его губам:  — Я еще не закончил. Что важнее, ты мой союзник и единственный, кому я доверяю.        ГДР потерся щекой о его руку, такую теплую и успокаивающую.  — Но ты не видел и не слышал их. Я по их глазам вижу, что они думают: ты пользуешься упрямым нацистом, который хорош только в постели, — тяжело произнес он.        Глаза России потемнели на несколько оттенков. Он был очень чувствителен к теме нацизма, особенно употребляемой по отношению к его возлюбленному. Он потянулся и накрыл своей ладонью свободную руку Пруссии, лежащую на столе.  — Если кто-либо назовет тебя нацистом, я лично прослежу, чтобы их талоны на зерно перестали действовать. Голод держит людей в строгости, — ледяным голосом сказал он.        ГДР улыбнулся, но Россия понимал, что он все еще обеспокоен. Он решил это единственным способом, пришедшим ему на ум. Россия втянул альбиноса в долгий глубокий поцелуй. Литва стоял вне поля их зрения. Он вернулся, чтобы принести вторую бутылку водки. Он зашипел от бесстыдного зрелища, но ничего не смог сделать, и это уже давно стало реальностью, которую он не собирался менять.