Press my nose up to the glass around your heart. I should've known I was weaker from the start. You'll build your walls and I will play my bloody part To tear, tear them down, Well I'm gonna tear, tear them down. 'Cause I know my weakness, know my voice, And I believe in grace and choice.
***
В первый раз Кас говорит «я люблю тебя», когда Дин лежит головой у него на коленях, весь перемазанный грязью и кровью, и пытается перевести дыхание. От боли в только что сросшихся ребрах у охотника слезятся глаза, а пальцы, перемазанные кровью, зарываются в землю и хватаются за болотную траву. В ледяной мокрой одежде холодно, Дина бьет мелкая дрожь, но руки Каса на его груди — теплые и осторожные; постепенно он отогревается и, сам того не замечая, хватается за него, сцепляет пальцы вокруг его запястья, словно теперь ангел может исчезнуть, а потом смущенно отпускает его и запрокидывает голову, прикрывая глаза. Теплые сухие губы прикасаются к его лбу — не ласка, просто осторожное прикосновение. — Горячий. Я отнесу тебя в кровать, — тихо говорит Кас. Его голос немного дрожит, словно ангел все еще взволнован. Потом он добавляет, осторожно, словно пробуя слова на вкус. — Я люблю тебя. — Глупый, — Дин качает головой, а потом открывает глаза уже в кровати; от слабости и тошноты ему хочется отключиться, но он отрывает голову от подушки и тихо и сбивчиво говорит. — Машина. Я оставил машину у… — Тс-с, — Кас осторожно, но уверенно укладывает его обратно и кладет руку на плечо, не давая снова подняться. — С машиной разберемся завтра. Лежи. Ангел проводит рукой по его плечу, а потом исчезает из поля зрения, и Дин чуть приподнимается в странном порыве не отпустить его, но одергивает себя — уж очень по-детски это выглядит. Он никогда не вел себя так раньше, и сейчас тем более не время. — Я скоро вернусь. Принесу тебе что-нибудь горячее, — мягко говорит Кас, отзываясь на его короткое движение, и с шорохом исчезает. Дин не успевает даже досчитать до пятнадцати: часы на стене тикают, и да, он, черт возьми, зачем-то считает щелчки. Может, он просто не хочет заснуть прежде, чем Кас вернется с тем, что ему там взбрело в голову притащить. А может, хочет убедиться, что у него действительно больше ничего не сломано, или просто снять куртку. Матрас рядом с ним со скрипом прогибается, и Кас, со стуком поставив на тумбочку кружку, сначала осторожно помогает ему сесть на кровати, прислонив к себе, чтобы стянуть куртку, а затем укладывает обратно, подтыкая подушки, уже одну на другой — когда он успел? — и накрывает одеялом. Дин и в самом деле хочет возмутиться — он уже не ребенок, чтобы с ним так возились, —, но сейчас у него нет на это никаких сил, поэтому он просто послушно дает Касу делать все, что тому вздумается, кроме того, под одеялом тепло, а у него еще пару минут назад зуб на зуб не попадал. Он словно в тумане, и снова возвращается к реальности только тогда, когда его ладони обхватывают теплую, почти горячую кружку. — Чай, — коротко говорит ангел, словно привлекая его внимание, а потом, убедившись, что Дин сам держит ее в руках, отпускает и сгибает ногу, чтобы повернуться к нему поудобнее. — Я положил сахар. Дин медленно пьет — чай слишком крепкий, слишком горячий и совсем не сладкий, видимо, Кас не догадался, что его нужно размешать, но сейчас это не имеет значения. В желудке становится тепло, руки согреваются об кружку, и Дин широко, до хруста в челюсти, зевает, а потом на секунду прикрывает глаза. Когда он открывает их снова, в руках у него пусто, свет в комнате погашен, а на кровати нет никого, кроме него самого. — Кас? — хрипло спрашивает он, чуть приподнимаясь. Голоса почти нет то ли из-за сна, то ли он попросту переохладился, пока торчал в ледяной болотной жиже. — Да, Дин? — Кас отвечает сразу же, и Дин с каким-то облегчением замечает встрепанный силуэт ангела, сидящего на полу возле кровати, прислонившись к ней спиной. — Чего ты на полу уселся? — тихо спрашивает Дин, а потом, кашлянув, предлагает, стараясь звучать как можно бодрее. — Может, хотя бы на кровать переберешься, если уж решил тут дежурить? — Хорошо, — легко соглашается Кас, встает и почему-то ложится рядом. Дин уже приоткрывает рот, чтобы сообщить, что он не слишком привык к тому, чтобы с ним в кровати лежали парни, но Кас устраивается близко к краю и спиной к нему, достаточно далеко, чтобы это не было неловко, и так, что им не приходится смотреть друг на друга или что-то в этом роде. Да и отчитывать того, кто только что вытащил твою задницу из очередной передряги, — это как-то по-свински. Тем более, Кас вряд ли поймет, почему сидеть на кровати можно, а лежать в ней — нет. Дин расслабляется и закрывает глаза, думая о том, что он должен был сказать что-то важное, но веки становятся неподъемными, ему никак не удается вспомнить, о чем именно им нужно было поговорить, и в итоге он сам не замечает, как вновь засыпает.***
Во второй раз Кас говорит «я люблю тебя», когда они с Дином возвращаются вечером из бара. Дин совсем забыл, что чертовы ангелы не пьянеют от человеческого количества алкоголя, он не слишком крепко стоит на ногах, все вокруг немного плывет, приобретая нечеткие очертания, и ему почему-то будто стыдно перед совершенно трезвым Касом, идущим рядом. Дин потирает руку об руку, смеясь и рассказывая, как они с Сэмом однажды вляпались в историю в баре, очень похожем на этот. Кас улыбается, и Дин может сказать это совершенно уверенно, хотя ветер дует ему в лицо, и он жмурится, потому что снег так и норовит попасть в глаза. Ангел тихо смеется, когда Дин переходит к самой сальной части истории — правда, возможно, он просто смущен, и Дин приобнимает его за плечи одной рукой, не то пытаясь как-то подбодрить, не то и в самом деле ища опору. — Я люблю тебя, — улыбаясь, говорит Кас, и это звучит так естественно, что Дин едва не пропускает это мимо ушей. Это даже не звучит, как признание, скорее похоже на одобрение, словно они такое говорят каждый день, поэтому не имеет смысла заострять внимание на этих словах, но когда Дин поворачивается, чтобы увидеть его лицо, Кас совсем не выглядит таким спокойным, каким он надеялся. Впрочем, испуганным или ожидающим он тоже не выглядит, так что Дин немного успокаивается и качает головой — ангел кажется взволнованным и радостным, словно ребенок, неожиданно для себя сделавший какое-то открытие, и теперь спешащий им поделиться. — Нет, — Дин останавливается, а потом потирает переносицу и жмурится, чтобы собрать мысли воедино, но получается из рук вон плохо. — Кас, нет. Кас хмурится и смотрит на него удивленно, явно не понимая, о чем он говорит, и Дин, едва не застонав, резко поворачивается и продолжает идти — вечер начинался так хорошо, они могли бы еще пройтись, говоря ни о чем и смеясь, а потом просто вернуться в бункер, посмотреть какой-нибудь фильм или, может, потом посидели бы на кухне, ангел — с чаем, а Дин — с теми чудесными остаткам обеденной пиццы, которую они заказали около полудня. Кас торопливо идет за ним следом, не отставая и все еще ожидая ответа, и когда ему удается поравняться с Дином, на его молчаливый вопрос уже нельзя не ответить, потому что пауза и так сильно затянулась. — Ты меня не любишь, — твердо отвечает Дин и смотрит на растерянного и словно даже запыхавшегося ангела, у которого от мороза даже кожа не покраснела — кажется, он мог бы сейчас выйти на улицу в футболке, если бы не то, что другие люди могут заметить это и обратить на него лишнее внимание. — Ты запутался. Понимаешь, когда… Черт, с чего ты вообще это взял? Последняя фраза звучит слишком резко, и Дин уже готов пожалеть, что не сдержался, но Кас задумчиво хмурится, явно собираясь ответить, и он понимает, что, кажется, уже окончательно протрезвел, и даже не заметил, как перестал идти раздражающий колючий снег. — Потому что ты самый близкий и важный для меня человек, и я не представляю своей жизни без тебя. Потому что с тобой мне хорошо, а без тебя плохо, и я ничего не могу с этим поделать. Потому что мне нравится к тебе прикасаться, и… — Кас говорит, но в голове у Дина сейчас все это совсем не укладывается, он слышит слова, но не понимает о чем они. Кажется, они уже почти вышли из города на шоссе. Завтра нужно заправить Детку и начать искать новое дело, чем раньше, тем лучше, нельзя столько сидеть на одном месте. Можно с утра сразу после завтрака полистать газеты и покопаться в сети, а потом… — Нет, — снова говорит Дин, услышав, что Кас замолчал, а потом снова трет переносицу и кивает головой обратно в сторону городка — здесь такси они не поймают. — Ты просто запутался. Я твой лучший друг, и мы через многое прошли вместе. Это просто привязанность. Но ты ангел, и тебе простительно немного путаться в человеческих чувствах. — Но я уверен, что… — Кас растерянно смотрит, явно готовый спорить, и Дин знает, что найдет, что ему сказать, но тут прямо у них под носом проезжает пустое такси, и он машет рукой водителю. В машине они молчат, потому что о таких вещах не стоит говорить при посторонних людях, да и Кас зачастую может ляпнуть что-то неприемлемое или странное. Дома Дин почти сразу же ложится спать, потому что после виски его иногда начинает сильно клонить в сон.***
В третий раз Кас говорит «я люблю тебя», когда они лежат в обнимку на кровати в комнате Дина. Это не первый их секс, но с тех пор, как две недели назад Кас пришел домой без благодати и плохо стоящий на ногах, они сначала вообще почти не разговаривали — бывший ангел все больше молчал и выглядел подавленным, а Дин не считал себя в праве давить на него —, а потом, когда тот снова повеселел и с каким-то детским восторженным любопытством принялся учиться быть человеком, задавая один вопрос за другим, то и дело не в состоянии справиться с самыми простыми и обыденными вещами, Дин попросту испугался, что теперь он причинит Касу физическую боль и оттолкнет его. Даже сейчас, когда ангел, теперь больше напоминающий ему неловкого подростка, улыбается, устроив голову у него на плече, он не уверен, что поступил правильно. — Как здорово, — тихо говорит Кас, все так же улыбаясь и не открывая глаз. — Так вот как это должно быть. — Прости, тебе было больно, — виновато говорит Дин, но ангел — он не в первый раз замечает, что для него ничего не изменилось, потому что-то слово «ангел», которым он называет своего ангела, не имеет ничего общего с райским воинством и благодатью — открывает глаза и осторожно прикасается губами к его щеке. — Все хорошо. Совсем недолго и не так уж больно. Оно того стоило, — он говорит это бодро, но Дин видит, что Кас не в порядке — прилипшие ко лбу влажные растрепанные волосы, ленивые слабые движения, непривычно тихий голос, его ангел выглядит совершенно вымотанным, каким он его еще никогда не видел. — Как ты себя чувствуешь? — он осторожно утыкается носом Касу в волосы и вдыхает приятный и привычный запах, теперь смешанный с запахом его собственного шампуня. — Ты весь мокрый. И нам, наверное, надо попасть в душ, а то потом будет неприятно. — Я чувствую себя отлично. Просто я, кажется… Устал, — он говорит это не очень уверенно, но при этом выглядит едва ли не восторженным, и Дин, не удержавшись, тихо смеется. — Поздравляю с новым открытием, — он обнимает бывшего ангела, коротко и крепко, а потом тянется к тумбочке за салфетками, и уже через пару минут подтягивает Каса поближе к себе, почти что укладывая сверху, и тот охотно устраивается у него на груди и закрывает глаза. — Собираешься спать? Лентяй. А как же душ? Тот неразборчиво отвечает, не открывая глаз, и Дин фыркает, но обнимает его крепче — пусть это и эгоистично, но ему нравится такой Кас — взмокший, растрепанный, сонный, с царапиной на руке, полученной в неравном бою с полочками в посудомойке, и с уже немного побледневшей синей линией от шариковой ручки на подбородке, доверчиво устроившийся у него на груди и прикрывший глаза. — Я люблю тебя, — тихо говорит Кас, едва слышно и словно для себя, но Дин мгновенно замирает. Он и в самом деле надеялся, что эти слова больше не всплывут — они ведь уже договаривались, что это просто секс, что они все так же друзья, просто им хорошо вместе. Хорошо, потому что с Касом всегда все хорошо, всегда как-то по-другому, не так, как с другими, но это вовсе не значит, что нужно забыть про все остальное. В конце концов, Дин вовсе не гей, и рано или поздно одна из девушек на его пути может сделать его по-настоящему счастливым. Просто это Кас. И их друг к другу тянет. И да, это еще ничего не значит. И они уже сто раз про это говорили. — Дин, успокойся, я не требую ничего в ответ, — сонно говорит Кас, а потом приподнимает голову и трет переносицу совершенно точно подхваченным у Дина жестом. — Прости, пожалуйста. — Мы ведь про это уже говорили, — неожиданно хрипло отвечает Дин, и Кас кивает, соглашаясь, какой-то притихший и виноватый, а потом почти сразу закрывает глаза, и его дыхание выравнивается. Дин с облегчением выдыхает, и осторожно гладит его по плечу.***
Больше Кас не говорит этих слов, и поначалу Дин испытывает облегчение — Кас любит говорить обо всем, поэтому поначалу он надеется, что если ангел больше не озвучивает это вслух, то все это понемногу стерлось. Они живут так же, как и прежде, когда Сэм рядом, только переглядываются чуть чаще, особенно когда Кас смущается и теряется из-за того, что ему приходится что-то умалчивать или изредка врать, чтобы Сэм ничего не узнал — Кас не любит такого, ему вообще не нравится то, что они прячутся, потому что он совсем не понимает, что плохого в том, что они делают, а Дин никак не может найти слова, чтобы объяснить. К счастью, ангел часто выглядит растерянным по другим причинам и ищет одобрения или помощи у Дина, так что Сэм, кажется, ничего не замечает. Они проводят все время вместе, когда Сэм уезжает, и Дину даже немного неловко из-за того, что он так радуется постоянным отлучкам брата, которые становятся все дольше и дольше. Они спят, в одной постели, занимаются сексом и вместе просыпаются по утрам. Кас — жуткий лентяй и соня, и Дин каждый раз смеется над тем, как он недовольно ворчит по утрам, прячась под одеялом по самую лохматую макушку, жмурится, когда включается свет и растерянно хлопает глазами, когда пытается окончательно проснуться. Иногда Дин не может сдержаться, и они остаются в кровати до самого обеда, Кас — почти проснувшийся, теплый, в измятой футболке, все еще немного сонный, а иногда наоборот, разговорчивый, но непременно довольный, а Дин — всегда выспавшийся, потому что с Касом ему всегда отлично спится, спокойный, не выпускающий ангела из объятий. Они вместе завтракают, обедают и ужинают, болтая за столом, порой вместе выбираются в город, иногда просто смотрят фильмы дома. Кас учится. Всему подряд, от уборки и стирки до того, как нужно делать покупки в супермаркете. У него многое получается, хотя он иногда все еще бьет посуду в раковине или с виноватым видом приносит Дину линялые футболки. Он почти научился гладить, не оставляя следов на одежде, может сам застелить постель, заказать еду, такси и что-нибудь из сети, разобрался с кранами в ванне и на кухне и легко пользуется телефоном — откровенно говоря, с ним он ладит уже гораздо лучше Дина. Но больше всего Касу нравится готовить. Ангел с невероятным упорством осваивает кухню, и постепенно они почти перестают заказывать еду — кривоватая и мало похожая на привычную пицца ничем не хуже той, которую они обычно привозили из пиццерии, пироги, может, и не такие сложные, как покупные — теплые и мягкие, а ради восторженного лица Каса, когда Дин ест результат его очередных стараний, можно было бы, откровенно говоря, есть и что-то не слишком вкусное. Ангелу нравится делать все вместе, и в списке этих вещей совместные посиделки за столом опережает только лежание в кровати, так что порой они проводят в кухне слишком много времени, гораздо больше, чем это обычно принято, но Дин вовсе не собирается говорить об этом Касу. Дин почти не берет Каса с собой на охоту. Они много раз ссорились, и пару раз ему даже пришлось накричать на ангела — брать его с собой было бы опасно, и Дину далеко не сразу удалось объяснить, что он вовсе не считает, что без благодати Кас ни на что не способен, просто боится, что Кас забудется и влипнет в неприятности, или полезет выручать Дина, забыв, что теперь и сам — человек. Да и если быть уж совсем откровенным, привыкший к силе благодати, без нее Кас кажется ему каким-то хрупким. Поэтому они вместе опрашивают людей — Кас почти научился ладить с незнакомцами, и когда он ведет себя так, как следует, вызывает большее доверие, чем Дин — вместе перерывают интернет или библиотеку, когда не знают, с чем имеют дело. Кас, может, и соображает не так быстро, как Сэм, но его старательность и усидчивость это в полной мере искупают. Иногда Кас тоскует, и Дину далеко не сразу удалось понять, в чем дело. Оказалось что ангел считает себя бесполезным — он признался в этом так же легко и уверенно, как если бы говорил, что голоден или устал. «Я бесполезен». Это прозвучало глухо и спокойно, словно признание вины, и Дин открыл было рот, чтобы спорить, доказать, что это неправда, потому что Кас многое может и умеет, но потом отмахнулся от этой идеи. Говорить нужно было совсем не это. «Неважно, что ты можешь, а чего не можешь. Я… Ты мне нравишься любым. Мне хорошо с тобой не из-за этого.» Он обнимал Каса не меньше часа, просто сидя рядом на диване, и они молчали. Кас — думая о чем-то своем, медленно расслабляясь и успокаиваясь — эти слова, оказалось, дались ему не так просто. Дин — с каким-то странным волнением, чуть ли не испугом, вспоминая то, как у него едва не вылетело случайно то, чего он вовсе не собирался говорить, а потом — виновато размышляя о том, что он не заметил, что его ангела гложет такая тяжелая и в то же время совершенно глупая мысль. Разумеется, три коротких фразы не смогли исправить все сразу, но теперь, когда Дин начинает замечать, что Кас опять постепенно тускнеет и становится тише, он просит у ангела чего-то, чего не может сделать сам. Или просит помощи, и тогда они вдвоем ищут новое дело или перебирают Детку — Кас почти выучил названия деталей и инструментов и чрезвычайно этим гордится. С Касом почти всегда просто — он не умеет и не видит необходимости лгать, его легко обрадовать самыми маленькими вещами — однажды Дин дня на три осчастливил его, в шутку вручив ему мыльные пузыри, но даже и этого обычно не требуется. Касу достаточно одного прикосновения, короткого объятия или улыбки, чтобы прийти в самое радужное расположение духа. Он все время старается сделать все хорошо и правильно, чтобы Дин был доволен и спокоен. Он вежливый, осторожный и заботливый, хороший в самом простом, детском смысле этого слова. О нем приятно заботиться, и даже то, что он безостановочно — впрочем, без всякого злого умысла — устраивает какие-нибудь неприятности, не сильно пугает Дина. Но есть то, с чем Дин не может ни смириться, ни свыкнуться. Когда он решил, что Кас замолчал, потому что передумал, он ошибся. Сначала ангел оговаривался, изредка начиная говорить очередное признание, но потом поправлялся, и Дин старался делать вид, что ничего не замечает, хотя это давалось ему с трудом — ему приходилось какое-то время молчать, чтобы не превратить отчуждение, которое непременно возникало после этих неловких моментов, в спор или ссору. Со временем Кас умолк, но так стало только хуже. Ангел не говорит это вслух, но он смотрит. Так, что все его мысли понятны и без слов, но теперь Дин ничего не может ему сказать — он мог бы спорить с Касом, если бы тот говорил с ним, но сказать ему «не смотри на меня так» или «не думай это»… было бы слишком. Дин перебирает в голове их разговоры, один за другим, словно пытаясь понять, где он ошибся. Он говорил Касу, что это не для него. Говорил, что Кас ошибся. Говорил, что он никогда не сможет полюбить его в ответ, потому что Кас мужчина. Говорил, что они не должны друг друга ревновать и мешать друг другу жить их собственной жизнью. Говорил, что у них нет и не будет никаких обязательств. Что еще он должен был сказать? Что еще можно было сказать? Дин с облегчением вздыхает, когда Кас перестает исподтишка смотреть на него так грустно и потерянно. Кас, кажется, счастлив, и Дин успокаивается. Когда он перестает со страхом ждать следующего тоскливого взгляда, с Касом становится совсем хорошо. Ангел почти светится, когда улыбается. С Касом здорово везде от машины до постели, и Дин ловит себя на том, что он давно не спит ни с кем, кроме него. Потом — на том, что другие люди рядом с его ангелом вызывают у него глухое безотчетное раздражение. Он уже не представляет, какой была бы его жизнь без ангела, и не видит будущего, где они не будут вместе. Он медленно и постепенно позволяет себе в мыслях немного больше, пытаясь объяснить, почему с Касом все… вот так вот.***
Дин говорит «я люблю тебя», когда они в обнимку лежат на диване, смотря фильм про Джеймса Бонда. Кас откинулся ему на грудь, и его удобно и тепло обнимать со спины, уткнувшись носом в лохматую темную макушку. Дин улыбается и чувствует себя легким — он никогда не думал, что ему станет настолько лучше, когда он признается сам себе. — Я люблю тебя, — тихо, медленно и уверенно говорит он. Кас поворачивается, приподнявшись и целует его в щеку, а потом улыбается и качает головой. — Не нужно. Все в порядке. Ангел с улыбкой смотрит снизу вверх и выглядит… Ни капли не удивленным и не обрадованным. Очень спокойным. Дин давно планировал сказать ему эти слова и теперь не понимает, что происходит, потому что такой вариант ответа ему никогда не приходил в голову. Он чувствует себя растерянным. — Кас, я и в самом деле… Кас прикасается пальцем к его губам, и Дин хочет продолжить говорить, не дать себя перебить, потому что ему отчаянно важно, чтобы Кас сказал что-то в ответ, принял это, ведь ангел так этого хотел. — Хорошо, — Кас кивает, все такой же спокойный и улыбчивый. — Я тоже тебя люблю. Кас целует его и снова устраивается у него на груди, и Дин понимает — ангел ему не верит и не хочет спорить. Дин крепко обнимает Каса, снова зарывается носом ему в волосы и смотрит в телевизор, не пытаясь больше вникать в сюжет. Кас накрывает его руку своей и переплетает их пальцы, глядя на экран и изредка вздрагивая, когда выстрелы звучат слишком громко.