Я не буду извиняться

— Я не буду извиняться, — слова, тяжелые, словно свинец, замерли в воздухе, в мгновение остановив надвигающийся шторм. Гарпа потряхивало. В глазах плескался невыраженный гнев, душевная боль заставляла сжимать кулаки, а потемневшие глаза выдавали уже начавшее зарождаться отчаяние. Обычно уверенный в своих силах, сейчас Гарп не знал, куда деть свой взгляд — он посмотрел сначала на него, потом вниз, в пол, затем скользнул взглядом по книжным полкам, словно искал у морских писателей какую-нибудь фразу, способную остановить, повернуть покатившиеся под откос события, и затем снова на него. Сенгоку искал в его взгляде упрек, возможно, даже презрение и ненависть к тому, кто предпочел долг личному, но не видел ничего, кроме долгого, тоскливого взгляда ударенного ни за что верного пса. — Что ж, — хмурясь, смог выдавить из себя Гарп, — я понимаю тебя. Где-то внутри, очень глубоко в душе, Сенгоку хотелось бы, чтобы Гарп его не понимал. Точно так же, как Сенгоку никогда бы не простил убийцу своего ставленника, Гарп не должен был бы прощать будущего убийцу своего внука. В этом тоже была бы некая часть Справедливости, присягу которой они некогда вместе давали. Но он прощал. — Я понимаю. Делай, что считаешь нужным, — сказал Гарп уже по дороге на эшафот, и Сенгоку молча шагал рядом, не смея смотреть ему в лицо, боясь увидеть лично, как во взгляде одного из самых дорогих ему людей умирает какая-то очень важная его часть. Он видел Цуру внизу, под самым эшафотом, когда поднимался наверх уже в одиночестве. Её взгляд всегда был самым пронзительным из всех, виденных им когда-либо, но и он сейчас был болезненным, упрямым, требующим сделать хоть что-то, словно это Сенгоку, а не Гарп, приголубил когда-то у себя сына врага, это он, а не Гарп, рискнул собственной головой ради сиюминутного порыва, купившись на такую глупую провокацию Гола, взвалившего неподъемный груз на неискушенное предательством сердце Гарпа. Гол не мог не знать, насколько Монки оставался честен и в чем-то наивен, и воспользовался этим с присущей только ему наглостью и размахом. Сенгоку даже казалось, что это была его последняя шутка над старым врагом, гораздо смешнее, чем отправить в Логтауне на плаху тысячи горячих голов, ринувшихся за несуществующим сокровищем прямо в объятия Морского Дозора и Эгиды. Роджер всегда был прекрасным юмористом. Сенгоку его ненавидел. *** — Я не собираюсь извиняться. Сенгоку сказал это спокойно, скрестив руки на груди, и бесстрашно на него посмотрел, пусть и морально готовясь к тому, что этот взъерошенный пацан, сидящий на ящиках в порту, которого побаивались все остальные рядовые, сразу же бросится в драку. Драки Сенгоку не боялся, однако чувствовал что-то странное, подрагивающее внутри, словно напряженную до предела пружину. Другие назвали бы это совестью — в конце концов, Сенгоку поступил хоть и справедливо, но жестоко по отношению к этому странному парню, сообщив капитану, куда бежал тот пират, которого Гарп пожалел и отпустил на все четыре стороны на последнем острове. Пирата теперь точно найдут и, возможно, пристрелят, хотя Гарп обещал ему, что с ним ничего не случится. Но Сенгоку не мог поступить по-другому — пиратам доверять нельзя. И если сегодня этот головорез пообещал Монки, что никого больше не убьет, то никто не гарантирует, что завтра он спокойно не возьмет эти слова назад. Это они давали клятву, что будут жить с честью и достоинством, у пиратов подобных слов в кодексе не значилось. Пацан почесал затылок и вздохнул. Во взгляде читался легкий упрек, но не более. — Странный ты, — заявил он, широко улыбнувшись. — Нельзя же так бесконечно инструкциям следовать, так и рехнуться не долго. — Это ты странный, — парировал Сенгоку, — и, кажется, уже успел рехнуться, если братаешься с пиратами. — Будешь мне мешать? — Сенгоку так и не понял, чего больше прозвучало в его голосе — угрозы или интереса к его персоне. — Если потребуется. Кто-то же должен тебя контролировать. *** — Кто-то же должен тебя контролировать! Гарп шел размашистым шагом, и хоть роста они всю жизнь были одинакового, Сенгоку все равно приходилось сейчас его нагонять. Когда Монки был целеустремлен, то остановить его не мог даже движущийся на встречу морской поезд. Гарп резко остановился, и они чуть не столкнулись в коридоре, путаясь в рукавах капитанских плащей. Сенгоку собирался сделать шаг назад, но Гарп схватил его за запястье, сдавив со всей своей дикой силищей. — И этим кем-то, естественно, будешь ты? — рыкнул Гарп, приблизив свое лицо и посмотрев прямо ему в глаза, ища в них хоть какой-то проблеск раскаяния за случившееся. — Я, — спокойно ответил он. Когда Гарп злился, важно было самому сохранять самообладание, даже если тот причинял ему боль, как сейчас. Позже Ди будет бесконечно просить прощения за свою несдержанность, но сейчас ради их общего долга необходимо было терпеть. — И если ты надеешься, что я буду извиняться за то, что произошло с бывшим контр-адмиралом, то я... — Он был нашим товарищем! — Гарп почти шипел от боли и злости. — А мне дали за его смерть капитанское звание! Это ты считаешь справедливостью?! — Он предал нас и Морской Дозор, Гарп. С теми, кто становится на один уровень с преступниками, разговор должен быть коротким. Устранить его было нашей работой. — Работой! Казнить бывшего командира — это для тебя такая же работа, как заполнить рапорт! Значит, и со мной ты сделаешь то же самое, если я отступлюсь, верно?! Сенгоку молчал, смотря с какой-то горечью и обреченностью ему в глаза, и Гарпу не нужно было слов, чтобы понять. — Сделаю. И, может быть, тебе стоит действительно это знать заранее, прежде чем мы пойдем дальше, Гарп. И держаться от меня подальше. Гарп покачнулся и, медленно развернувшись, ушел вперед, оставляя Сенгоку одного. *** — Я же просил тебя держаться от меня подальше, — тяжело дыша, произнес Сенгоку, пока Гарп заходился кашлем рядом на досках. Сенгоку хотел было приподняться на локтях, посмотреть, что стало с кораблем после удара артиллерии противника, но морская вода и кайросеки, в которые его поймал один из пиратов, почти полностью оставляли его без сил. Гарп, наконец, перестал откашливаться от морской воды, из которой только что вытащил своего соратника, и выпрямился, подползя к нему на другой край дрейфующего обломка корабля и подхватив руку, которая была закована в кайросеки. — Ключей нет, — слабо проговорил Сенгоку очевидную вещь, но, кажется, Гарпа этот факт не смутил. Он крепко схватился за цепь и потянул ее в разные стороны, напрягаясь. — Это бесполезно, — будь Сенгоку в более здравом состоянии, он бы обязательно рассказал Гарпу, насколько его затея глупа, но тот был без сил, и некому было сообщить Монки, что самый прочный в мире материал нельзя было так просто сломать голыми руками и им стоит придумать что-нибудь другое. — Заткнись. Не иначе как от этого невежественного незнания, оковы на руке Сенгоку начали скрипеть, деформируясь ровно настолько, чтобы Гарп смог вытащить его кисть на свободу. Сенгоку, почти разучившись удивляться в обществе Монки, тяжело приподнялся, потирая запястье, пока Гарп отвернулся от него и плюхнулся рядом на край импровизированного плота, выкидывая в воду сломанные кайросеки. Вода ручейками струилась по его шее с отросших черных волос, капая вниз со спины на доски, перемешиваясь с кровью. Его спина была исполосована глубокими красными рубцами от чьего-то меча, и морская вода явно не добавляла успокоения ранам. Вокруг не было видно ни одного выжившего, только утопающий белый парус покореженного корабля потихоньку погружался в усеянное обломками море. Гарп вздрогнул, когда его спины коснулась чужая рука, от которой по всему позвоночнику начало распространяться тепло, подавляя боль, даруя покой изнывающим ранам. — Я не могу вылечить плоть, но облегчить страдания в моих силах, — тихо произнес Сенгоку, закрывая глаза. Он надеялся, что действия скажут лучше любых избитых слов извинений, на которые он все равно не был способен. К счастью, Гарп прекрасно понимал язык тела и уже подхватил его подбородок, целуя, впервые за долгие шесть месяцев. *** — Даже если мы ударим по ним всей своей артиллерией на площади Орис, это не облегчит нам задачу, потому что их кораблей слишком много, — Кизару протянул это с улыбкой, словно не воспринимая всерьез собственные слова. Как логию, его не особо волновало количество врагов вокруг. – Заместо одного появятся еще трое... Заместо троих — шестеро... Это так утомительно... — Нужно убрать командиров, — черная перчатка Акаину тяжело легла на стопку листовок с лидерами дивизий, с хрустом продавливая их. — Без них пираты будут бегать по Маринфорду, как обезглавленные курицы. — Не недооценивай Белоуса. Пока он в здравии, он не даст начаться казни Портгаса, даже если ты выложишь перед ним из трупов его командиров слово "правосудие" и станцуешь джигу, — Аокиджи потребовалось усилие, чтобы подавить зевок. — О Белоусе мы позаботимся отдельно. Командирами дивизий займутся Шичибукаи и вице-адмиралы, охраняющие бухту. Вы мне нужны для другого, — Сенгоку пододвинул исписанный гербовый лист к сидящему по левую руку Сакадзуки, и тот погрузился в чтение. — Кузан, я хочу активировать Стены до того, как пираты попытаются прорваться к эшафоту, но лишь после того, как в бухте окажется достаточное их количество. Для этого им нужна крепкая почва под ногами, которую ты им обеспечишь. — Я и забыл, что у нас есть такие штуки вокруг бухты, — Кузан запустил пятерню в шевелюру, почесав затылок. — Мы будем их использовать? Круто. Но это не слишком, Сенгоку-сан? В смысле, мы не оставим им даже шанса отступить, когда казнь будет завершена. Их потери будут катастрофичны. — Будет много жертв, — мурлыкнул под нос Кизару, переставляя по карте фигурку Пацифисты. — Меня не интересует, как тяжела будет смерть этих пиратов, если есть возможность сократить потери Дозора, — отрезал Сенгоку, резкими движениями собирая вместе на столе документы. — Работайте. *** — Почему ты не послушался меня, Эйс? Гарп плакал, сцепив руки на груди, сдерживая себя не столько от слез, сколько от каких-либо действий. «Я не буду извиняться». Когда Сенгоку поднял руку, отдавая приказ палачам, он никак не мог избавиться от ощущения, что поднимает мечи над сгорбившимся чуть дальше Гарпом, сдерживающим рыдания. Еще увидев его поднимающимся к эшафоту, он каждую секунду ждал, что тот что-нибудь выкинет, вмешается, остановит, Сенгоку был даже готов к тому, что Гарп в какой-то момент поднимет на него глаза, и уже посмотрит как на врага, которого следует уничтожить, спокойно перечеркнув все года их жизни. Наверное, Сенгоку бы это принял, как принял раньше Белоус поступок Скварда. Он не стал бы его винить. Время ползло, и Сенгоку уже смирился с таким развитием событий, но Гарп не менял ни своей позы, ни своих слов, и что-то было во всем этом тлетворно неправильное, болезненное, что-то, что никто из них двоих не мог остановить. Многим позже, прижимая затылок Гарпа к камням, Сенгоку думал, что спасение его от смерти — это слишком малая цена, чтобы платить ею за то, что Гарпу сейчас приходилось пережить. «Я не могу вылечить плоть, но облегчить страдания в моих силах». Его руки совсем не умели исцелять боль душевную. «Значит, и со мной ты сделаешь то же самое, верно?!» *** — Сакадзуки, подожди. Акаину остановился в коридоре, оставляя уходящих вперед остальных двух адмиралов, и обернулся. — У меня есть для тебя отдельное задание, — стоящий у входа в свой кабинет Сенгоку хмурился, убирая руки в карманы. — Если что-то пойдет не так… Кровь Роджера все равно должна быть… Акаину не стал сдерживать кровожадной ухмылки. *** — Прости меня. Пожалуйста, прости меня за все это, Гарп.