Гил, давай поженимся!

— Гил, давай поженимся! Гилберт, возьми меня в жены! Гилушка, миленький, пошли в ЗАГС! — разные голоса звучали в голове прусса, и пришел в себя он только тогда, когда получил сковородкой по голове. Или это ему показалось? Открыв глаза, Гилберт громко чертыхнулся: надо же было настолько привыкнуть к сковородке Элизабет, чтобы спутать ее с тумбочкой?! Альбинос кое-как уселся на полу, потирая ушибленную голову и заспанные глаза. Широко зевнув, парень так потянулся, что аж кости захрустели. — Ва-ань! Мне нужен би-инт! — громко протянул Гилберт, глядя на приоткрытую дверь комнаты. — Зачем он тебе? — раздался обеспокоенный голос Брагинского с кухни. — Как зачем? У меня перелом! У меня идет кровь! Красная такая, жуть! Поэтому мне нужен бинт! — недовольно и как-то обиженно отозвался прусс, шмыгнув носом. — Ну так иди возьми, — словно бы фыркнул Иван. Гилберт закатил глаза и тихо взвыл, проклиная русского за его существование. Через нытье поднявшись на ноги, альбинос схватился за голову, которая вдруг резко разболелась. Прусс опустился на кровать. — Твою налево... Вань! Неси пива! — Да к чертям тебе пиво?! — Нужно! — Какие проблемы ты хочешь решить с помощью пива? — Проблемы государственной важности! — Ты хотел сказать, областной? — рассмеявшись, спросил Брагинский. Из-за двери выглянула его русоволосая голова, засияли лиловые глаза и милая улыбка. Гилберт досадно зашипел и огорчился, что поблизости нет какого-нибудь тяжелого предмета. — Да пошел ты... Область тоже может быть великой! — Возразил Байльшмидт, надуваясь, будто маленький ребенок. — Может-может, — усмехнувшись, кивнул Ваня и, подойдя к Гилберту, поцеловал его в макушку. Альбинос взвизгнул и ударил Брагинского в живот. — Больно!! Я же сказал, что у меня перелом черепа! — Гил, ты идиот? Спустя час-полтора Байльшмидту перевязали голову белоснежно чистым и пахнущим лекарствами бинтом, чем прусс был вполне доволен. Брагинский усадил его за стол, поставил тарелку с только-только приготовленной яичницей и стакан молока. — А почему не пиво? — обиженно спросил Гил. — Фиг тебе, а не пиво. Прусс хотел было запустить в русского или вилку, или нож, но поджал губы и принялся за еду. Жадно поедая завтрак, Гилберт и забыл про ноющую голову, себе же на пользу. После сытного завтрака два обитателя небольшого, уютного дома устроились в гостиной на диване перед телевизором. — Эй! — Гилберт ткнул в Россию пальцем. — Тебе сегодня разве никуда не надо, а? — Прогоняешь меня? — улыбнулся Брагинский. — Да, черт тебя дери! — засмеялся своим фирменным смехом прусс, но головная боль дала о себе знать и парень поспешил замолкнуть. — Verdammt nochmal!* Как же больно... — Да что случилось-то? — Об тумбу треснулся! Подумал сначала, что Лизкина сковородка... Брагинский прыснул при таком заявлении, но затем посерьезнел. Гилберт испугался, сам не понимая, чего. — Венгрия и Беларусь тебя сегодня искали. Ночью. У Гилберта сердце упало в пятки. «Гил, давай поженимся! Гилберт, возьми меня в жены!..». Прусc вскочил на ноги и заковылял в свою комнату, не вслушиваясь в громкие слова Вани. Плохое предчувствие терзало Гила изнутри, сердце закололо. Вспомнив фразу из одного американского сериала: «Чует моя жопа недоброе», альбинос осмотрел свою кровать в поисках чего-то. Затем залез в шкаф. Посмотрел в ящиках тумбочки. Чертыхнувшись, парень засуетился в поисках телефона. — Да что ты ищешь? — изогнув одну бровь, спросил Брагинский, стоя в дверном проеме. — Признаки того, что в моей спальне кто-то был. Мало ли, они тут камеры понаставили! О Боже! — Гилберт прижал ладони к щекам. — А если они видели меня спящим? — А что в этом такого? — Это же ужасно! Никому нельзя видеть меня спящим! Понял, русский оборванец? Иван захихикал. Прус смутился и продолжил поиски телефона. Слава Богам, на него пришло какое-то сообщение, и мобильный приятно зазвякал где-то в куче вещей. Гилберт разбросал одежду в разные стороны и взял в руки священный предмет. Его внимание привлекло то самое входящее сообщение, поэтому поспешил открыть и прочитать. «Ты сегодня свободен?» Байльшмидт пошатнулся и чуть не грохнулся на пол. Сообщение пришло от Людвига. — Что там? — хмыкнул Иван, бесшумно подойдя к Гилберту и заглядывая через его плечо в телефон. Лиловые глаза пробежались по короткому тексту, который заставил русского широко улыбнуться. — Видать, Людка соскучилась. — Это странно. И... Страшно... — прошептал Гил, убрав телефон в карман штанов. — Собирайся, мой дорогой друг, мы отправляемся в путешествие Великой Области! — Это у тебя из-за удара об тумбочку или ты с рождения такой дебил? Выскочив на улицу, Гилберт тут же заскочил обратно в подъезд. Во-первых, он испугался лающих собак, во-вторых, прямо на него с крыши подъезда упал сугроб снега. Иван, увидев это, схватился за болевший от смеха живот. Прусc нахмурился и сжал кулаки, краснея не то от смущения, не то от холода. Ваня улыбнулся и стряхнул снег с пепельно-белых волос Гилберта. — Почти одинакового цвета, — мягко сказал он. — Плевать, — буркнул альбинос, передернул плечами, с которых попадал снег, и снова вышел наружу, только уже более осторожней. На этот раз все обойдется, думал Гил, но нет, кому-то захотелось влепить ему в лицо снежком. Дети звонко засмеялись и разбежались в рассыпную, а прус что-то заорал им вслед на немецком. — И куда ты идти хотел? — Продолжая смеяться, поинтересовался Брагинский. Он наклонился и взял в руки немного снега. Слепил из них снежок и запустил в плечо Гила. — Великая Область, блин. — Куда надо, козья морда, — усмехнулся прус и зашагал по тротуару, сторонясь луж, по которым могут проехаться машины. Ноги разъезжались по слякоти, из-за чего Гил громко чертыхался и хватался за рукав Ваниной куртки, чтобы не упасть и не удариться головой еще раз. Около десяти минут продолжались этим мучения на тротуаре, а когда альбинос ступил на островок зеленой травы среди белого снега, то чуть не расцеловал какого-то парнишку: радости полные штаны, называется. Брагинский, стоящий рядом, покрутил пальцем у виска: «Совсем чокнулся малец». Из ниоткуда перед русским вырос улыбающийся Альфред. Американец сиял голубыми глазами и улыбался во все тридцать два зуба. — День добрый, Брагинский, — поприветствовал «старого приятеля» Джонс. — Добрый, — кивнул Ваня, удивленно тараща глаза на американца. — А ты тут какими судьбами? — Да так, с Артуром приехали по работе, — усмехнулся Альфред. За его спиной пронзительно завизжал Гилберт, на которого лаяла крупная овчарка, и Джонс недовольно сморщился. — Все еще водишься с ним? — Ну, у меня не остается выбора. Да и подружиться мы успели, — беззаботно улыбнувшись, пожал плечами Иван. — Карамба! Твою ж мяу! Уберите это адское существо! Брагинский! Ей-Богу, урою тебя! Будешь знать, как тумбочки около кровати ставить! Я тебе такую Королевскую Ночь, как в детском лагере, устрою! Ух! — орал на всю улицу Байльшмидт, пытаясь уберечь свои бедные ручонки от острых зуб псины. — Да я и вижу, как вы сдружились, — невесело посмеялся Америка, передергиваясь. Брагинский отвел взгляд. Ему становилось стыдно за свою «Великую Область». Но Альфред улыбнулся, хлопая русскому ладонью по плечу. — Ладно тебе, будто ты Гила не знаешь. Кстати, какие-нибудь дела есть вечерком? — Да нет, в общем-то... — сказал Ваня, но Джонс его оборвал. — Вот и славненько! Приглашаю тебя сегодня в пивную, на соседней улице которая. Придешь? — Искорки надежды засверкали в очах американца. — Ну... Наверное... — Хорошо! Я сейчас хотел бы еще в кафешку зайти, перекусить. Есть какая-нибудь поблизости? — Оу... Да, есть! Показать? — Не отказался бы! Гилберт, наконец оторвавшийся от громадной собаки (по крайней мере, только ему она казалась громадной), подозрительным взглядом глядел на этих двоих, тщательно вслушиваясь в их диалог. Когда Брагинский мило улыбнулся Альфреду, изнутри живот пруса скрутило и похолодело, весь мир словно бы обрушился вокруг него. Гил стиснул зубы и быстро подскочил к Ване. — Куда это вы собрались? — стараясь, чтобы голос не дрожал или наоборот, не хрипел, спросил альбинос, сделав вид, будто не слышал разговора сверхдержав. Джонс презрительно взглянул на Гилберта, пытаясь полностью испепелить, на что Байльшмидт не сдержался и фыркнул. Брагинский замешкался с ответом. На его лице появилась та выводящая из себя ангельская улыбка, за которой скрываются самые различные чувства и мысли. — В кафе, здесь неподалеку есть. Пойдешь с нами? — Спасибо, откажусь. — Буркнул белобрысый прус, не сводя глаз с американца. — И куда ты тогда пойдешь? — Процедил Джонс. Гилберт не нашелся ответом. Действитльно, а куда он пойдет? Да, и... куда он вообще шел? Прус задумчиво хмыкнул. Ему просто хотелось куда-то выйти вместе с Брагинским. И вышли они на улицу, где стоял ужасающий холод, где были громадные собаки, где дети кидались снежками, где снег сам по себе падает с крыши... Байльшмидт почувствовал, как заливается краской. Он просто хотел... С Ваней... То-то и всего... Повеселиться, подурачиться, развлечься. Как выросла проблема: Джонс. Американец нахально улыбался прусу, выводя того из себя. Хотя, скорее всего, эти мысли происходили из-за головной боли. — Уж найду, куда идти, америкашка ты обжорливый, — ядовито усмехнулся Гилберт. Альфред никак не отреагировал на это. Гил ожидал, что американец скажет что-то похожее в ответ или покажет язык, как ребенок, но Джонс посмотрел на застывшего на месте Ваню, напомнил про кафе и зашагал куда-то в неизвестном для него же направлении. — Будь на связи, — бросил Брагинский и последовал за Альфредом. А Гилберт так и остался стоять и смотреть им в спину. Прус топнул ногой и сплюнул. Немного о чем-то поразмыслив, Гилберт достал из кармана телефон и начал кому-то что-то писать. Этим кто-то был Людвиг, а этим что-то было сообщение с текстом: «Да, свободен. А ты, собственно где?» Ответ пришел, так сказать, моментально. «На конце города. А ты?» «На другом конце города. Приезжай за мной, да побыстрее.» «Хорошо. Я пулей.» И правда, темно-синий «Нисан» через минуты три-четыре подъехал к минимаркету, который был напротив того места, где стоял Гилберт. Он сорвался с места и побежал к машине. Через стекло он увидел засиявшие от некой радости голубые глаза младшего брата и родную улыбку. Прус улыбнулся в ответ и сел на переднее сидение, рядом с водительским. — Как тебе удалось так быстро примчаться, а? Москва, как никак, — попытался начать разговор Гил. — И сам не понял, как, — засмеялся Людвиг, поворачивая в сторону руль. Развернув машину, немец поехал в сторону моста. — Как дела у тебя здесь? Что с Брагинским? — Что-что, нормально с ним всем. Вроде как. Хрен его знает, этого Брагинского. — А чего это у тебя бинт на голове? Ванины проделки? — Если бы. Во сне головой об прикроватную тумбу ударился. — Странно... А что снилось? — Да какая-то белиберда. Вот честно. — Рассмеялся Гилберт. — Так еще и эта русская морда сказала, что меня Лизка и его Наташка искали. Причем, ночью. Людвиг не удержался, и прыснул. — На кой ты им сдался? — Без понятия! Вот они, разговорившись, и не заметили, как подъехали к назначенному Людвигом месту — нескромному, довольно-таки большому ресторану. Гилберт ахнул, увидев это чудо. Спустя полчаса братья-немцы устроились за столиком у окна, заказали себе по мороженому и коктейлю, и продолжили свой бурный разговор. Людвиг рассказывал о своем путешествии в Грецию, в которое он прихватил с собой Фелечиано и Кику. По словам Байльшмидта-младшего, путешествие было прекрасным, забавным и запоминающимся. Гилберт слушал, до ушей улыбаясь. — Прости, разговорился, — вздохнул Людвиг. — Да ладно тебе, Люд, — усмехнулся прус. На просьбу брата «расскажи о своей жизни с Брагинским» Гилберт скривился и призадумался. — Хуже не бывает. Людвиг сделал изумленное лицо. — Что, все настолько плохо? — В его голосе слышались нотки волнения, и Гилберт сильно удивился этому. — Можно сказать и так. — Знаешь, Гил... Я тут все о тебе думал... — Людвиг подпер щеку ладонью. Прус непонимающе посмотрел на него, вцепившись зубами в соломинку и глотая клубничный коктейль. Глаза Байльшмидта-младшего сверкнули каким-то игривым огоньком, но Гилберт не обратил на это внимание. — Может, откажешься уже от этого Брагинского? Нам же так хорошо вместе жилось! Альбинос кивнул. — Вот и я об этом думаю. — Так откажись от него. — Не могу. — Эта фраза, так сказать, сама по себе сорвалась с губ Гилберта. Людвиг хихикнул. — Почему? Простой вопрос, на которого нет такого же простого ответа. Вернее, он есть, только Гилберт его не знал. Парень смущенно отвел взгляд и вновь задумался, только уже надолго. А Людвиг все глядел на него, дожидаясь ответа. Зачем? Кто его знает?.. — Не хочется... — пролепетал альбинос. Людвиг звонко рассмеялся. — Ты же сам говорил, что тебе худо приходится. И при этом не хочется уходить? — Гилберт смущенно кивнул. — Странный ты. А я уже готовился тебе комнату освобождать. Видать, не получится... — Это ты пытаешься меня к себе заманить? — с той ядовитой усмешкой спросил Гил. — Ну, наверно. Все-таки не откажешься? — безысходно вздохнув уточнил Людвиг. — Слышь, Людк, — невесело засмеялся прус, стуча пальцами по стеклянной вазочке с мороженным. — А как же твой Фелька? Он же ревновать будет. Это я тебе гарантирую! Ты его не хуже меня знаешь. — Это да... Но я же скучаю по тебе, Гил... — тихо, почти шепотом произнес немец. — Не неси чепухи, — прищурился альбинос. Неожиданно телефон в кармане зазвякал: пришло сообщение. Гилберт достал современный прибор для общения и прочел содержимое папки: «Сообщения». «Гил, ты куда запропастился?» Отправителем сообщения был Ваня. Прус изобразил на лице страдальческую гримасу и тяжело вздохнул. — Ладно, Людка, отвези меня обратно, Ванька уже волнуется, — через боль сказал он и поднялся на ноги. Людвиг не ответил, лишь так же глубоко вздохнул. Гилберт с сожалением бросил взгляд на брата, накинул куртку и вышел на улицу. Байльшмидт-младший оплатил счет и поспешил за прусом. Сев в машину, братья-немцы даже взглядами не обменялись. Занялись своими делами: один завел машину и уже разворачивал ее, второй глядел в окно, вертя в руках телефон. Вот машина помчалась по улицам города, картины резко менялись перед глазами. Из-за чего голова у Гилберта снова разболелась и парень поспешил зажмуриться и отвернуться. Людвиг умудрился со скоростью света оказаться около дома Брагинского. Гилберт вздохнул. Заметив Ваню, стоящего у подъезда, сердце у пруса вдруг екнуло, тело задрожало. Дрожащие руки нажали на рычажок в двери машины и улица встретила Байльшмидта терзающим морозом. Стоило ему только выйти из машины, как Иван бросился на пруса с медвежьими объятиями. — Э, В-вань, т-ты чег... — Гил, давай поженимся!