Во всем виновата осень

В нос пробирался затхлый запах пыли. С каждым вдохом этот "аромат" становился все насыщенней. Билл медленно открыл глаза. Он моргнул пару раз, пытаясь навести резкость. Светло-бежевый длинный ворс ковролина простирался во все уголки поля зрения и переходил в затененный участок под кроватью. Билл понял, что лежит на полу вниз лицом. На виски давило. Все тело ломало, как от лихорадки. Он поморщился от неприятных ощущений, и к ним добавилась еще и тупая боль под левым глазом. Билл сделал попытку подняться, подперев тело на локтях, но тут же упал обратно. Ему казалось, что его просто напросто приклеили к полу. Он пролежал так недвижимо еще минут десять. Билл чувствовал, что тело затекло. Видимо, он спал в такой позе всю ночь. Но как я здесь оказался? Он ничего не помнил. Все же, собрав волю в кулак, Билл снова поднял туловище на локтях, следом встал на колени, потом выпрямил руки. Теперь он уже стоял на четвереньках. Он сделал последний рывок и встал на ноги, одной рукой опираясь о кровать. Его одолевала слабость и жажда. Во рту все пересохло. Он бы сейчас многое отдал за несколько глотков воды. Билл еле-еле на ватных ногах сделал пару шагов до комода, на котором маняще стояла бутылка воды, и уперся руками о его столешницу. Стабилизировав положение в пространстве, он открыл бутылку и выпил все содержимое без остатка. Билл отшвырнул ее в мусорную корзину и поднял взгляд на зеркало, висящее над комодом. Даже в полумраке за задернутыми шторами вид был удручающим. Лицо помятое, отечное, а под левым глазом красовался свежий темно-багровый синяк. Билл потер ладонью правую сторону лица. Потом он легонько прикоснулся кончиками пальцев к болезненному месту и снова поморщился. Тут в памяти материализовалось то, что, по всей видимости, было финальной сценой вчерашнего вечера. Он только что, не с первой попытки, сумел встать с пола после того, как Том со всей силы зашвырнул его в комнату. Он был взбешен. Какого черта брат решил, что может с ним так обращаться?! Он хотел было выйти обратно в коридор, из которого недавно прилетел, и объяснить Тому популярно что к чему, но не успел. Дверь в комнату открылась. Том быстро подошел к нему. Глаза брата были полны гнева. Потом его оглушил резкий удар. Следом темнота. В памяти отчетливо стояли глаза Тома. Во взгляде брата кроме гнева было еще что-то, что в тот момент Билл в силу своего состояния не смог уловить. Теперь он понимал, что это было разочарование. Да, "весело" вчера я провел время. Только вот что предшествовало этой сцене, Билл никак не мог сообразить. События вечера ускользали от него. Тем не менее, логика подсказывала, что он крупно накосячил. Они с братом могли подраться в шутку или даже всерьез. Но так, чтобы Том двинул ему молча и без предупреждения - такое было, наверное, впервые за всю жизнь. Видимо, он сумел очень сильно разозлить брата, и его вина в случившемся в глазах Тома была неоспорима. Билла терзало предчувствие, что их конфликт был еще не разрешен, и ему предстоял неприятный разговор с братом. Но он пока к этому был не готов, ни морально, ни физически. Для начала ему нужно было хотя бы немного привести себя в порядок. Билл на ноющих ногах доковылял до ванной комнаты. Стоя под душем, он все силился вспомнить, что же произошло. Это было все равно, что вспоминать сон. В голове мимолетными вспышками всплывали нечеткие отрывки событий, но тут же ускользали от сознания. Так больше ничего и не вспомнив, Билл вышел из ванной спустя, наверное, полчаса. Что было немного по сравнению с его обычной утренней рутиной. Просто сегодня, судя по всему, он никуда не пойдет, а вероятно и из комнаты не будет выходить. Поэтому он не стал бриться и укладывать прическу, тем более что физически он сейчас был на это неспособен. Билл обернул бедра полотенцем и вышел из ванной. Сделав шаг в комнату, он остановился как вкопанный. На его кровати, скрестив руки на груди, сидел Том. Билл догадывался, что Том уставился на него, ожидая объяснений, но, не выдержав прямого пронзительного взгляда брата, отвел глаза и простоял некоторое время, глядя в пустоту. Он надеялся, что брат заговорит первым. Но Том не издал ни звука. Билл все-таки заставил себя сдвинуться с места и отправился к шкафу в поисках одежды. Через минуту он стоял перед братом уже в джинсах и майке. - Чего ты молчишь? - наконец решившись заговорить первым, спросил Билл. Эта напряженная тишина становилась невыносимой. - Это я тебя должен спросить. Так чего молчишь? - вопросом на вопрос ответил Том. - Я не знаю что тебе сказать. - Билл сел рядом с братом. - Ну, сначала нужно прощения попросить. - За что я у тебя должен просить прощения? - Не у меня, а у Яны в первую очередь. Я как-нибудь переживу. Я привык к твоим выкрутасам. - Ты не понял. Я не помню что вчера произошло. Я только помню, что ты мне фингал под глаз поставил и все. - Я не удивлен. Ты вчера так напился. Вино в ресторане, а потом еще целую бутылку виски выдул. Как ты вообще на ногах стоял после этого меня удивляет. - Да, надо бы таблетки найти, а то совсем меня расколбасило, - Билл решил как-то разбавить неприятный разговор. Он встал и пошел копаться в сумках в поисках аптечки. - Ты уж извини за фингал, но ты его заслужил, по-моему. Вчера ты просто перешел все границы дозволенного. Билл копался в очередном чемодане. Куда же я засунул эту проклятую аптечку? Меньше шмоток надо возить с собой. - Ты мне расскажешь все, наконец, или будешь тянуть кота за хвост? - раздраженно спросил он. Немного помедлив, Том ответил на его вопрос: - Ты на Яну вчера напал тут, на балконе. Билл перестал рыться. Мне что, сейчас послышалось? Может глюки на фоне перепоя? Но переспросить брата он не решился. Ему было достаточно этих слов, чтобы побояться смотреть брату в глаза, поэтому он сделал вид, что продолжил поиски лекарства. Хотя все внимание было охвачено рассказом Тома. - Я вышел на улицу покурить, - продолжил рассказ Том, - прихожу и слышу наверху возню. Посмотрел наверх и увидел, как ты к ней пристаешь. Хорошо, что я еще во время подоспел, а то неизвестно чем бы дело закончилось. Чем дальше старший брат рассказывал, тем более ошарашенным чувствовал себя Билл. - Мне пришлось тут разбитую посуду убирать. Не стал вызывать горничных. Наконец, Билл сдался искать аптечку, да и после сказанного Томом уже было не до нее. Неужели я мог такое сделать? - Он поднялся с корточек и сел рядом с братом на кровать. - Может ты чего не так понял? - в надежде спросил Билл. - Я думаю, все было очевидно, брат. Девушка от тебя отбивалась и была вся в слезах. Ее потом трясло. Мне пришлось ее успокаивать. Ты думаешь девушки так реагируют, когда по собственной воле обжимаются в каком-нибудь углу с парнем? - Том, я в шоке. Что делать-то мне? - Я тоже был в шоке. Но это ничего не меняет. Что делать, не знаю. Ты мальчик взрослый, я тебя старше только на десять минут. Так что тебе придется придумывать, как выпутываться из этой ситуации самому. Том подошел к прикроватной тумбочке и достал из ящика пластиковую коробку: - На! - он кинул коробку на кровать, и та приземлилась рядом с Биллом. - Я ее для тебя в удобное место положил после нашего первого разговора. Думал, что понадобится. Но, видимо, ты на Эрику не так бурно реагируешь, как на Яну. Это должно тебе о чем-то говорить. Тебе следовало бы над этим поразмыслить. Ты тогда поймешь, что я все-таки был тогда прав и прекратишь дуться на меня и на всех вокруг. И перестань надумывать себе глупости. Яна меня в этом плане не интересует. У меня все же есть девушка. Может ты хоть это помнишь? С этими словами Том вышел из комнаты и захлопнул за собой дверь. Билл снова остался наедине с собой в тишине и полумраке. От волнения живот скрутило. Он все еще не мог понять, что на него вчера нашло, чтобы он такое сделал. Что он знал точно, так это то, что он не хотел сегодня выходить из своей комнаты ни под каким предлогом. Он был не готов к встрече с Яной. Как я посмотрю ей в глаза? Что скажу? Ему пока хватило краткой беседы с Томом, чтобы почувствовать себя ниже плинтуса. Он все же выпил таблетки - хотя бы физически станет немного легче. Билл включил телевизор, но не смотрел его. Мысли были заняты сложившейся ситуацией. Он лежал на кровати, тщетно пытаясь вспомнить вчерашний вечер. Да, он помнил день. Он помнил, как разозлился на брата, когда увидел его вместе с Яной на лавочке. Тот держал ее руку, и они о чем-то разговаривали. Он помнил дневную прогулку по жаркому городу. Он помнил и ужин в ресторане: Яну, сидящую напротив него в той яркой красной блузке. Ты красивая, - его собственный голос, раздался в голове. Из лежачего положения Билл сел по-турецки и закрыл лицо руками, пытаясь отстранить от себя воспоминания вчерашнего вечера, которые ему еще были доступны. Он видел серьезный взгляд ее больших серых глаз, снова почувствовал ее хрупкое запястье в своей руке. Он невольно сжал, на этот раз пустой, правый кулак. Билл достал с прикроватной тумбочки пачку сигарет и пепельницу и закурил. Не нужно было так бесцеремонно с ней обращаться. Он был слишком напорист, слишком резок. Если бы он подождал немного и позволил естественному ходу событий показать то, что он к ней чувствует. А что же он к ней чувствует? Он сам пока этого точно не понимал. Девушка, несомненно, была молода и красива. Но не в этом было дело. Таких молодых, стройных и красивых была уйма в его кругах. И большая часть этих девушек была бы не против с ним пообщаться поближе. Но на протяжении уже десяти лет, с тех пор, как его группа и он сам вместе с ней стали знамениты, другого отношения от девушек он и не получал. Была нескончаемая вереница поклонниц его таланта, красоты, славы, денег. Но той, которая была бы просто девушкой, такой, которую ему нужно было бы завоевать, заставить влюбиться в себя он, наверное, и не встречал. Все было очень просто в личной жизни до этого момента. Хотя сложно назвать личной жизнью общение с подобными, не ценящими своего достоинства девушками. Пусть для прессы он был всегда одиноким романтиком, но это было не так… точнее не совсем так. По уже упомянутым причинам при взгляде со стороны он был не одиноким. У него практически постоянно были "отношения" с очередной хищницей. А он был ее добычей, позволяющей без труда поймать себя, давая ей впиться в него своими острыми зубками и высосать очередную порцию его крови, которая, как казалось, была неиссякаема и неустанно пополнялась его внутренней силой, которой пока еще было в достатке. И он к этому привык. Он был не против. Так хотя бы создавалась видимость того, что у него есть какая-то жизнь. Уж лучше, чем быть одному. Но надолго ли бы его хватило? Впервые за этот десятилетний срок он был вынужден признать здесь и сейчас с собой наедине, что в действительности он одинок. романтик ли он? Где-то внутри под толстой кожей, образовавшейся как защита от окружающего его алчного мира, все же таился тот романтик – романтик, не имеющий практического опыта. Наверное, это противоречивое положение и было основной движущей силой, позволяющей ему писать. Стихи были единственной отдушиной, единственным способом без ущерба для себя показать окружающим внутренний мир, поделиться мыслями и эмоциями. В студии и на сцене он отдавал себя без остатка. Но один на один с девушкой, которая ему нравилась, он не знал как себя вести. Тот самый романтик и сделал вчера первую, но ужасающе неумелую попытку, добиться расположения единственной девушки, которая привлекла не только его тело, но и душу. Но что в ней такого особенного? Он мог бесконечное количество раз вспоминать ее внешние данные. Только все это было не то. В ней было что-то еще. В ней была загадка. Нет, не загадка,- поправил он себя. Тайна, запертая за семью замками. Эта тайна читалась в ее закрытости, скованности, извечной и, зачастую, неуместной деловитости. Она, как и он сам, была отгорожена от окружающего мира такой же толстой кожей, что была и у него. Наверное, это ее состояние души и было тем самым фактором, который роднил его с ней. Он видел в ней себя. Пусть это отражение было искажено каким-то воображаемым кривым зеркалом. Но Билл понимал, что если он докопается до истины, доберется до сердца сломившей эту девушку на корню проблемы, то он сможет стать для нее самым близким человеком из всех. Это ему и было нужно. Что же произошло в ее жизни, чтобы она воздвигла вокруг себя столь непроницаемую, несокрушимую оболочку? Это предстояло выяснить. Билл докурил и затушил окурок в пепельнице. На душе было тяжело. Тяжело от событий вчерашнего вечера, которые знал только со слов брата, тяжело от размышлений о пустоте и никчемности своей личной жизни. От того, что только его брат был свидетелем всего этого и догадывался, о том, что он на самом деле чувствует. А может и не догадывался, а как близнец испытывал это вместе с ним. Ведь поэтому Том с ним завел ту неприятную беседу пару дней назад по приезду в этот дом. Он хотел, чтобы Билл начал жить честно и открыто в первую очередь с самим собой. А он на Тома за это обиделся, ходил и дулся как ребенок, который все хочет делать сам и не потерпит наставлений родителя. Сегодня он, наконец, понял, что это было глупо. Еще глупее были его мысли о том, что Том клеится к Яне. Ведь в глубине души он прекрасно понимал, что его брат наоборот хотел бы, чтобы он нашел себе хорошую девушку, перед которой он смог бы снять свою толстую кожу и сжечь ее и больше никогда не возвращаться к жизни эмоционального затворника. И какая кандидатура могла бы быть лучше для него в этот момент, чем Яна? Билл не мог больше выносить потока этих интимных мыслей. Он хотел спрятаться от того, что творилось внутри. От самого себя. Но от себя не убежать. Это попросту невозможно. Значит, надо заглушить внутренний голос, так настырно твердящий ему о неправильности его существования. Билл огляделся вокруг, и глаза уловили то, что было нужно в данный момент больше всего. На кофейном столике он увидел три бутылки алкоголя: виски, коньяк и что-то третье, что он сейчас уже не помнил. Он их притащил в комнату еще вчера вечером после возвращения из ресторана. Он тогда снова спустился на первый этаж, чтобы в баре прихватить себе что-нибудь еще, так как на тот момент казалось, что принесенного будет недостаточно. Вследствие этого он и очутился за столом в трапезной, с очередной, но уже не донесенной до своего номера бутылкой виски. Билл медленно встал с кровати и взял наугад одну из бутылок. В его руках снова оказался тот же напиток. Он сел на кровать, открыл бутылку и отхлебнул прямо из горла. Через несколько секунд, когда алкоголь начал растекаться по телу, показалось, что голос мучающих мыслей наконец-то стал тише. Он сделал еще пару глотков, и их еле слышные остатки смешались в бессвязный поток, а потом и вовсе затерялись где-то в дальних уголках сознания. Билл откинулся на подушки у изголовья кровати и снова опрокинул уже полупустой стеклянный сосуд. Он закрыл глаза, и стало темно. Темнота окутывала. Ему было тепло и уютно. Ничто больше не тревожило. Такое безмятежное состояние нравилось, он не хотел покидать его ни за что. Никаких мыслей, никакого волнения, никакой тревоги. Только он наедине с пустотой. Большие серые глаза Яны… Пальцы, которые только что сжимали ее запястье, жжет от сильного рывка… Он идет за ней по лестнице. Ноги заплетаются, но он ее настигает… Испуганные серые глаза… Холодная вода в лицо. Она стекает по его подбородку на футболку… Тепло ее тела… Ее мягкие, но зажатые губы… Серые глаза полные ужаса. Полные ужаса карие глаза. Билл лежал на кровати и смотрел в потолок. Он не понял, что только что произошло. Он спал или все это было наяву. Нет. Вопреки выпитому алкоголю, он осознавал, что то, что он сейчас увидел, вчера было реальностью. Он ощущал, как тот ужас, который он видел в глазах Яны, проник внутрь его тела и сковал его до кончиков пальцев на ногах. Билл почти не дышал и не шевелился. Он только смог еще раз поднести бутылку к губам, чтобы сделать еще несколько глотков успокоительной жидкости. Снова темнота, тишина, безмятежность. Он потерялся в пустоте. Яна проснулась. Ее комнату озарял солнечный свет. Сколько она проспала, она не знала. Наверняка уже было ближе к полудню. Она потерла глаза, зевнула и потянулась. Как же было приятно проснуться по собственной воле, а не по будильнику. Яна, опершись на один локоть, приподнялась в кровати и осмотрелась. Взглядом она поймала бутылку и бокалы, которые стояли на кофейном столике. Тут на нее в один момент навалились отвращение, страх, обида. Все то, что она испытала вчера из-за Билла Каулитца. Она снова напряглась и ее начало подташнивать. Ее день явно был испорчен вчерашним вечером. Это было все равно что похмелье, но не физическое, а эмоциональное. Только вот когда люди напиваются, им обычно сначала хорошо. Вчера же вечером не было хорошо ни на одно мгновенье. Она встала с кровати и пошла умываться. Когда она мыла руки, Яна заметила, что запястье теперь украшал темный синяк. Она пощупала затылок и почувствовала боль. Это был еще один сувенир, оставленный клиентом. С этим надо что-то делать. Надо уезжать отсюда подальше и как можно быстрее. На такое она не подписывалась. Одно дело беседовать, проводить время вместе, выполнять свою работу, в конце концов. Но чтобы на нее нападали, чуть не изнасиловали, оставляли на теле шишки и синяки, а в душе грязь и депрессию, из которой она годами пыталась выбраться и у нее это практически получилось... Это было слишком. В этот момент Яна твердо решила уехать. И действовать надо было сейчас, пока в комнату к ней под предлогом беспокойства о ее состоянии снова не зашел Том. Пока никто не видит, надо бежать. Яна вышла из ванной, подошла к шкафу и быстро стала выкидывать оттуда на кровать одежду. Следом она проделала то же самое с комодом. Она выбрала из всей кучи джинсы и футболку и надела их на себя. На ноги она надела кеды. Будет удобно в дороге. Яна притащила из дальнего угла комнаты чемодан, открыла его и, не церемонясь, стала складывать в него все, что было на кровати, потом то, что было на туалетном столике и в ванной. Вот вроде бы и все. Она застегнула чемодан и поставила его на пол. Яна тихонько подошла к двери, слегка приоткрыла ее и выглянула наружу. Поблизости никого не было. Задержав дыхание, она изо всех сил напрягла уши. В ответ она услышала лишь тишину. Сейчас был самый подходящий момент для воплощения плана. Яна понимала, что добираться в Москву она будет самым быстрым и привычным для нее способом - на такси. Но чтобы не терять ни минуты драгоценного времени, она решила дойти до административного здания гостиницы и оттуда вызвать машину. Там уже не будет поблизости ни одного из Каулитцев, там будут посторонние люди, при которых ей ничего плохого никто не решится сделать. Кроме того, так она не будет вынуждена провести лишних десять минут в этом злосчастном Царском Доме. Пусть в нем и остаются только царские особы. Ей здесь явно было не место. Она вернулась за чемоданом, поставила его на колеса и, как можно более бесшумно, покатила его к лестнице. Яна уже была у двери. Все, еще пара шагов и она будет на улице, а там через сотню метров она скроется с глаз окружающих, зайдя на ресепшн. Ее сердце билось бешено в груди. Она дотянулась до ручки входной двери, положила на нее руку, повернула и открыла на себя дверь.