Синдареныш

Светлое Пламя.       «Аэнаро» — мальчику нравилось произносить свое имя на квэнийский манер, пусть бы даже ни на одном из эльфийских наречий оно не имело смысла. Так, ему казалось, он больше походил на героев древности. Но теперь, в Четвертой Эпохе, вряд ли можно было надеяться на великие приключения. Только мечтать о том, как отправлялся бы в путь с Нолдор. Как гордо стоял бы с ними рядом на палубе корабля, навсегда уходящего из Валинора, слушая проклятья Валар вслед. Проклятье, конечно, пугало мальчика, но оно казалось чем-то нереальным, невозможным, по сравнению с величием страшной Клятвы Феанора и его сыновей. «Вот бы родиться тогда, в Первой Эпохе, и бок о бок с ними идти в бой против Врага. А теперь и врага-то не осталось. Лишь черные руины Дол Гулдура, зарастающие лесом.» Так пусть будет «Аэнаро». Не синдарское имя, данное, впрочем, матерью за горячий нрав и гордое сердце, а именно так. И что до того, что ему не доведется покинуть Сумеречный лес. Никто и никогда не сможет запретить ему мечтать. Мечты.       По дому с восторженным видом бегает мелкий синдаренок. Тьма его знает, откуда он тут взялся, еще вчера не было. А вот сегодня вылез. У синдаренка встрепанные темные кудри, бледная, в пыли, физиономия с румянцем по щекам и драная, грязнее моськи, одежда. На плече эльфеныш таскает сумку, из которой пахнет лежалыми яблоками. Я за ним уже час наблюдаю. Кано велел. Сначала чудовище потерянно бродило по коридорам, разве что не заглядывая в рот удивленным стражникам и допытывало каждого на предмет как найти Лордов, «дабы служить им по мере скромных сил». А лорды, прям мечтали о такой чести. «Проследи, чтоб не убился и поел», — сказал Кано: «Я пока попробую узнать, откуда он взялся».       Пошутил. Я к сему результату отсутствия воспитания и близко не подойду — он меня на трофеи разберет. Да и сдался он мне, как собаке плавники — просто спорить с Макалаурэ не хочу, вот и согласился, а теперь, похоже, втягиваюсь в процесс. Вообще, если не разбираться, зрелище довольно забавное. Мелкий явно гордец. Стоит только посмотреть, какой важный вид он принимает, когда окончательно теряется в переходах. И смышлен, раз все-таки отыскивает дорогу к знакомым местам, порой даже без чужой помощи. Не лезет к тем, кто и без него слишком занят, не мешается под ногами. Это, правда, в него вбили за первые два часа блужданий по крепости, но все равно достижение. В кармане прячет вырезанную из дерева звезду — сами угадайте, сколько на ней лучей. И, когда считает, что его никто не видит, достает ее и греет в руках. Хорошо хоть не орет на каждом углу — я бы ему тогда объяснил, что так не нужно. Правильно объяснил бы. Он бы еще неделю сидеть не смог. Но синдареныш, вроде, разумен.       Меня мальчишка, конечно, заметил давно: слишком активно старается не подавать вида, что я тут присутствую, а сам, при первой же возможности, зыркает на меня из-за углов. Думает, я не вижу. Наивный.       Кстати, пока чудище тут шастает, мимо него уже с десяток раз продефилировали лорды, а он их и не опознал. Удивительно, правда? Вот интересно, он их себе какими представлял? Тут стоило бы сказать, что самых колоритных лордов мимо него не ходило, но все же. Турко вполне отличим от основной массы, даже без Хуана. На мой взгляд, и Морьо опознать было бы можно: у тех же Синдар по одежде становится понятна степень значимости каждого встречного, если проявить должную смекалку. Впрочем, мы для него, наверное, все одеты запредельно зажиточно. Это он не видел, в чем мы сюда явились — до сих пор стыдно: разряженные в пух и прах, сияющие, блестяшками обсыпанные. Тьфу, противно. Мне упорно начинает казаться, что чем красивее одежды, тем эпичнее выглядит провал. И, похоже, эту истину я буду нести с собой сквозь века, потому что не рискну никому признаться, что в плане подбора одеяния я последний лентяй.       Снова остановился, чего-то решает. Знать бы что - там, насколько я помню, никаких развилок и дверей. Руку в карман запихал. За свой талисман, наверное, держится, будто тот помочь может. Развернулся, уставился на меня, гордо так, с вызовом. И дал деру.       Даже смешно стало. Не прав был Кано, что меня за ним отправил, ох, не прав. Будь на моем месте кто другой, уже бы и накормил, и в гостевую бы определил, и спать уложил. А я что? Я бы вмазал, появись у меня повод, как сейчас, например. Догоняй его теперь, героя неуловимого. И верно, неуловимый, потому что ни разу никому не сдался. Зря я его все-таки в разумные определил, ну вот он серьезно думает, что я его не найду? Там один несчастный коридор, и тот тупиком заканчивается. Не полезет же синдареныш на стену, в самом деле? Хотя, этот может. Делаю самое скептическое выражение лица, и жду возвращения понурого беглеца, только, зря, похоже, жду. Надоедает быстро: лично я бы уже давно вернулся. Да, обидно было бы, но зато не пришлось бы признавать, что сам дурак носиться в незнакомом месте, сбегать от провожатых. От скуки изучаю стену: хорошая стена — не покосилась, не поехала, не крошится, даже трещин нет. В узкое окно напротив видно кусок неба, изуродованный мерзко крякающими птицами, с неизвестного перепуга собравшимися в полет. Провожаю их взглядом, зачем-то считая вслух. А мелкого все нет, значит, придется самому идти. Тяжко вздыхаю, изображая предвечную скуку и самое искреннее раздражение, растираю пальцами лоб — так обычно Майтимо делает, когда его доведут, — и иду вперед.       Про тупик, я, конечно, не совсем правду сказал: коридор заканчивается общей гостиной. Дверь ее всегда открыта, но даже так никому не придет в голову туда соваться, разве что по срочному делу. А почему? А потому что никому не нужны лорды в домашней обстановке, вернее — гнев их никому не нужен, тем более, злых и усталых, коими они сюда добредают. Вообще, это крыло давно пора перестраивать, но у меня никак руки не дойдут хотя бы прикинуть новую планировку, что уж говорить о том, чтобы приступить к работам.       Итак, гостиная: мой первый камин, добытые Турко шкуры, лютня Кано, гора близнецовых вещей и заваленный письмами стол Морьо, самопальный лежак для Хуана, которым тот никогда не пользовался, перекошенная мебель, будто вытанцовывавшая под невероятную музыку, и внезапно решившая замереть, когда я вошел. И все это, разумеется, уставлено кружками и тарелками, забросано подушками и пледами, и щедро покрыто пылью — Майтимо сейчас не до уборки. Три двери уводят в спальни — когда-то все семеро умещались в этих комнатах, и то, спасаясь от холода, чаще ночевали прямо здесь.       Чтоб ее, ностальгия.       Но синдаренка не видно. Пропустить я его не мог, значит, прячется, и вот теперь я чувствую себя последним идиотом. Нет, я, конечно, обещал Кано следить за чудищем, но уж явно не развлекать его игрой в прятки, да еще и по таким местам.       - Вылезай, — охрипший голос звучит противно. Правильно, не стоило вчера орать, тем более, на такой холодрыге.       - Вылезай, я сказал. Хватит дурью страдать. Ответа, как и ожидалось, ноль. Прекрасно. Иду к первой двери — в самой мелкой комнате все еще живет Макалаурэ, наверное, поэтому здесь бардак выглядит особенно творческим. Поднимаю очередной исписанный нотами обрывок пергамента скорее по привычке, чем из настоящего интереса. Кано давно не писал ничего нового, и будет в бешенстве, если узнает, что я его черновики смотрю. Слой пыли в комнате сильно тоньше, чем в гостиной, но все равно следы мальчишки было бы видно.       За следующей дверью бывшая спальня близнецов. Такая же маленькая и холодная, как и остальные, но всем почему-то всегда казалось, что именно она самая теплая. Помнится, их всегда заливало, стоило случиться ливням. Не сразу заливало, конечно, через пару дней. Все-таки, я неплохо справлялся для первого-то опыта в строительстве, но кто же знал, что здесь бывают дожди, снег и прочая погодная муть, в Амане отсутствовавшая. Рыжие ныли, я закатывал глаза — идиллия, одним словом. Да, полно, и здесь никого.       Третья дверь. Рука неприятно вздрагивает, ложась на неровное железо ручки — не занесло же тебя туда, правда, приключенец?       За спиной падает ваза с высохшими цветами, разбивается вдребезги, и только видно, как над разлетающимися по полу глиняными осколками усверкивают обратно в коридор дитячьи ноги. Еще через минуту слышен перепуганный вопль, счастливый лай и неподражаемо дрожащий знакомый голос. Много новых слов на певучем квэнья в ближайшее время узнает синдареныш.       - Турко, это мое, тащи добычу сюда!