Home weather.

Если лежа в постели поднять руки ранним утром первого октября, можно понять, что они ничем не отличаются от тех рук, с которыми ты засыпал сентября тридцатого. Если, конечно, ты не заснул ближе к утру и не пропустил сквозь себя поток мыслей и бессонницу. Но раз конечности все-таки на месте, то чего их отлеживать и дальше. Пора начинать день. Тэ не смог смириться с тем, что отсутствующий сон поднимает его и отрывает от плоскости. Насупившись, он поднялся и взъерошил праздничную мельницу на голове, накинул халат на голое тело. Заглянув за плотную штору, он различает пожухлую листву клена за окном, сырой тротуар и плотно затянутое серостью небо. Наверное, пойдет дождь. Осенью всегда так – что ни день, то дождь, любому синоптику межсезонье в радость, надо полагать: редко когда круто ошибешься. А Чонгук сопит так громко, обняв одеяло, что Тэхёну хочется его запинать ногами и выволочь за порог, чтобы по довольной моське прошлась колючая морось. Почему-то ему хорошо спится, он видит цветные сны, а когда проснется, будет взлохмаченным и выспавшимся до радости. Может быть оттого, что Тэ будет взлохмаченным и не выспавшимся до грусти. Хотя, такое маловероятно, потому что Чонгук у Тэхёна один такой дурачок, и без него никуда. Он и не знает, чего ему не спалось по-человечески. После вечера в объятиях Чонгука, после нескольких часов поцелуев и ласк, он лежал плашмя, восстанавливая дыхание и думая о сотне разных вещей. Например, действительно ли Луну населяют кролики, почему Австралия зовется континентом, а Новая Зеландия – островами, было еще что-то о предназначении человека и призраках. Утро на кухне как раз похоже на призрака, чуть заволоченное дымкой, зябкое. В турке от прошлого кофе темные полоски (кто-то получит по репе), в вазе на столе с роз облетели последние лепестки. Тэхён присел, чтобы полюбоваться увядающими бутонами. Почему-то все время, когда цветы в дом приносит Чонгук, они стараются протянуть как можно дольше, вот и эти продержались больше недели. Он говорит, что так бывает только на искренних чувствах. Тэхён улыбается и верит, каждодневно срезая обмякшие в воде стебли и подсыпая в воду с розами сахар. Волшебство, так волшебство! Пусть будет так. Пока разрываешь новую пачку кофе, думаешь о том, какого черта их так плотно закрывают. Замечаешь на безымянном пальце кольцо. Тэхён диву дается тоненькой серебристой полоске, которой как-то уютным ужином при свечах наградил Гуки. Их крохотная символика, исключение из правил, к тому же - смотрится потрясающе. Запахивая белый махровый халат плотнее, Тэхён наблюдает за вскипающим кофе и сладко зевает. О чем он думал? Ах да, о кольце. Кстати, свадьбы не было, как таковой. Скромные дружеские посиделки да мальчишник будь здоров. Не такой, какой у ребят из Вегаса случился, конечно, но тоже ничего, активно. Тэ был бы не против закатить что-нибудь серьезное, но Чонгук не сторонник шумихи, поэтому пришли к компромиссу и собрали самых близких. С тех пор уже почти полтора года прошло. Боже мой, так и состариться недолго… Банально состариться, выполнить свое предназначение и увянуть совсем как розы. Когда-то Тэхён мечтал, чтобы было так спокойно и уютно, свой двухэтажный дом, запах дерева, камин в гостиной, мягкий ковер и один-единственный человек на всю жизнь… И он нисколько не жалеет, что на пути к мечте пришлось перешагнуть столько разочарований и трудностей. Оно того стоило, правда. …На дно чашек посыпать немного корицы, кофе с пенкой, ароматный настолько, что октябрь кажется вкуснее. Подождет. Ко всему прочему, Тэхён добреет и готовит омлет с базиликом и сыром, пританцовывая и насвистывая за процессом. Все потихонечку и грациозно, хотя плита все равно чудом заляпана желтком, а запястья пахнут пряностью. Какой беспощадно хитрый план: выудить Чонгука из глубин спальни будоражащим запахом аппетитного завтрака! Кто разрешал ему так долго спать? У Тэхёна не задался понедельник, с какой такой стати у Чонгука он должен начинаться идеально? Обещал разделять и радости и горести – будь добр выполнять. Нет, Тэхён ни в коем случае не капризничает, а способствует развитию отношений. Слово «брак» ему категорически не нравится. Стало светлее, на соседних улицах послышался грохот открывающихся гаражей, чьи-то сборы на работу, учебу, в куда-то никуда, но такое повсеместно обязательное. Довольный Тэ моет руки и чувствует наконец-то, что межсезонье по-настоящему греет, приятно пахнет Чонгуком и мурлычет его губами в шею. Проснулся, засоня, бормочет там что-то, сложив руки на любимом махровом животе. По телу катится томительная дрожь. — Чего тебе не спится, м? — Чонгук шепчет на ушко. — Шесть утра, Тэ… А я так голоден, а тут так пахнет. У тебя совесть есть? Тэхён поворачивается в его объятиях, проводит пальцами по рельефу мышц, выглядывающему из-под не застегнутой рубашки и невинно прижимается к губам, осторожно ворошит вихры на не расчесанной еще макушке. Сонный Чонгук – магический калейдоскоп, в нем не успевает так быстро проснуться большой и решительный мужчина, и Тэхён ластится к нему с особой нежностью. — Все равно на работу через час вставать, — улыбается Тэхён и щелкает по бесценному носу. А Чонгуку сложно его отпускать, хотя на столе ожидает нечто вкусное и над кофе уменьшается пар. Что все это значит: когда в твоих руках наконец-то желаемый мир? Млечный Путь сошелся в одних глазах, отметился родинкой на носу, очертил влажные губы. Чонгук готов смотреть на него безотрывно, открывать заново. Тэхён драматично вздыхает, но ничего не успевает сказать, потому как Чонгук ласково целует его в запястья несколько раз и, прижав их к груди, говорит: — У тебя коричные вены. Вот почему этот чувствительный любопытный нос заслуживает второго щелчка. — Завтрак стынет, нюхач…! — Да ну, серьезно? А я думал, ты остываешь… — и Чонгук тискает Тэхёна в объятиях, щекочет ему бока, пока не добивается долгожданных ноток смеха. — Холодный-холодный Тэхён, из-за тебя на улице осень, признавайся? Кто впустил в дом октябрь?! Тэ заливисто хохочет и легонько колотит его по плечам, пытается вырваться, а затем вдруг затаивает дыхание: у Чонгука обжигающе-ревностный взгляд, он хочет целоваться совсем серьезно, как полагается взрослым женатым мужчинам, проснувшимся окончательно. И это настоящий Чонгук, он притягивает Тэ за голову, целует еще и еще, глубже, ладони ныряют под одежду, блуждая по тэхёновой гибкой спине. Тэхён жалобно мычит, сожалея о потраченном завтраке, но то, что делает с ним Чонгук – сытнее и желаннее. Притяжение толкает их к столешнице, на которую Гук ловко подсаживает Тэ и, разведя его ноги в стороны, вжимается в пах. Он словно распаковывает подарок, избавляясь от цветастой обертки, и медленно оголяет блестящие ключицы, бархатные плечи, стягивая халат до уровня локтей, мажет губами по изгибу шеи, извлекая из Тэхёна почти мурлыканье. Пальцы Тэ успешно стаскивают пижамные штаны Чонгука вниз, с ним происходят невообразимые перемены, стирающие прежнее спокойствие, напускающие в глаза блудное марево. В Тэхёне лопается терпение, забитое бессонной ночью. Растопленные пряности и беспутные хитрости Чонгука доканывают. — Гуки… Оливковое масло вместо смазки, Чонгук медленно проталкивается вперед, удерживая дрожащего мужа в руках, а тот до боли стискивает пальцы на его плечах и в конце концов окольцовывает шею, жмурясь мокрыми ресницами. Рассчитанно ласковое обращение, плавные толчки. Чонгуку видна сетка тонких вен под осенними глазами, а при ближайшем рассмотрении радужки видна микроскопическая зависимость. И Чонгук ни за что не позволит ей испариться. Ритм вперед-назад, жарко. Тэхён покусывает Чонгуку губы, ёрзает, разрываясь стонами, что-то пытается сплести ослабшими руками из его волос, царапается и сгибает-разгибает пальцы на ногах от удовольствия, на горячем выдохе надрывно кричит, потому что Чонгук вбивается быстрее, мучает взасос. Тэ запрокидывает голову и громко стонет, сотрясаясь в оргазме, тянет мыски балериной, принимая в себя Чонгука. Соприкосновение влажной кожи в объятиях, неровное дыхание. Гук снимает принца со столешницы, на карамельных бедрах жирное масло и белые капли. Бумажное полотенце очень кстати. — Ты ненормальный, Чон Чонгук… — слезно выжимает Тэхён, для порядка хлопнувший его по груди. — Так нельзя мстить за заботу. — Я не могу ничего поделать с тем, что чувствую. И снова ребенок, натягивает спущенные штаны до талии, чтобы рассмешить Тэ, добивается своего, он липкий и милый, пристает и хохочет. Дурачок, в общем, грех такого не поцеловать. Тэхён сурово завязал пояс на халате и толкает мужа к столу. — И только попробуй пожаловаться на то, что все холодное! — грозно предупреждает он. Но Чонгук уже ест за обе щеки, нахваливает, как все вкусно и особенно, как вкусен запах Тэхёна после секса. Стушевавшись и покраснев, Тэ отпил кофе, чуть теплый, но не потерявший вкуса и крепости. — Нам чего-то не хватает, да? — задумчиво протягивает Гуки. Тэ уже вздумал обидеться, но Чон берет его за руку и как бы невзначай рассуждает: — Например, маленького шебутного карапуза, который спасал бы завтраки от остывания… Прострация в несколько секунд. И Тэхён с радостными воплями кидается Чонгуку на шею, подпрыгивает на его коленях. Он очень-очень хочет ребенка. Они усыновят малыша и будут ходить по дороге втроем, держась за махонькие ладошки по обе стороны. Или папа-Чонгук понесет кроху на могучих своих плечах, а Тэхёна будет держать за руку. Можно будет вдохновенно читать сказки на ночь, играть вдоволь, превращаться в пиратов и магов, рвать подушки и прятаться под лестницей, шкодить всячески и много! Можно будет слушать море в ракушках, верить в Санту и обматываться мишурой в Рождество, печь пироги, рассыпая муку, как снег… Да мало ли чего еще! Всё - втроем. — Люблю тебя, — Тэхён гладит Чонгука по голове и проникновенно смотрит в глаза. — Спасибо, спасибо… И в чувственном медленном поцелуе они переплетают пальцы, пряча свет на узорчатой гравировке серебряных колец. Все тот же октябрь. Синоптики передают дождь. Но главней всего – погода в доме.