Яркие вспышки, будто молнии, разрывающие чёрное ночное небо. А дальше — ничего. Абсолютная мгла.
От лица Дилана. Мое сердце бьётся спокойно. Нет одышки. Не разжимаю веки, чувствуя запах корицы. Яркий белый свет. Открываю глаза, щурясь, ведь лампы включены. Моргаю. В горле сухо, голова разрывается от давления. Хочу повернуть лицо, но корчусь от боли. Еле приподнимаю руку, касаясь пальцами виска. Мой взгляд замирает на коже запястья. Ожог. Отметина. Хмурюсь. Воспоминания с болью проносятся в сознании, вынуждая присесть, что дается мне с трудом. Пыхчу, морщась. Медленно осматриваю помещение: знакомые бледно-салатовые стены, на столе стоит кружка с горячим чаем, рядом с кроватью капельница. Сквозь оконное стекло в комнату проникает бледный, но теплый свет. Я немного приоткрываю губы, дыша через рот. Глаза горят, поэтому тру их, сильно давлю, не жалея. Палата. Я в больнице? Потираю шею, наклоняя голову в разные стороны. Хрустит. Пересиливаю себя, откидывая одеяло. Разворачиваюсь к краю кровати, опуская босые ноги на холодный пол. Опираюсь на табурет, что стоит рядом, и поднимаюсь, сутуля плечи. На мне обычные хлопковые штаны синего цвета и такая же майка, которая слишком сильно облегает тело. Шаркаю ногами. Направляюсь к двери, начиная слышать голоса. Оборачиваюсь, бросая взгляд в сторону окна. Торможу, приглядываясь, ведь вижу своё отражение. Жжение на виске. Нет. Болит именно кожный покров. Касаюсь пальцами, понимая, что кожа неровная. Вновь опускаю руку, рассматривая ожог на запястье. Мысли постепенно приходят в порядок, но вновь образуют хаос. Поток информации, поток вопросов, на которые я должен немедленно получить ответы. Подхожу к двери, дергая за ручку. Распахиваю, тут же тормозя ведь мимо проходят мужчины в белых халатах. Врачи? Они не бросают на меня взгляд, продолжая о чём-то говорить. Начинаю осматриваться по сторонам, чтобы найти хоть кого-нибудь из знакомых. Поворачиваюсь спиной к подходящей девушке, которую не смог признать. И мне прилетает удар в плечо, отчего корчусь. Прижимаю ладонь к больной руке, резко развернувшись, но не успеваю выругаться. Карин хмуро и недовольно смотрит на меня, сложив руки на груди. Её ноздри расширяются от тяжелого дыхания. А ещё это значит, что она чертовски зла. — Ты под домашним арестом, — рычит, вновь хлопнув меня по плечу. Я возмущенно распахиваю рот, делая шаг назад. Девушка наступает, продолжая колотить меня: — Кто тебе давал разрешение?! — её голос изменился. Выражение лица «каменной и стойкой Карин» слабнет. — Кто?! Я не слышу! — её удар становится сильнее. Я сжимаю челюсть. Смотрю на неё, прекратив отступать, ведь по её бледным щекам потекли слёзы. Сестра продолжает колотить меня, но уже не так сильно. Она подносит ладонь к губам, скрывая лицо. Наклоняет голову, шмыгая носом. Моргаю, ведь в носу закололо. Карин тихо всхлипывает: — Мы, чёрт возьми, искали вас больше часа, придурок, — не кричит. — Вызвали пожарных, они потушили огонь, но вас в здании не обнаружили, — вновь бьёт меня. — Я думала… — запинается, опуская голову. Мои ладони потеют. Резко, может даже грубо, обхватываю её плечи, притягивая к себе. Девушка не сопротивляется. Впервые. Её мычание доносится до ушей приглушенно. Обнимаю крепче, коснувшись носом макушки. От неё пахнет никотином. Опять пыталась «закурить» волнение. Но моргаю, сжимая веки. Резко отпрянул, взглянув ей в глаза. Рот открывается, но не успеваю ничего толком сказать, ведь, кажется, Карин понимает, что вызвало такую тревогу: — Порядок. Вы все получили ожоги, — её взгляд скользит к моему виску. Уверен, что там отметина. — Джейн наложили швы, как и Ронни. Правда, с Добрев врачи долго мучились. Ронни? — Где… — заикаюсь. — Где они, где они все? Мне не нужно было слышать ответ. Слышу негромкий сигнал, поднимая глаза. Смотрю в сторону лифта, дверцы которого раскрылись. Черноволосая девушка улыбнулась мне сжатыми губами, демонстрируя ямочки на щеках, как только наши взгляды пересеклись. Карин отошла от меня, смахнув слезы, и вновь приняла непринужденное выражение лица. Я сорвался с места, быстро перебирая ногами. Джейн так же вышла из лифта, направляясь навстречу. Никакого смущения. Лишь настоящие, искренние чувства. Хотя, пока мне трудно понять, что я чувствую. Девушка обнимает меня, когда обхватываю её тело руками. Рид прижимается щекой к моей шее, сжимая веки: — Вижу, и тебе досталось, — шепчет, делая пару глубоких вздохов, после чего отходит, потирая мои плечи. — Ожог, — кивает, смотря на мой висок, после чего касается пальцами моего запястья, покусывая губы, ведь и там я получил отметину. — У меня только на ноге. Я с волнением смотрю на неё, а девушка, будто понимает, сглатывая: — Ронни здесь нет. — Что? — я чёрт возьми совершенно не понимаю и… Поток мыслей перебивает подошедшая Карин: — Она с Питерсоном. Сказала, что осталось последнее дело, — складывает руки на груди. Я слишком мнителен. Не могу расслабиться, ведь по-прежнему чувствую напряжение, которое сковывает тело: — Где она?***
Автомобиль тормозит у покосившихся ворот. Особняк ровно стоит на том же месте. Чёрный дуб пронзает окна острыми ветками. Заросли сорняков мешают разглядеть площадку. Ветер несильный. Бледное небо покрыто слоем облаков, но свет согревает. Давненько никто из них не ощущал подобного тепла на коже. Дилан моргает, всматриваясь. Кажется, его рот распахивается шире, когда он понимает, что площадка не пустует, как обычно. Парень бросает взгляд на Карин, которая хмурит брови, так же с непониманием взглянув на брата. И только одна Джейн выскочила с заднего сидения. Не захлопнула дверцу, уставившись в сторону площадки. Её взгляд мечется, а паника переполняет грудную клетку. Её горящий взгляд замерзает. Нашла. Девушка не слышит зова Карин. Она срывается с места, толкая калитку ворот. Забегает на территорию участка, несется к площадке, на которой спокойно проводят время дети разных возрастов. Карин вышла из машины, найдя глазами Питерсона. Дилан вылез, последовав за сестрой, но походка его была не такой уверенной. Он переступает через заросли и сухую траву, хмуря брови, когда понимает, что это не воспитанники. Подростки, дети. Они в старой потрепанной одежде. Грязные, худые. О’Брайен теряет дар речи, когда замечает самую младшую из них, которая уже несется навстречу Джейн. Девушка падает на колени, принимая в объятия девочку. Прижимает её к себе, зарываясь лицом в растрепанные густые волосы. Гладит по голове, целуя в лоб, а в опухших глазах уже скопились слёзы. Рози. Карин быстро подходит к Питерсону, который поражен не меньше неё. Он делает глубокий вздох, пытаясь объяснить, что эти дети уже были здесь, когда они приехали, и сейчас он записывает их имена, пытается установить личность каждого. Дилан осматривается. Он вертится на месте, пытаясь найти девушку. Его охватывает новая волна тревоги. Кусает костяшки, сжимая ладони в кулаки, ведь не видит, не находит её. Он не видит Ронни. И, кажется, Питерсон замечает его смятение, поэтому свистит, кивая в сторону деревьев, толстые стволы которых могут скрыть любого с глаз. Дилан быстро перебирает ногами, корчась от боли, ведь его тело всё ещё ноет. Потирает запястье, кожа которого обожжена. Нервно сглатывает, переступая яму. Эта часть участка засажена деревьями, кустами — всякой растительностью, за которой никто давно не следит. Дилан наклоняет голову на бок, замечая стройную фигуру в большой футболке. Невольно тормозит, уставившись на Ронни. Девушка стоит к нему боком, опираясь спиной на ствол дерева. Прикрыла глаза, глубоко дыша. Дилан нервно моргает, отводя взгляд, но вновь смотрит на неё, чувствуя, как в носу вновь начинает колоть. Сжимает ладони в кулаки, продолжая идти к ней. От лица Ронни. Мне впервые так легко сделать глубокий вдох. Веки сами прикрываются, а мускулы лица расслабляются. Не чувствую тяжести на груди. Аромат травы, влага. Я глотаю кислород, наслаждаясь такой легкостью внутри. Хруст веток. Приоткрываю глаза, медленно поворачивая голову, ведь шея всё ещё болит. Стараюсь не делать резких движений, мне запретил доктор. Говорит, что лучше вообще не подниматься с кровати, но у меня осталось дело. Последнее. И игра будет окончена. Смотрю на парня, взъерошенные волосы которого заставляют улыбнуться краем губ. Но взгляд скользит к ожогу на его виске. Хмурюсь, немного наклоняя голову, но не решаю говорить об этом. Дилан стискивает зубы, отчего его челюсть выглядит напряженной. Я чувствую давление, поэтому опускаю глаза, боясь взглянуть на него. О’Брайен тяжело дышит. Он зол? Понимаю. Он хочет размазать меня? Разрешаю. Я это заслужила, поэтому приму любое наказание. Но сейчас всё, что могу выдавить, это: — Прости, — шепчу, нервно теребя ткань футболки. Дилан облизывает губы, оглядываясь по сторонам. Подносит пальцы к переносице, потирая её. Прикрывает веки, но вновь ставит руки на талию, проглатывая грубость, хотя голос звучит жестко: — Почему ты не сказала? Моргаю, хмуря брови: — Трудно, когда поток твоих мыслей под чужим контролем. Я даже не смела думать о том, чтобы рассказать всё остальным. Джошуа сразу узнал бы об этом — и мой план бы сорвался. — Трудно терпеть ложь, Ронни, — стискивает зубы, пыхтя от разгорающейся злости. — Ты, ты хоть знаешь, что… — запинается, указывая на меня пальцем. Поднимаю на него глаза, сжимая губы. Дилан выпрямляется, обрывая себя на полуслове: — Хотела сжечь себя с ним? Что ж, это гениально! Знаешь, я уже должен прекратить удивляться твоей тупости, но это грёбаный предел, — плюётся сарказмом, но его глаза краснеют. В горле образовывается ком. Делаю глубокий вдох, шепча: — Я не знала… — Что? — он щурит глаза, повышая голос. — Что от огня люди погибают? Что ты не знала, Ронни? — разводит руки в стороны. — Я не знала, что всё дело в кулоне! — не сдерживаюсь, повысив голос. — Понимаешь? — тяжело дышу. — Внушение, Дилан. Я думала, это кулон бабушки, но он не принадлежал ей. Я читала дневник, но это будто вырезали из моей памяти, — мой голос дрожит от обиды, ведь я была уверена, что выиграю у Джошуа, а сама была обманута. — Этот кулон, — сжимаю губы. — Благодаря ему он мог внушать, мог перемещаться, мог проникать в мои мысли, мог контролировать и… — кусаю губу, топнув ногой. Отвожу взгляд. На глазах выступают горячие слёзы. Лицо морщится, поэтому опускаю его. Шмыгаю носом. Бабушка бы сейчас хорошенько отругала меня за проявление таких эмоций. Это слабость. О’Брайен глубоко дышит, отводя взгляд. Мои жалкие попытки заглушить плач провалились. Парень опускает глаза вниз, но вновь поднимает на меня. Делает шаг, касаясь моего плеча рукой. Я поворачиваю голову, замечая на его запястье отметину, что вызывает внутри меня боль. Разъедающую, глубокую, поэтому роняю слёзы, начиная грубо вытирать их руками. О’Брайен разворачивает меня к себе, обхватывая руками талию. Прижимаюсь носом к его ключицам, пряча лицо. Не хочу, чтобы он видел. Мычу, сжимая губы. Пытаюсь унять дрожь, противлюсь эмоциям, но это не помогает. Пальцами сжимаю ткань его футболки. Дилан поглаживает большим пальцем одной руки участок спины. Поднимает ладони выше, к лопаткам, крепче сжимая. Прижимается щекой к моему виску, моргая. Его ресницы щекочут кожу, что заставляет улыбнуться. Чувствую вибрацию. Дилан усмехнулся, взглянув на меня: — Ты наказана. Моргаю, вытирая с щек слезы. — Под домашний арест, пожизненно, — объясняет, поэтому слабо смеюсь, шмыгая носом. Выражение его лица меняется, пытается казаться злым и рассерженным: — Карин сказала, что пару дней назад твои родители подавали заявление в полицию. Они, оказывается, тебя ищут, — его взгляд серьезный. Видно, что он сдерживает тон, что заставляет меня улыбаться шире. Родители ищут меня? Мама и папа? Вместе? Взгляд вновь поднимается к ожогу на виске парня. Тот замечает это, поэтому мнётся, поднимая ладонь. Прикрывает отметину, моргая, отводит глаза. Видно, что это сковывает его. Я хмурю брови, сжимая его футболку. Тяну на себя, заставляя парня нагнуться. Тот сначала не поддается, но всё-таки закатывает глаза, наклоняясь ко мне. Поддается, опуская лицо. Я приподнимаюсь на носки, осторожно, боясь причинить ему боль, касаюсь губами его виска, поврежденной кожи. Дилан напрягается. На его шее выступает вена. Я могу нащупать её пальцами. Отпрянула, взглянув в темные глаза парня, который хмуро смотрит в ответ, моргая. Мои губы вновь растягиваются в улыбку. Я не пытаюсь сдержать проявление подобных чувств, поэтому наклоняю голову к его плечу, коснувшись пальцами его щеки. Скольжу, ощущая родинки фалангами. Дилан медленно поднимает руку, касаясь моего запястья. Сжимает, направляя мои пальцы к его ключицам. Не отвожу взгляд, продолжая смотреть на него. О’Брайен мельком поглядывает на мои губы, слабо, будто проверяя, можно или нет, поддаётся вперед. Жар. Румянец выдает мое смущение, что вызывает еле заметную улыбку на лице парня. Так же приподнимаю голову, вновь вставая на носки. Приятное ощущение внизу живота. Щекотка, от которой сводит мышцы ног. Дилан улыбается, коснувшись своими губами моих. Он подносит мою руку к своему затылку. Надавливаю, шире раскрываю рот, чтобы углубить поцелуй. Дилан опускает обе руки мне на талию, проникая глубже. Надавливает на мои губы своими. По-прежнему улыбается, что делает поцелуй странным, поэтому смеюсь, не рассоединив губы. Голова начинает кружиться, но, думаю, это вполне нормальная реакция. Дилан вдруг оторвался от моих губ, подняв голову. Смотрит куда-то перед собой, сильнее прижимая мое тело к себе. Я встревожено оборачиваюсь, щуря глаза, но расслабляюсь, давя ему на грудь. Парень хмурится, всё равно придерживая меня за локоть. Поворачиваюсь лицом к деревьям. Густые заросли не пропускают бледный свет, поэтому Их силуэты нельзя разглядеть. Они сами выходят, переглядываясь и шепча. Делаю глубокий вдох. Выдыхаю. Беру парня за руку, сжимаю, ощущая его напряжение. Такое чувство, что теперь ему не под силу расслабиться. Он вынужден всегда быть начеку. У меня нет времени объяснять. Воспитанники выходят из тени. В старых лохмотьях, грязные, но с чистыми, какими-то блестящими, живыми глазами. Смотрят на нас, перешептываясь, переглядываясь. Я медленно отворачиваюсь. Дилан с опаской осматривается. Не сводит с них глаз, переплетая пальцы наших рук. Мой взгляд задевает Джейн. Девушка держит Рози за руку, выслушивая беседу Карин с детьми. Девушка бросает на меня взгляд, широко улыбнувшись. Не могу не ответить тем же. Останавливаюсь, уставившись на темную кору дерева, покрытую зеленым мхом. Дилан явно не понимает, что я собираюсь делать. Поднимаю свободную руку, сжимая ладонь в кулак. Движения скованные. Немного неуверенно касается костяшками дерева. «Тук», — шепчет губами. Приятная дрожь проходит по коже, отчего она покрывается мурашками. Дилан приоткрыл рот, когда дети развернулись, с шепотом разбегаясь в разные стороны. Сжатая ладонь потеет, а хватка О’Брайена становится только крепче. «Тук». Воспитанники скрываются. Их силуэты сливаются с темнотой, что царит под кронами деревьев. Парень кусает губы, не сводя с них глаз, ведь всё ещё чувствует опасность. Ронни моргает, слабо улыбаясь. Шарканье ножек становится тише. Они отдаляются. Они убегают, исчезают. Девушка не может избавиться от комка в горле, глотает воздух, пропитанный ароматом сухой листвы. Её веки прикрываются, а шёпот становится ещё тише: «Тук».