В память Сенне

Если бы возможно было вернуться в прошлое, и избежать совершенных ошибок – он бы, в первый свой черед, еще раз признался ей в любви. В бесконечной, бестактной и невероятно преданной, той, которую он сохранил в своем сердце даже после ее смерти. Сенна никогда не отличалась особым желанием ярко проявлять эмоции: он причесывал ей светлые локоны, усмиряя кучерявые пряди нежным поглаживанием пальцев, а она лишь таинственно улыбалась, и каждый раз едва слышно шептала что-то невнятное, однако, бесспорно, приятное. Стрелок ощущал всем телом в такие вот далекие от совершенства мгновения, что, казалось бы, нежная и хрупкая женщина многим сильнее его – сдержанней, хитрей, и, что самое главное, терпимей. Это терпение любимой всегда успокаивало мужчину во время сражений, и благодаря ней сделано было очень многое. В памяти таких моментов осталось совсем немного, кажется, даже если слишком напрячь свой мозг, то не обнаружится и сотни: вот он касается ее кисти рук, нервно сжимающей раскрашенный кровью отвратительных существ белый пистолет, излучающий едва заметное свечение сквозь плотный металлический корпус; вот они спонтанно берутся за руки, скрещивая пальцы, и устало шагают в сторону дома, которого у них, в общем-то, никогда и не было. Со своей будущей пассией Люциан познакомился на пути в Бездну, и с тех пор они никогда не покидают друг друга в далеких путешествиях. Тогда они вместе коснулись колючих веток, на которых повис глупого, однако милого вида летучий мышонок, коих было на сумеречных островах великое множество, и одновременно одернули руку, одновременно улыбнулись, и думали они совершенно одинаково. Огонь, зажженный в молодых сердцах истребителей скверны, положил начало правосудию, которого еще в Рунтерре не видели за сотни веков. По крайней мере, в свою правоту им обоим очень хотелось бы верить. Этот день ничем не отличался от остальных – все тот же легкий подъем, бодрящий поцелуй от любимых губ, затем полчаса усердных тренировок… А остальным временем они имели право распорядиться как им угодно. Сегодня был запланирован поход на очередной участок сумеречных островов – они еще давно наблюдали там беспокойных зверей, бросающихся на проходящих мимо людей (и не только), и избавиться от них было делом совершенно минутным. Брюнет вышел на крыльцо, застав Сенну за кормлением изголодавшихся птиц. Его жена почему-то всегда любила делиться своей едой с мелкими зверьками – наверное, испытывала к ним жалость, ну или как минимум умиление. Лицо ее при этом сохраняло свой тайный огонь, а небесно-голубые зрачки уже давно отвлеклись на медовые глаза своего любимого, и только слегка дрогнули уголки губ в добродушной улыбке. Сейчас ему так сильно захотелось подойти и обнять ее, что даже пришлось скрипнуть зубами, дабы не подлететь прямо к ней и не распугать миниатюрных птичек. После этого он, конечно же, все-таки ее обнял – а та, слабо улыбнувшись, положила ему голову на плечо, и вновь прошептала слова любви, что были ему так приятны. Ключ из пернатых, напоминающих чем-то воробьев, закружился водоворотом над густеющей черной лесной чаще, а затем и вовсе скрылся в его объятиях. Пора отправляться в путь. Деревья, жженные ничем иным как настоящей тьмой, казалось, пытались загородить своими ветвями небо, и солнце, и даже серебряную луну, навевающую благоговение. Именно ее они с Сенной созерцали сейчас – и совсем незаметно прижимались к друг другу, отгоняя светом из пистолетов наглых сумеречных зверей, желающих поживиться на, как им казалось, неподготовленных людях. Свинцовый свет падал на их фигуры, окидывая причудливые тени сзади путников – длинную и тонкую позади Люциана, и втрое фигуристую сзади его жены; она касалась кончиков веток невесомо и аккуратно, и из-за этого была она вдвое ярче обычного. Стрелок поймал себя на зависти тем, кто может наблюдать это с высоты гор или берегов каких-нибудь рек – а не с самых страшных мест вселенной, замкнутых в протянутые лапы уже давно омертвевших растений. Дальнейший путь преградил им выскочивший волк с темно-серой шерстью, ступая навстречу и злобно рыча. Сквозь его зубы, пожелтевшие от беспросветного поедания нечестно завоеванной плоти, сочилась тонкими струями кровавого цвета слюна, а в глазах горело отчаяние и отчего-то страх. Рука не дрогнула пустить луч света прямиком в отвратительную морду создания – вот только у Сенны получилось быстрее нажать на курок. Истребители скверны на момент застыли на месте, а затем покой их нарушил зеленоватый свет, струящийся из-за одного дерева, погнувшегося под тяжестью прошедших веков. Люциан остановил рукой сделавшую шаг вперед Сенну – лучше он проверит это все сам. Однако, настойчивая, от чего-то потерявшая свой обыденный покой девушка буквально увязалась на ним, коснувшись его плеча и останавливая. Не может же быть появление этого отнюдь не природного света простым совпадением? Вместе они в состоянии побороть врага, ну или хотя бы достойно ему противостоять. Вместе… На удивление двум путникам, источником света был не какой-нибудь там монстр, создание бездны или, того хуже, хозяин здешних лесов: это был староватого вида фонарь, выкованный из обыкновенного металла и, кажется, обрамленный местной породой камня. Он каким-то неведомым образом витал в воздухе, светился, и, кажется, пульсировал, как настоящее человеческое сердце, только пульсировала по нему не кровь, а самый настоящий зеленый свет, разделенный на миллионы небольших кругов. От этих маленьких, однако подозрительно ярких светил доносился шепот и мольбы на самых разных языках, существующих в мире – от мягкого демасийского диалекта до грубых согласных всем известного Ноксуса. Они снова, как в момент самой их первой встречи, оба протянули к нему руки, касаясь окаменелой рамы, а Сенна, задевая полуоткрытый зеленый замок, вытащила крышку, и тысячи певучих ярких светлячков тут же вырвались на свободу, закружившись около пары на несколько секунд. Зеленое свечение пропало так же быстро, как и появилось в первый раз – казалось, эти огни вырвались из лап жестоких сумеречных лесов, ведомые аккуратными руками его жены, и заменили звезды на небе. Они сверкали пышно и ярко – это, бесспорно, было невероятно красивым зрелищем. Только после исчезновения легкого тумана, вызванного этим вот неожиданно появившимся объектом, Люциан заметил длинную цепь, грязную, чуть ли не земляного оттенка, смешанного с зеленоватым цветом – она, казалось, осыпалась, сбрасывая с себя комки многолетнего мусора. Эти стальные кольца, спутанные с сухими травинками и грязью, были похожи на змею, которая медленно извивалась и все намеревалась ускользнуть под землю, а затем резко вынырнуть и впиться клыками в кожаный сапог. Однако, ему все же не показалось – цепь действительно двигалась, и его любимая сорвалась с ног вслед за пустым фонарем, зацепившись левым плечом за ветки, всхлипнув и выронив пистолет. Снова туман, только намного гуще и ярче обычного, укутал обедневший лес голых деревьев. Сердце Люциана замерло, когда опустевший от поющих звезд фонарь схватила металлическая перчатка с когтистыми пальцами, и когда показалась маска, витающая в воздухе вопреки всем известным законам физики; сил не нашлось сделать шаг вперед, а дышать стало до невозможности тяжело – он мог только смотреть и с ужасом осознавать, что его любимая сейчас находится в когтях этого неведомого чудища, появившегося из ниоткуда. Или же, он пришел за своим фонарем?.. Стрелок спохватился, направив дуло пистолета в сторону этого кошмара – судорожно сжимали пальцы хрупкий курок, готовый вот-вот выстрелить и поразить мощным лучом света создание тьмы вместе с его возлюбленной. Это создание, рассмотрев поближе свой драгоценный светильник, не обнаружило внутри зеленых огней, от чего явно рассвирепело – это было видно по стиснувшим тонкую шею Сенны когтистым пальцам, а неуверенные действия Люциана никак на него подействовали. Смех. Невероятно хладнокровный, тихий, но прозвучавший в ушах так четко и запомнившийся на всю оставшуюся жизнь. Когда когти дрогнули, в опасном намерении задеть немаловажную для хрупкого людского тела вену, стрелок не выдержал и рванулся в бой – стремительный луч пронзил бы это существо насквозь, если бы вторая часть цепи, до этого незаметно спящая в сухой траве не сбила его с ног. Точный выстрел лишь сорвал огромную ветку с угольно-черного дерева, что с треском свалилась на землю и подняла за собой пыль. В нос ударил неприятный земляной запах. Сенна стояла, изогнувшись тонким цветком, боясь пошевелиться и даже вдохнуть лишний раз – но в глазах ее читалось, вопреки ситуации, спокойствие и ни единой искры страха. А существо, видимо, эта ситуация забавляла еще больше. Не успел Люциан подняться, судорожно опираясь о скверную почву и щурясь от пыли, въедающейся в глаза, как сверху опустился тяжелый серп, выкованный из стали черного цвета, с легким зеленым оттенком в конце и зубастыми вырезами в центре. На удивление, весил он намного больше, чем думалось стрелку – натренированный в ловкость и точность, истребитель скверны был не в состоянии поднять это оружие и освободиться. Хотя, это и не удивительно: существа с сумеречных островов, ровно как и обитатели бездны, всегда отличались силой, превышающей человеческую в три раза. Поэтому ему оставалось лишь смотреть, изредка пытаясь шевелиться и скинуть с себя это чертово бремя в виде косы неоткуда взявшегося жнеца душ, и до боли в груди осознавать, что здесь он абсолютно бессилен. С каждой секундой, однако, его попытки становились все более отчаянными – он стал похож на дикого зверя, что бился о стенки своей новой клетки со всех сил, еще не потеряв надежду выбраться. Сенна посмотрела в сторону своего любимого «зверя», и еле заметно улыбнулась сквозь накатившиеся слезы. У нее было всего мгновение, один единственный вздох перед неизбежной смертью, который она, не смущаясь, потратила на единственного и дорогого ей человека. - Я люблю тебя. Жнец сжал ее тонкую шею, заставляя ее открыть рот и судорожно ловить губами воздух, которого ей уже никогда не будет хватать. Она теряла силы с каждой долей секунды, опускаясь на руки своего убийцы увядшей глицинией, а когда ее глаза закатились, Люциан издал громкий крик, совершенно не похожий на человеческий. Птицы, до этого оседающие на проклятых ветвях, волнительно взлетели, загораживая собой яркие звезды – единственную отсылку к реальному, нормальному и обыкновенному миру. Огонек, сорвавшийся с уст любимой вместе с последним стуком сердца, теплился в стальных перчатках жнеца. Она станет первым гостем фонаря, который, собственно, она же и ограбила. Свет одинокой души несчастно засверкал, оказавшись в прозрачных стенках, но не был в силах сделать ничего более. Казалось, что этот самый огонек сейчас сможет снова заговорить – и выкрикнет только мольбы, дабы ее любимый скорее бежал от этого чудища. Жнец двинулся к стрелку, явно заинтересованный в наполнении своего светила новыми гостями, однако, блик ненависти и разгоряченной злобы в желтых глазах вмиг переубедили его. Так уж вышло, что обитатель сумеречных островов получает больше удовольствия от чужих страданий. Кончики пальцев, облаченных в стальные латы, сверкнули желтым светом – так призыватель зовет чемпиона на поле боя, и тот не имеет права отказываться. - Треш… - Начал он, и голос его, спокойный, грубоватый для обычного людского слуха вызвал в истребителе скверны новый всплеск ненависти. Летающая маска ухмылялась, а некие кисточки, свисающие сзади нее, напоминали унизанные бусинами косички. -.. Так меня зовут. Тяжесть с тела пропала вместе со жнецом, распространяющим зеленый туман. Тело единственного дорогого человека он унес с собой, не желая оставлять наглому человеку даже память о потерянном. Стрелок лежал и, не моргая, глядел на обнимающие землю небеса, и проклинал все на свете; стоило огромных усилий подняться, и сделать несколько шагов вперед, дабы вновь опуститься на колени с сокрушительной болью в груди. От нее не осталось ничего – совсем. Как может исчезнуть вот так вот просто человек, теплившийся рядом половину своей жизни? Он просто стоял на коленях, прерывисто дышал и кусал сухие губы, пытаясь сдержать наплывшие порывы эмоций. Спасительным лучом солнца промелькнул белый пистолет, лежавший на скверной земле. На удивление, коснуться его уже было порядком проще, чем контролировать свое тело. Люциан уже давно разучился плакать. Он прижал к сердцу успевший испачкаться пистолет, еще сохранивший тепло ее рук, сощурил глаза и замер. Он будто бы плакал, не проронив ни слезинки. И кричал молча от боли, разрывающей его душу на две половины – отнимая теплую, любящую, человеческую, и оставляя только холодок мщения. Да, месть – вот будет его цель на всю оставшуюся жизнь. Вернувшись в дом, он не обрел желанного покоя. По пути его игнорировали даже хищные волки – не хотелось им забирать плоть так просто, без наслаждения сопротивлением. Дышать было тяжело, с трудом давались адекватные мысли, его трясло, а иногда и кружилась голова. Но большим страхом для него было осознание, что душа любимой Сенны никогда не обретет покоя. Он не хочет забывать ее, он хочет почувствовать ее рядом с собой – обнять, и хотя бы ответить на ее последний вздох такими же горячими словами, а затем отпустить в земли покоя. В подобном истощении он пробыл чуть ли не двадцать дней. *** - Да кто он вообще такой?! – Возмущалась Тристана, девочка-йордл с синей кожей и удивительно милой внешностью, которую за последние две недели хорошенько сдвинули с места самых выбираемых чемпионов Лиги Легенд. Ее оранжевые глаза горели злостью и детской обидой. Вначале им хотелось узнать и сразить, доказать, понять, но с такой же скоростью всем стало и все равно. Обитатели Рунтерры смирились с появлением на полях правосудия молчаливого истребителя скверны, желающего только мести. Они встретятся с Трешом еще сотни тысяч раз, в победах и поражениях – но, когда-нибудь, он сможет вырвать из его мертвых лап осточертелый фонарь и выпустить родную душу на светлые небеса. Если бы возможно было вернуться в прошлое, и избежать совершенных ошибок – он бы, в первый свой черед, еще раз признался ей в любви. В бесконечной, бестактной и невероятно преданной, той, которую он сохранил в своем сердце даже после ее смерти.