То самое чудо

Мэри сидела в запертой каюте совсем одна. Здесь почти ничего не было, кроме круглого окна, больше напоминающего иллюминатор, одноместной кровати с узорчатым балахоном, стола и двух стульев. Когда Черная Борода приходил в эту каюту, он садился на один из них и просил Мэри сесть на свободный, но она ничего не говорила в ответ и стояла у окна, не глядя на посетителя. Слово "посетитель" слабо вязалось с образом этого человека. В представлении девушки он был тираном, пленителем, злодеем — но никак не посетителем. — Почему же ты никак не можешь дать согласие на мое предложение? С ним ты обретешь все, о чем только может мечтать любая женщина: богатство, славу, власть, любовь... Ну, и прекрасного мужа, конечно, — пират потер между пальцами свой жесткий черный ус и усмехнулся. —Что же останавливает тебя, Мэри? Она молча смотрела в окно, где расстилались за стеной зеленые просторы Нетландии. Сколько месяцев она не ступала уже по мягкой траве, терпко пахнущей сырой землей и свежескошенной зеленью? Как сильно она исхудала и ослабла за это время; увяла, словно нежный бутон без света. Щеки ее совсем впали, блеск глаз померк и угас, косточки на запястьях начали выпирать все сильнее. Могло спасти ее только одно лишь чудо. Черная Борода тяжело и громко вздохнул, неохотно поднимаясь со стула. Каждый день повторялся, словно монохромная череда картинок на пленке. Пират умел терпеть, но эта несговорчивая девушка выводила его из себя своей неприступностью. Но сдаваться он был не намерен. Он заставит Мэри дать ему положительный ответ, чего бы это ни стоило что пирату, что его возлюбленной. Как только щелкнул дверной замок, девушка бросилась на постель и громко зарыдала. Бледное ее личико раскраснелось от слез, словно на морозе, а нижняя губа задрожала. Она выглядела сломленной, побежденной и ничтожной. Она была готова рыдать круглые сутки напролет, если бы не "посетитель". Перед ним нельзя было показывать свою слабость, свое отчаяние. Она задумалась о том, что это несчастье не может длиться вечно. Когда-нибудь ей бы пришлось прекратить все это, либо сказав "да", либо покончив со своей жизнью. В тот день ей как никогда хотелось сдаться, кинуться на расправу немилосердной судьбе. Руки ее стали сдирать накрахмаленные простыни с кровати и скатывать их в тугую веревку, которой можно было бы перетянуть шею. Пальцы Мэри тряслись от волнения и страха, она была нерешительна. Ее отчаяние было велико, а жажда жизни постепенно угасала, как свечка. Она колебалась. Внезапно что-зашуршало у окна, и девушка устремила свой затуманенный взор туда. Что-то источало еле видимое при дневном свете мерцание и еле слышимый в корабельном скрипе звон. Мэри утерла слезы и попыталась приглядеться. Из-за полупрозрачного тюля вылетело нечто, похожее на крохотную крупицу чистого света. Оно приблизилось к лицу пленницы, и та разглядела крохотного человечка с искристыми крылышками. С трудом можно было разглядеть выражение его лица, но, прищурившись, Мэри заметила на нем беспокойство. Раздался тревожный звон, пожий на трель маленького хрустального колокольчика, но девушка, как ни странно, разобрала слова, произнесенные на языке фей. Перед ней был сам эльфийский принц. Он подлетел к лицу Мэри и не без труда смахнул крохотную слезинку в уголке ее глаза. Его крылья пощекотали ей нос, и девушка поморщилась, хихикнув. Она протянула вперед ладонь, и принц грациозно приземлился на поверхность ее кожи. Он был прекрасен и элегантен, как и подобает настоящему принцу. — Неужели Вы прилетели мне на помощь? — шепотом спросила Мэри, с любопытством рассматривая эльфа. — Если так, то Вы и правда только что спасли меня. Почему-то, глядя на это хрупкое маленькое создание, она ощутила в груди тепло и трепет. Внутри нее возродилась в тот миг новая надежда. Наверное, это и было тем самым чудом, которое могло спасти ее. Мэри улыбнулась: сначала через силу, горько, а потом счастливо. Эльф разговаривал на своем языке, но произносил слова медленно, хоть и понимал, что его собеседница откуда-то знает его. С тех самых пор он прилетал к ней каждый день и они подолгу болтали обо всем на свете. Эльфийский принц выручал ее от горя и безнадеги. Каждое появления в своей каюте Черной Бороды она выносила стойко и не бросалась потом плакать, зная, что принц рядом, ни за что не бросит и не оставит ее в этой беде. День за днем пролетали месяцы, и Мэри поняла, что влюбилась в эльфа. Самым заветным желанием принца была так же она, прелестная пленница коварного пирата. Всей своей крохотной, но пылкой душой он мечтал о ее нежных прикосновениях, о горячих и ласковых губах, но осознавал, что его мечты несбыточны. Нет, было, конечно, одно решение этому горю: на один день стать человеком, а следом погибнуть, раствориться в воздухе. Они знали о чувствах друг друга и вместе тосковали о том, что им не быть вдвоем. И любовь оказалась сильнее разума. В лунную ночь он снова явился к ней и прямо перед своей возлюбленной обратился в человека. Мэри смотрела на эльфийского принца и тяжело дышала от удивления. Он был прекрасен, как сам лунный свет. Его кожа была нежна и тепла, словно лепестки прелестнейших цветов, взгляд ласков, как взор лесной лани. Они целовались и утопали друг в друге до самого утра, ценя каждую секунду, проведенную вместе. Их тела вздымались от сладостной истомы и экстаза, льющегося в горло, как ароматная Сангрия. Принц касался тела девушки непринужденно и легко, и оно податливо следовало за его ласками, дрожало и покрывалось мурашками. Мэри обвивала руки вокруг его бледной, точно фарфоровой шеи и целовала его лицо, зарываясь пальцами в волосы. Так они бы провели всю вечность, если бы не условие этого кратковременного счастья — через день он исчез, оставив после себя только смятые простыни, аромат своего тела, воспоминания и маленькое создание, зародившееся в ту волшебную ночь внутри Мэри. Говорят, дети, родившиеся от союза, наполненного искренней и пылкой любовью, — счастливейшие дети. Мэри молилась по ночам своей покровительнице только о том, чтобы это было правдой, и всю свою любовь она вложила в свое желанное дитя.