***
Эту ночь Фенрис снова провел с Данариусом. Его лихорадило. Холодный пот ручьями стекал по изгибам упругого тела, проклятые линии на коже агонизировали. Фенрис вновь оказался в ловушке своего прошлого. Бывший хозяин словно не только выгравировал на теле любимого раба лириумные узоры, но и внедрил в его кровь часть себя, чтобы волчонок всегда помнил о том, кто он и кому принадлежит. Фенрис отмахивался от назойливых, противных и липких мыслей, и старался полностью окунуться в пучину тех чувств, что испытал этой ночью с Хоук, которые не были осквернены унизительным полубредом о Данариусе. Та, что лежала рядом с ним на смятых простынях, давала ему надежду наконец освободиться от позорных оков. Фенрис был почти уверен в том, что чувство, пробудившееся в нем благодаря Хоук, испепелит в его душе покорность, сожжет все гнусные воспоминания о ночах с Данариусом. Он хотел подарить Хоук ласки, хотел, чтобы она выгравировала на нем поцелуями свою любовь, хотел забыться и быть счастливым. Но Данариус отравил все его естество своим великолепным экспериментом. И Фенрис словно дарил свои ласки бывшему господину, поцелуи не смывали выжженный лириумом рисунок, а забвение не приходило, что не давало полностью раствориться в счастливых и жарких минутах. Пора было определиться, кто он — покорный раб, собственность Данариуса, его потрясающий эксперимент, или свободный эльф, прекрасный воин и добровольный заложник теплых чувств. Фенрис-раб затягивал на его шее тугой ошейник, он насмехался и шептал, что свободный Фенрис никогда не убежит; он лишь игрушка в руках тевинтерского малефикара, но настолько дорогая, что маг ее никогда и никому не отдаст. Однако Фенрис сбежал. Пускай пока что освободилось от цепей только тело, но он будет продолжать свой путь к свободе. Он смирится с болью от лириума, он избавится от мыслей о прежнем господине, он убьет… лириумного призрака, который пристально следит за ним с крыш и потолка, сидит у него на плечах, прячется за углами и смеется. Ему забавно наблюдать за свободой, которой обманывает себя эльф. Фенрис был намертво связан с призраком нитями воспоминаний и витиеватыми линиями татуировок, и это пугало его. Избавиться от внешних факторов было более простой задачей, нежели избавиться от внутренних, избавиться от самого себя. Фенрис дождался пробуждения Хоук, и с камнем на сердце наплел ей какую-то чепуху про забытое им время, про какие-то лица, что всплыли в его памяти из глубин подсознания. Ему было стыдно говорить правду, рассказывать женщине о том, что с ним делал его бывший хозяин, о том, что его передергивало не от боли, а от отвращения — прикосновения Данариуса вплавились в его тело так же, как лириум. Фенрис тихо покинул поместье Хоуков и неспешной походкой направился вниз по Верхнему городу. Он вздыхал благоухающий аромат ночи, чувствуя щемящую в груди боль. Слишком много свободы выпало на долю беглеца. Он не умел ею пользоваться, будучи отравленным жизнью безвольного раба. Делать то, что ему хочется, было приятно, однако, принимать решения и любить оказались серьезными препятствиями на пути свободного эльфа. Он просто хотел быть счастливым. Разве есть в этом что-то дурное? Ему просто хотелось жить, дыша полной грудью и без опасения за свою жизнь. Но для этого нужно было избавиться от бывшего господина и лириумного призрака, что не покидал его, что набрасывал на его шею позолоченный ошейник и тащил к бывшему хозяину. И он обязательно убьет их обоих. Разорвет позорные цепи. Ради себя, свободы и Хоук.
10 октября 2015 г. в 23:33
Когда Фенрис решил наведаться к Хоук, он не ожидал, что все так далеко зайдет. Вернее, он не ожидал ничего, кроме отказа. Невысказанные слова терроризировали его мысли, угрожали сорваться с языка в самый неподходящий момент, с каждым днем угнетали его все больше и больше. Когда же он наконец произнес их, твердо уверенный в том, что его погонят взашей, кокетливый и совсем не двусмысленный ответ Хоук поразил его. Далее он перестал отдавать отчет своим действиям, и прильнул к желанным полуоткрытым губам девушки. Миг — и он прижат к стене. Несколько обжигающих дыханием мгновений, и они — на кровати в ее комнате.
Страсть охватила его тело и разум, став на тот момент единственным его господином. Только ей он был готов потакать и позволять заковать себя в ее порочные цепи. Вскоре он пришел к парадоксальному выводу, что эти кандалы делают его свободным. Фенрис обрел нового господина, захватившего все его естество жаждой обладания любимой женщиной; он мечтал раствориться в ее трепетных ласках, он судорожно сглатывал и закусывал нижнюю губу, когда она горячими ладонями касалась его обнаженного тела. Однако Фенрис вдруг с ужасом осознал, что прежний хозяин не покидал его ни на секунду.
Хоук едва осязаемо целовала влажными губами лириумные татуировки эльфа, а он вспоминал с отвратительной ясностью, как горячий язык Данариуса скользил по изгибам белесых линий, сильно надавливая на них, чем заставлял Фенриса невольно выгибаться от боли. Она с жаром припадала к его губам, а он, закрывая глаза, видел перед внутренним взором немолодое лицо с больным и страстным румянцем. Она гладила его торс и бедра в сладострастном исступлении, а он чувствовал похотливые, но восторженные, прикосновения мага.
Страсть к Хоук и ненависть к Данариусу сжирали его изнутри. Фенрис изгибался от наслаждения и брезгливости; задыхался от желания и отвращения. Каждый стон женщины становился стоном мага, каждый ее поцелуй — поцелуем мерзкого старика. Он стал настоящим наваждением тевинтерского беглеца, его лихорадочным бредом, полусном и полушкошмаром.
Фенрис не привык к свободе, и в очередной раз убеждился в этом. Хоук каждым взглядом, подернутым страстью, каждым прикосновением и движением показывала Фенрису, что она — его. А он знал, знал даже столько лет спустя, что принадлежит душой и телом Данариусу. Хоук пыталась сделать его господином, а он не мог отделаться от мысли, что он безвольная экзотическая зверушка в чужих иссохших руках. Хоук шептала, что любит его, а он… Испугался. Привычный для него мир трескался по швам. Слова молодой женщины, извивавшейся под ним, прижимавшей к себе так, что становилось трудно дышать, слова, которые она бормотала ему на ухо в порыве сильнейших чувств, вместе с его именем, заполняли его быстро колотящееся сердце неведомой до этой поры сладкой негой.
Однако стоило ему занести ногу, чтобы перешагнуть в тот неведомый мир, что открывала для него Хоук, как тут же ощущал на шее позолоченный ошейник, который накидывал на него Фенрис из прошлого, Фенрис-раб. Он без капли жалости оттягивал беглеца назад, к ногам ухмыляющегося Данариуса, напоминая, что стонать он должен только по команде, а за непослушание ему придется облизывать сапоги хозяина и просить прощения расставленными ногами и широко раскрытым ртом.
Он едва не терял сознание, пытаясь разобраться — где реальность, а где кошмар, сотканный из воспоминаний. С кем он сейчас? С Хоук или Данариусом? Кто перед ним? С кем ему так хорошо?.. он слышит запах девушки, но чувствует прикосновения мага; видит ее лицо, но слух ловит стоны мужчины; ощущает заполняющий его и сводящий с ума жар, но в памяти слишком ярко отпечатались моменты, когда горячая плоть резкими болезненными толчками проникала в него.