~*~
Тобираме Сенджу было девять, но его уже называли «молодым дарованием клана» и смотрели на него, пусть и не так восторженно, как на его старшего брата, но с уважением. Младший сын главы клана Сенджу не был так талантлив в мокутоне, как его брат, все свои силы он вкладывал в стихию воды. И она поддавалась. В восемь лет Тобирама почти забросил стихию дерева, и посвятил всего себя воде и, как он обнаружил, молнии. Кроме того, не забывал он и о кендзюцу. Справиться с ним в бою на ниндзято — коротких прямых клинках, что были его любимым оружием, — могли далеко не все дети клана. А зачастую, за счет своей скорости, он мог весьма долго продержаться и против взрослого шиноби. Тобирама не обращал внимания на лесть детей и даже некоторых взрослых, которые желали подобраться ближе к главной семье клана, ему это было не интересно. Власть он отдавал своему брату, а сам предпочитал оставаться в тени Хаширамы. Это устраивало и его, и брата. А на всех остальных им двоим было плевать. Отец ничего не говорил — Хаширама все равно был старше, а при таком раскладе клан избегал междоусобной войны за власть между братьями. Тобирама был доволен этой ситуацией, и только одно не давало ему покоя: странная девчонка, с которой он столкнулся полгода назад в лесу. Она имела странно-розовые волосы и пронзительные зеленые глаза. Даже имя было под стать внешности: Сакура. Клан она не называла, как, впрочем, и он тоже. Но это не мешало им встречаться два-три раза в неделю в том самом лесу и тренироваться (хотя и весьма условно). Эта Сакура, как ни странно, абсолютно ему не мешала: чаще всего она просто сидела чуть в стороне и наблюдала за его тренировками. Иногда пыталась что-то повторить, и тогда он даже подправлял ее, если видел неправильное движение. Но это было редко — девочка замечала все элементы связок и выполняла их достаточно точно. Иногда она появлялась со свитками по ирьендзюцу, и тогда уже он, Тобирама, спрашивал у нее про наиболее непонятные места. И как бы ни было странно во время войны с кланом Учиха (пусть он сам в ней не очень-то пока и участвовал) встречаться с незнакомой девчонкой, явно будущей (или уже действующей?) куноичи. Конечно, у самого Тобирамы мелькала мысль о том, что она может быть шпионкой чужого клана, но тогда зачем ей что-либо объяснять ему? А когда однажды (через месяц после первой встречи) он спросил ее о принадлежности к клану, то получил ответ, что ни к какому клану она не принадлежит и принадлежать не очень-то и собирается. Такой ответ Тобираму устроил, тем более что его она про клан и не спрашивала. Постепенно недоверие ушло, и тренировки становились все оживленнее — Сакура втягивалась в них его усилиями, а он был рад научить ее чему-то (абсолютно точно) для нее новому. В таком ритме прошло три года. Война с Учихами шла с переменным успехом, но Тобирама все равно находил время на эти, уже ставшие привычными, встречи. Он привязался к этой забавной девочке с глазами летнего леса. И пусть они редко говорили о своей жизни, но им хватало, и привязывались друг к другу они все сильнее и сильнее. И потому, когда Сакура не только опоздала (чего за эти три года ни разу не бывало), но еще и появилась едва ли не в слезах, Тобирама не выдержал.~*~
Сакура была довольна. Такое хорошее настроение бывало у нее лишь два или три раза в неделю — только после встреч с тем молчаливым мальчиком-шиноби, что представился, как Тобирама. Нет, в первый раз оказавшись в чужом-незнакомом-неизвестном лесу, она испугалась. Но потом произошла эта встреча, и страх потихоньку ушел. А когда после часа немного натянутого общения и его ухода она очнулась на полигоне, где тренировалась, то и вовсе сочла эту встречу странным сном. Но решила никому не говорить, потому что пусть кто бы что не говорил, но шиноби по имени Тобирама она знала только одного — знаменитого Второго Хокаге, мастера техник воды и молнии. И пусть мальчик с белыми волосами был мало похож на великого шиноби, Сакура молчала. Не хватало ей еще и насмешек на тему странных снов! Вот только вернувшись через день на тот полигон, Сакура опять задремала. И снова увидела тот лес и того красноглазого мальчика. Тогда она решила плюнуть на всех и вся и полностью увлеклась этими встречами. Через месяц они с Тобирамой впервые поговорили о кланах и хотя, он так и не назвал свой, стало понятно, что он все-таки клановый. Но, как ни странно, Сакуре это не мешало. Она по-прежнему раз в два-три дня приходила на дальний полигон и ложилась дремать в корнях старого дерева. Через два месяца она поняла, что понемногу, но стали получаться более сложные упражнения из тех, что показывал Тобирама. Через полгода они первый раз поговорили друг о друге, узнавая любимые вещи, привычки и семьи. Тобирама признался, что он Сенджу, но Сакура только пожала плечами и продолжила с ним общаться. Ее мнение о том, что он будущий Второй, подтвердилось, но до этого ему надо было еще вырасти, выучить и создать много техник. А потому через два года они как-то незаметно стали называть себя друзьями, а еще через полгода, Сакура поняла, что влюбилась. И это было ужасно. Она неделю ходила мрачная, но Тобираме ни слова не сказала. Сакура старалась общаться с ним как раньше, но получалось с трудом. И когда пришло время ее выпуска из Академии и распределении по командам (через три года после их первой встречи), она совсем не обрадовалась. Это значило, что теперь у нее будет меньше времени на встречи с Тобирамой, и кроме того придется очень сильно стараться, чтобы никто не заметил ее (выбитых таким трудом у Тобирамы) навыков. Да еще и этот Учиха… Нет, против него самого, Сакура, в принципе, ничего не имела, но… Тобирама сумел передать ей свое недоверие (слава Ками, что не ненависть!) ко всем Учихам. И это тоже не добавляло радости. А уж когда выяснилось, что ни Саске, ни Наруто (второй невероятно раздражающий человек в команде Сакуры), не собираются считаться с ее мнением и не желают принимать в команду, она не выдержала. При мальчишках и своем нынешнем сенсее она не сказала ни слова и не показала и виду, но когда смогла вырваться на «свой» полигон, то все-таки расплакалась. Она не планировала в таком виде появляться перед Тобирамой, но незаметно для себя задремала в тех самых корнях, куда приходила предыдущие три года. И первое, что она увидела после того, как открыла глаза — встревоженное лицо Сенджу.~*~
Тобирама не знал, что ему делать. Сакура пропустила уже две тренировки, а как ее найти (а главное где!) он абсолютно не представлял. Настроение его портилось все сильнее и, хотя от отца он успешно скрывал свое состояние, то вот Хаширама заметил. Брат ничего не сказал, только вопросительно посмотрел на него, и, получив в ответ лишь качание головой, молча ушел. И Тобирама был ему благодарен. И за отсутствие вопросов, и за молчание перед отцом. Но это не мешало ему ходить на место их тренировок, заниматься (хотелось надеяться, что это ненадолго) одному, и ждать, ждать, ждать. Сегодня он тоже пришел в надежде, что увидит эту девчонку, к которой (да чего уж там таить!) успел привязаться. Он обогнул раскидистые кусты густого подлеска и вышел на поляну. Сначала ему показалось, что там никого нет, но потом он заметил розововолосую фигурку, которая свернулась в корнях молодого дуба. Тобирама почти (ну хорошо, хорошо, совсем не «почти») подбежал к подруге — что с ней? Почему лежит? Ранена? И понял, что она просто-напросто плачет. Это ошеломило его гораздо сильнее, чем если бы она была ранена. Эти три года Сакура всегда приходила в хорошем настроении, и не плакала даже от сильной боли. А сейчас… что же все-таки случилось? — Сакура… — Тобирама легко дотронулся до ее плеча и едва-едва потряс. Она вздрогнула и открыла глаза.~*~
Сквозь дремоту Сакура ощутила, как кто-то дотронулся до ее плеча и позвал. Она открыла глаза и удивленно уставилась на немного взъерошенного Тобираму. Парень смотрел на нее так, словно увидел нечто странное. И Сакура могла его понять — она действительно плакала при нем впервые. Все свои слезы от тренировок или плохого к ней отношения, оставались у нее дома, когда ночью она смотрела в окно на звезды и думала о том, насколько трудно ей придется. И сейчас, когда Тобирама смотрел на нее своими невозможно-красными глазами, Сакура растерялась окончательно. С одной стороны Тобирама — друг, ему можно доверять, да и некому тут про нее рассказывать, а с другой… он — одна из причин ее срыва и говорить, объяснять ему что-либо… Вот только вместо вопросов, Тобирама молча поднял (неужели она настолько легкая?) ее, посадил на колени и позволил вцепиться тонкими пальцами в куртку, позволил тихо плакать, сидя у него на коленях, а сам просто опустил лицо в ее волосы и замер, словно боясь вспугнуть. Сакура не знала, сколько они так просидели. Час? Два? Но когда буря эмоций утихла, Сакура решилась.~*~
Тобирама не знал, что двигало им, когда он сажал эту невыносимую девчонку к себе на колени, но почему-то сидеть вот так: обняв тонкую талию, и уткнувшись лицом в ее волосы, было спокойно. Сакура словно выпивала его тревоги и заботы. Через какое-то время ее плечи окончательно перестали вздрагивать, а сама она затихла. Они сидели так еще какое-то время, а потом она отстранилась. Тобирама уже расцепил руки, но Сакура не уходила. Она всматривалась в его лицо, словно ища в нем что-то, словно пытаясь рассмотреть нечто в его глазах. По всей видимости, найденное ее устроило, потому что она вздохнула, сама обняла его, положив голову на плечо, и тихо-тихо заговорила. От ее слов волосы на затылке Тобирамы вставали дыбом, но он сидел и молча слушал тихие слова. Сакура говорила о том, что она пришла из будущего, о будущих войнах, о его брате, Хашираме Сенджу, о его друге-недруге Учихе (подумать только!) Мадаре, об основании деревни шиноби, о том, что он сам станет там вторым правителем после брата, не меньшей легендой мира шиноби и о его, Тобирамы, смерти. То, что рассказывала Сакура, было невероятным, просто невозможным, но в его объятиях сидела та, кто служила живым доказательством. И не поверить ее словам было сложно. Отец учил его различать правду, и Сакура не лгала. Вот только ее слова абсолютно не желали укладываться в голове Тобирамы. «Впрочем, — подумал он, — если это так, то становится понятна и ее молчаливость касательно родной страны, и нежелание говорить о семье и друзьях». Так что когда она закончила говорить, Тобирама крепче прижал ее к себе и так же тихо, как и она сама, начал рассказывать о себе, своем клане и о времени, в котором живет. Тонкие пальцы крепче стиснули его куртку, и он понял, что эта молчаливая благодарность красноречивее любых слов. А значит, что можно говорить и говорить — он нашел надежного слушателя, который поймет и примет.~*~
Скажи кто две недели назад Сакуре, что у нее будет такое солнечное настроение, она бы ни за что не поверила. Потому что надоевшие одноклассники, и нелюбимые сокомандники, понимание, что с Тобирамой ничего не выйдет… нет, это все осталось и сейчас, но в последнюю встречу она нашла в себе силы не только рассказать о том, что она из будущего, но и признаться Тобираме. И он ответил. Сначала Сакура и сама не поверила, вот только его слова убедили ее в том, что это не сон — Тобирама действительно ее любит. И одна эта новость заставляла ее улыбаться. А то, что он поверил ее словам про будущее и ее время, приятно грело душу. И на фоне этого все неприятности отходили на задний план: и надоедливые мальчишки из команды, и скучнейшие миссии — спокойствия и хорошего настроя Сакуры не могло поколебать ничто. Потому что… потому что они с Тобирамой встречаются! И вот уже две недели, после стандартных тренировок, они садятся в корнях деревьев, или наоборот — залезают почти на самую верхушку, и говорят-говорят-говорят. О своих семьях, друзьях и недругах, о том, что их радует и что печалит. Они находили сотни разных тем, на которые так необходимо было поговорить, так важно было поделиться с кем-то близким! И Сакуру не волновали проблемы в ее родной Конохе, в команде или с бывшими одноклассниками. Потому что каждые два дня она приходила на самый дальний полигон и садилась в корнях старого-старого дерева. Любой, кто увидел бы ее, решил, что она медитирует. И Сакуру это устраивало. Потому как рассказывать кому-то о Тобираме она совсем не собиралась.~*~
Тобирама лежал в своей комнате кланового поместья и думал. С той самой первой встречи с Сакурой прошло шесть лет. Ей сейчас 15, он на год старше. За это время произошло слишком многое. Погиб его отец, Хаширама возглавил клан, один из напарников Сакуры ушел из деревни, она сама стала ученицей Цунаде Сенджу — внучки (просто не верится в это) его брата. Но самое главное — вот уже три года они с Сакурой встречаются. И хотя и он, и она понимают, что никакой надежды на совместную жизнь у них нет, но это не мешает приходить каждые два дня (чаще нельзя — кто-то может что-то заподозрить) на их поляну. Они по-прежнему тренируются вместе, а еще говорят или просто сидят обнявшись. И тогда Сакура прижимается к нему, а Тобирама прячет лицо в ее волосах. Она не отращивает их с тех пор, как обрезала на экзамене за звание чуунина. Но Тобирама любит ее любой и она это знает. А еще они пытаются придумать, как можно сделать так, чтобы Сакура могла подольше задержаться у него и остаться при этом незамеченной у себя. Они уже говорили на эту тему, и пришли к выводу, что выход только один — печати. Тем более через два года Хаширама женится (он сам рассказал Тобираме об этом) на Мито Узумаки, химе клана Узумаки, которая знает о печатях если не все, то многое. Конечно, придется рассказать брату и его жене о Сакуре и об их встречах, но Тобирама надеется, нет, он знает, что брат поймет и примет Сакуру. А Мито… уж втроем-то они смогут ее уговорить?~*~
Сакура сидела на террасе летнего дома и ждала мужа с работы. Подумать только: с их первой встречи, прошло уже десять лет! Полгода назад они с Тобирамой поговорили с Хаширамой и Мито. И если новость о том, что Тобирама с кем-то встречается, не вызвала особого удивления со стороны его брата («Я давно подозревал, что ты не просто на тренировки бегаешь!»), то вот правда о родном времени Сакуры произвела… неизгладимое впечатление. Мито и вовсе решила, что это шутка. Конечно, потом ее уверили в том, что это действительно так, и уговорили помочь… Но сначала она хотела просто вернуться в деревню. Зато потом она втянулась, и они вчетвером спорили до хрипоты о печатях и техниках, которые помогли бы Сакуре остаться с Тобирамой подольше. На следующее утро, правда, Сакуре пришлось оправдываться перед Цунаде («Да я действительно заснула на полигоне!») и ходить весь день не выспавшейся, но это были уже мелочи. Потому что первые идеи уже появились. И это сглаживало все острые углы и неприятности.~*~
Тобирама зашел в дом и направился на веранду. Сакура всегда ждала его там. Ждала… Когда год назад они вместе с Мито и Хаширамой придумали особую технику, позволяющую призвать человека из любого времени в любое место. После того, как техника была завершена, они еще месяц придумывали, как ее замаскировать, чтобы никто из современников Сакуры ничего не заподозрил. Конечная идея принадлежала самой Сакуре: в своем времени она выпрашивала у Цунаде технику призыва, чтобы «совершить свободный призыв». После чего использовала заранее припасенную печать-активатор, которая создавала видимость использования техники призыва, а на самом деле посылала сигнал Тобираме, Хашираме и Мито, которые, в свою очередь, активировали технику переноса Сакуры в свое время. Как итог — Цунаде и все остальные считали, что Сакура находится в мире своего призыва, а она в это время жила с Тобирамой. Благо у самого Тобирамы уже был подписан контракт с кланом тигров-охотников, и он вполне мог позволить Сакуре подписать призыв, чтобы обеспечить полноценное прикрытие. К сожалению, у них было лишь четыре года, потом девушке надо было возвращаться в свое время. Они смогли ужать время лишь так, чтобы год здесь шел за неделю времени в родной Конохе Сакуры. А потом она могла «уходить тренироваться» в мир призыва, и проводить время с самим Тобирамой. Они смогли провернуть это, и полгода назад в деревню приехала старая подруга Мито. А год назад сыграли свадьбу этой подруги и Тобирамы. Шиноби удивлялись, шиноби косо смотрели на молодую жену младшего из братьев-Сенджу, шиноби не доверяли. Но когда в одной из стычек с «вольными шиноби» серьезно пострадали несколько бойцов Сенджу и Учиха, то Сакура двое суток не выходила из госпиталя, провела шесть сложнейших операций, но этих шиноби вытащила и сохранила возможность пользоваться чакрой в прежнем объеме. Сама Сакура получила весьма тяжелое истощение и три дня отлеживалась дома, а потом неделю не ходила ни на какие миссии. Вот тогда на нее стали смотреть с уважением. Слабым, но уважением. А уж когда на какой-то из миссий в одиночку уничтожила вражеский, весьма неслабый, отряд, то это уважение укрепилось еще сильнее. Хаширама (не без слов Мито и Тобирамы) предложил теперь-уже-Сенджу возглавить госпиталь. Она согласилась и теперь второй год подряд ее знает и ценит вся деревня. Даже Учиха здороваются при встрече и никогда не отказываются помочь в госпитале. Тобирама улыбнулся воспоминанию о выражении лица Мадары Учихи, когда тот увидел, с какой легкостью эта хрупкая на вид женщина ломает огромные глыбы и крошит скалы. После того случая Мадара зарекся спорить с женой Тобирамы. Беловолосый шиноби тряхнул головой и вошел на веранду. Ему на встречу поднялась стройная женщина, с темно-розовыми волосами, в которых мелькнули две седые пряди, и невозможными зелеными глазами. Его жена улыбалась и смотрела на него так же как и много лет назад.~*~
Сакура любила Коноху прошлого. Ее пока еще неширокие улицы, немногочисленные клановые кварталы, сверкающую свежеотстроенную резиденцию Хокаге, шум торговцев на рыночной площади. Она любила госпиталь, отстроенный людьми Сенджу и оборудованный всем лучшим медицинским оборудованием, что только существовало в то время. Госпиталь, который стал ее вотчиной, ее детищем. Но больше всего она любила небольшой двухэтажный дом в глубине квартала Сенджу, который стоял у большого пруда, где круглый год цвели водяные лилии. Сакура любила теплый ветер и мягкие солнечные лучи, пробивающиеся сквозь густую листву деревьев, растущих вокруг дома. Вокруг их с Тобирамой дома. Этот дом — подарок Хаширамы и Мито на свадьбу. Сам дом строил брат ее мужа, а все печати — всевозможная защита, печати консервации, обогрева и охлаждения помещений, звукоизоляционные барьеры — были делом рук Мито. Они с Сакурой стали хорошими подругами. Вот только их с Тобирамой время было ограничено. Но Сакура не жалела. Она знала, что в подвале дома стоят мощнейшие печати, которые ставились лучшими мастерами Узушио по просьбе Мито. Эти печати сохраняли дом в том виде и состоянии, в котором он был на момент их активации. Их мощности должно было хватить лет на 300 вперед. Сакура знала, что она будет возвращаться сюда из своего будущего, пусть тайно, пусть под видом тренировок с призывом, но будет. Она знала, что ей придется сложно в Конохе, в которой она родилась — она изменилась, привыкла к ответственности за госпиталь, за жизни людей деревни, за бремя химе клана Сенджу. И Сакура понимала, что скрыть это от Цунаде будет сложно. Потому что еще в детстве она слышала о «Алой тени Конохи» — легендарной женщине-шиноби, которая была, по слухам, женой Второго Хокаге и основательницей госпиталя деревни. И сейчас она знала о слухах, ходящих за пределами деревни: люди говорили об Алой Куноичи, и понимала — она изменила ход истории, стала известной личностью и это только начало ее известности. А значит, она будет возвращаться снова и снова.~*~
Тобирама вздохнул и печально покачал головой. Хаширама молча кивнул и вернулся к работе с бумагами. Мито ободряюще улыбнулась брату своего мужа и сложила руки на пока еще плоском животе — первый месяц беременности не был виден со стороны. Сакура уже два месяца была в своем времени. И хотя Тобирама понимал, что сам обрек себя на вечное ожидание ее возвращения, не мог перестать скучать по своей жене. Даже их бесконечная переписка уже не спасала. Как оказалось, тигры нашли способ передавать свитки (с письмами, или небольшими предметами) из будущего в прошлое и обратно. Поэтому Тобирама и Сакура без конца отправляли друг друга письма, какие-то маленькие посылки: свитки с техниками, букеты цветов, небольшие подарки. К их переписке иногда присоединялись и Мито с Хаширамой. А Сакура еще и писала какие-то указания для госпиталя. Жителям Конохи, чтобы они не задавали лишних вопросов, объявили, что «Сакура-химе на длительной секретной миссии, и сроки выполнения засекречены» — это была идея Хаширамы. Сакура согласилась, и объявила в госпитале, что уходит на серьезное задание. Назначила своего заместителя и вернулась в свое время. И даже она сама не могла сказать, когда Цунаде опять ее отпустит. Хотя и знала, что если будет надо, то вернется к мужу независимо от чьего-то мнения.~*~
Прошло еще два года. Произошло слишком много всего: смерть Орочимару, миссия по спасению Гаары, вести о Саске и смерти Итачи, объявление Четвертой Войны Шиноби, отъезд Наруто на какой-то остров. За это время Сакура много раз возвращалась к мужу. И если здесь прошло только 2 года, то там, в прошлом, еще 15 лет. За это время Сакура приобрела славу Алой тени Конохи, у Хаширамы с Мито родился сын, Коноха набрала политический вес, сформировались и другие деревни шиноби. И там у нее была семья и друзья, с которыми было пройдено слишком многое. Она смогла увидеть в Мадаре то, на что не обращала внимания раньше — верность Конохе и желание сделать все ради ее процветания, и вместе с Хаширамой уверила и Тобираму, и Мито в том, что их старый союзник должен знать. Они рассказали Учихе о судьбе самой Сакуры, о том, что ей известно о будущем-прошлом. Мадара ругался, Мадара не верил. Но шаринган различает ложь и Учихе пришлось поверить. Он остался в деревне и помог с созданием Корня АНБУ и полиции Конохи. Корень возглавил Тобирама, Мадара взял на себя полицию. Сакура управляла госпиталем, Мито занималась Академией, Хаширама оставался на посту Хокаге. А в это время в родном времени Сакуры разгоралась война. Сотни шиноби отдавали свои жизни, и Сакура могла лишь лечить выживших и уничтожать клонов-Зецу да воскрешенных шиноби. Она уже поняла, что войну развязал совсем не Мадара — Сакура изменила прошлое, и Учихе не нужна была власть над миром. Но при этом она не могла никому рассказать об этом — возникли бы ненужные сейчас вопросы. В прошлом прошли еще 10 лет, у Мито и Хаширамы появилась внучка, которую назвали Цунаде. Они по-прежнему выглядели, как и в молодости, Сакура и Тобирама тоже. Но Сакура не могла пока стать матерью — война шла и в прошлом и в будущем. А потому она нянчилась с малышкой-Сенджу, называя ее «маленькой химе». Цунаде обожала гостить у «второй бабушки» и ее мужа. Маленькая девочка была непоседой и жуткой егозой. Она обожала задавать вопросы, и мечтала «стать ирьерином, совсем как бабушка». Сакура смеялась и говорила, что у нее все получится. А в будущем Цунаде руководила армией и лечила-лечила-лечила раненых. Сакура Харуно-Сенджу (она изменила фамилию на двойную и нашла в приюте девочку, которую отдала на воспитание племяннику и его семье, попросив дать фамилию «Харуно») сражалась на два фронта: Алой тенью Конохи разила врагов в прошлом, Сакурой Харуно лечила союзников в будущем. Она понимала, что долго так не выдержит. И потому, когда выдалось свободное время, она направилась сопровождать Цунаде в Коноху.~*~
Сакура сидела на голове Второго Хокаге и смотрела на вечернюю Коноху. Когда пять дней назад она вернулась от Тобирамы, то сразу после была вынуждена сидеть в резиденции Хокаге, помогая Цунаде с делами деревни. Еще четыре дня спустя она не выдержала бесконечных вопросов своего сенсея о плохом настроении и вызвала одного из тигров посыльных. Она написала Тобираме, Хашираме и Мито, и еще два дня они договаривались, но, в конце концов, сошлись во мнении, что Цунаде можно рассказать все. И после очередного такого вопроса Сакура почти что силком вытянула действующую Хокаге туда, где в глубине леса Смерти был скрыт их с Тобирамой дом. Сакура знала, что барьеры нетронуты, потому что сама часто приходила в этот дом. — И что это значит? — вот только Цунаде совсем не понимала, что они делают почти в центре леса Смерти, так еще и возле непонятного дома. — А ты присмотрись, Маленькая Химе, — Сакура стояла спокойно — барьер действовал в пределах 15 метров вокруг дома, а они уже стояли почти на самом крыльце. Почти-последняя-Сенджу вздрогнула и оглянулась вокруг, отошла от дома на пару шагов, прищурилась, стараясь вспомнить, что ей напоминает этот дом. А потом она вдруг уставилась на полустершийся узор вокруг двери. — О… оджи-сан? — она прикусила губу, а потом, резко крутанувшись на месте, уставилась на свою ученицу, — Что это значит? — Успокойся, химе, — зеленоглазая куноичи улыбнулась и кивнула на двери дома, — Зайдемте внутрь. Она поднялась на крыльцо, когда Цунаде вспомнила, что на доме брата ее деда, всегда стоял барьер, не допускающий незваных гостей и чужаков в дом. Она уже открыла рот, чтобы крикнуть, остановить Харуно, но та положила руку на дверную ручку. И барьер под ее пальцами пошел цветными волнами, а потом и вовсе расступился, словно узнавая и пропуская старую хозяйку. Хокаге замерла на месте, ошарашено смотря на это. — Идете, Цунаде-сенсей? — Сакура выглянула из дома, в который уже успела зайти. Старшая (хотя кто из них старше — это вопрос) куноичи несколько недоуменно дошла до открытых дверей и вошла в неожиданно светлую прихожую. Она еще помнила, как любила приходить сюда в детстве, как ей нравился этот светлый, счастливый дом и его хозяева. Именно тогда она впервые увидела, насколько великим ирьерином была жена двоюродного деда. Именно тогда она решила пойти по ее стопам, и однажды возглавить госпиталь Конохи. Но не сбылось. Потому что Сакура-химе ушла из жизни незадолго до смерти Наваки, и до этого времени она держала госпиталь в своих стальных руках, а после Цунаде уже сама не могла принять дело всей ее жизни. И сейчас она вдруг поняла, насколько похожа Сакура Харуно на Сакуру-химе, на ту самую Сакуру Сенджу, которую враги прозвали Алой тенью Конохи. Цунаде прошла на кухню и замерла: ее ученица (а ученица ли?) стояла у холодильника и доставала оттуда продукты. На плите кипел чайник, а куноичи уже доставала чашки и тарелки из стенного шкафа. Хокаге захотелось протереть глаза — слишком уж похоже это было на то, как угощала ее Сакура-оба-сан, когда тогда еще маленькая Цунаде прибегала к ней в гости. — Садись, егоза, — Сакура посмотрела на замершую в дверях женщину через плечо, — почти готово. — Оба-чан? — едва слышно прошептала женщина. Она почти рухнула на небольшой диванчик возле стола, неверяще смотря на разливающую чай девушку. — Она самая, — Сакура легко улыбнулась, а потом дотронулась рукой до лба, где вдруг проступил зеленоватый ромбик печати Бьякуго. Ее внешность словно потекла, изменяясь. А через две секунды перед светловолосой Сенджу стояла ее любимая бабушка, жена ее родного деда, которая выглядела так, какой она была задолго до своей смерти. — Как… как это возможно? — Цунаде перестала что-либо понимать. Сакура-химе улыбнулась и опустилась на диван рядом с ней, обнимая и начиная гладить по голове. — Слушай, Маленькая Химе, мою долгую историю…~*~
Когда Сакура оказалась рядом с Наруто и увидела их главного врага, то поняла, что еще несколько секунд, и она прибьет этого недоУчиху, чтобы он не позорил клан, и чтобы Сакуре потом не пришлось краснеть перед Мадарой. Но она носила внешность семнадцатилетней девчонки, которая по определению ничего не могла сделать этому… этому. В тот момент, когда Обито сложил печати техники воскрешения и призвал Мадару, Сакура поняла, что сейчас ее маскировка полетит к чертям. Потому что, как ни странно, но этот недоУчиха призвал того Мадару, которого знала сама Сакура. А потом Обито начал говорить что-то про то, что он сейчас призовет четверых предыдущих Хокаге и десятихвостого, после чего Объединенная Армия падет окончательно, Мадара расхохотался. На поле боя воцарилась мертвая тишина, заткнулся даже этот «злодей». Когда старший Учиха отсмеялся, он покачал головой и заявил, еще посмеиваясь: — Если ты сейчас призовешь хотя бы двоих первых Хокаге, то от тебя и твоей армии не останется даже пыли. — Что? — Обито поперхнулся, — Разве не ты мечтал об уничтожении Конохи? Разве не хотел создать идеальный мир без боли и смертей?! — А зачем? — Мадара пожал плечами с таким видом, словно он уже создал этот мир, — Мне хватает своего клана и работы в деревне. А если даже мне и захочется, то я сто раз подумаю, ибо попадать под руку Сакуры-химе и Мито мне совсем не хочется. — Что ты такое говоришь? Впрочем, это неважно! — Обито почти кричал, — Потому что я уже призвал Великих Каге! Он взмахнул рукой и за его спинами показались четыре гроба. Они открылись и шиноби Конохи в ужасе уставились на четырех правителей своей деревни, которые открыли глаза. Вот только первые слова Второго Хокаге были совсем не теми, которые от него ожидались: — И какой сейчас год? Обито поперхнулся, но сказать ничего не успел. Вместо него ответил Мадара. — А год тебе на кой? Ты лучше спроси, во что превратили вашу чертову технику. Наруто, как впрочем, и все остальные шиноби Объединенной Армии (за исключением Сакуры, разве что), недоуменно переводил взгляд с одного великого шиноби на другого, явно не понимая почему вдруг Первый и Второй Хокаге спокойно говорят с Учихой Мадарой. Они ведь были врагами? Учиха Обито попытался было все-таки подчинить себе этих непонятных Каге, но не успел. Его руку неожиданно перехватили, а его самого внезапно обвили мерцающие черно-красные цепи чакры. Шиноби в полном шоке уставились на Сакуру Харуно, которая с неожиданной легкостью удерживала их главного врага. Девушка неожиданно мягко улыбнулась Мадаре и тот вдруг ощутимо вздрогнул. — Скажи мне, дорогой мой друг, — девушка почти мурлыкала, и было видно как от этого тона напряглась четверка Каге, — Скажи мне, как в твоем клане появилось это?! — она буквально рявкнула, одновременно с этим встряхивая Обито Учиху за шкирку так, словно он ничего не весил. Шиноби начали подозревать, что в массовое гендзюцу они все-таки попали.~*~
Тобирама был счастлив. Нет, Тобирама был невероятно счастлив. К тому моменту как его любимая жена устроила разборки Мадаре и скинула на того перевоспитание Обито, шиноби потихоньку отошли от шока. И первый вопрос, который прозвучал, был задан Наруто. — А что вообще происходит? Сакура пожала плечами и небрежно бросила нечто вроде «Семейные разборки». Люди предпочли помолчать и не вмешиваться. После этого все завертелось с бешеной скоростью: возвращение шиноби по домам, похороны погибших, выхаживание раненых. И Сакура опять была в центре событий. Она приняла на себя командование всеми ирьеринами, которые узнав, что она на самом деле та самая Алая тень, разве что по струночке перед ней не ходили. Неправильно примененную технику Обито Учихи исправили и часть воскрешенных шиноби осталась жить и помогать восстанавливать деревни. То, что бесклановая никчемная девчонка Сакура Харуно оказалась Сакурой Сенджу, химе клана Сенджу, Алой тенью Конохи, основательницей госпиталя деревни и женой Второго Хокаге, было одним из главных потрясений. Многие клановые шиноби (из тех, кто постарше) старались не попадаться ей на глаза — все же помнили, как не любили ее, пока та была ребенком. Сакура не обращала на них внимания — забот хватало. А через два года после войны в семье Харуно-Сенджу родились сын и дочь — Наваки и Аюми — маленькие наследники клана.~*~
— Наваки! Аюми! Идите в дом, обед готов! — стройная зеленоглазая женщина выглянула из дома в сад, где играли светловолосые мальчик и девочка с удивительными зелеными глазами. За спиной женщины показался высокий красноглазый мужчина с белыми волосами, и дети с визгом налетели на отца. Тот легко подхватил их на руки и закружил по крыльцу большого дома. Тобирама Сенджу, глава Корня АНБУ Конохогакуре-но-сато вернулся с работы. Его жена, Сакура Харуно-Сенджу, Алая тень Конохи, глава госпиталя Конохи, улыбалась, глядя на мужа. — Мойте руки и бегом в дом, — она почти смеялась, — Сейчас дядя Хаширама и тетя Мито с Дайчи придут. И Цунаде обещала зайти. Женщина улыбалась, а над большим домом, светлым лесом и свободной деревней плыл детский смех…