Часть 1
11 октября 2015 г. в 00:30
День сегодня какой-то не очень, либо в Тэхёне с утра что-то сломалось, что-то, отвечающее за везение и беспечность, вместе с заглохнувшей кофеваркой?
Как нельзя кстати закончилось любимое какао, и левый наушник скоропостижно скончался, отслужив верой и правдой два года, ровно тогда, когда от остановки отъехал нужный автобус.
Ощущение подставы и приближения какого-то тотального пиздеца сгущало краски несмотря на солнечную погоду и жизненный тэхёнов оптимизм на грани наигранного и отчасти природного долбоебизма.
Поэтому в универ он приваливает с опозданием, непривычно хмурый и лохматый, но всё такой же адово-рыжий, отчего Чимин скептически хмурится, окинув его взглядом, а потом хватает под руку и начинает пересказывать сюжет очередного просмотренного накануне аниме.
У Пака всё зашибись, а ещё Юнги зовёт их всех к себе — круто же?
Круто, — думает Тэхён, но идти к Мину всё равно почему-то не хочет. И, собственно, понимает почему, когда дверь им открывает…
— Куки?! — радостно пищит Чимин и с порога лезет тискать юнгиева младшего брата, двоюродного, если быть точным, а Тэхён замирает, как вкопанный, а всё потому что…
…потому что.
Охренеть можно!
Тэхён и охренел.
Чонгук улыбается Чимину, когда тот на нём тупо виснет, а Тэхён, кажется, уже потёк по полу. Растёкся, как растаявшее мороженое на солнце, потому что…
Что? Виснет? Чимин абсолютно точно на Чонгуке ВИСНЕТ (!), и его ноги болтаются в воздухе, когда младший легко так приподнимает его над полом, обнимая в ответ.
Как так? В прошлом году ещё малой с коротышкой Чим-Чимом одного роста был, а сейчас возвышается над ним почти на голову!
И вообще…
Тэхён помнит его мелким, насупленным, с большими чёрными глазами-пуговицами, блестящими, как у щенка; миленьким малышом Куки, который ходил за ним хвостиком и упорно повторял «хён, ты мне нравишься», хён-хён-хён, макушкой доставая Тэхёну только-только до кончика носа.
Ещё Тэхён помнит, как в последний раз, когда они виделись здесь, у Юнги в квартире, мелкий-таки осмелился и зажал его у холодильника на кухне, как на пробу ткнулся холодным носом в шею и боязливо клюнул в губы, с щенячьей преданностью глядя в глаза.
Тэхён умилился тогда, растрепал мягкую смоль волос на мальчишечьей макушке и, снисходительно улыбнувшись, отодвинул от себя угловатого подростка.
— Чонгук~и, не обижайся, ты миленький, правда, но хёну нравятся большие мальчики, понимаешь?
И вот оно — то самое сказочное превращение из желторотого утёнка в прекрасного лебедя, с сильными подкаченными руками, широкими плечами, богическими ногами в этих охеренных чёрных джинсах, и, мама дорогая, под этой белоснежно-белой футболкой явно тоже всё прекрасно.
Тэхён, кажется, забыл, чем и как дышать. У него асфиксия и кретинизм головного мозга налицо.
А потом Чонгук ставит Чимина на пол и смотрит прямо на него. Скользит взглядом по окостеневшей тэхёновой фигуре абсолютно равнодушным взглядом. И Тэхёна прошибает ознобом, когда встречаются их глаза.
Разве так бывает, чтобы неожиданно заморозки в середине лета?
Настолько холодно и «всё равно» в беззвёздном космосе чонгуковых зрачков.
Тэхён чувствует себя насквозь промёрзшим и пустым, как после встречи с дементором.
Как будто всю радость разом выкачали.
Тэхёну нехорошо и, кажется, обидно.
Не потому что Чонгук такой весь неожиданно офигенно притягательный спустя год. А потому, как небрежно звучит его брошенное вскользь «привет хён» с нажимом на последнее.
И всё. Нокаут.
Тэхён пришибленный и деревянный весь оставшийся вечер. Из рук всё валится, как у последнего рукожопа, хотя Намджун вроде не кусал.
Чимин над ним в открытую угорает, шутки дебильные травит, что-то о том, что «это всё Куки на него так подействовал», что-то ещё про гормоны, но Тэхён особо не слышал, видел только, как Чонгук криво ухмылялся периодически, так ни разу больше на него и не посмотрев.
Тэхёна коротит ещё несколько дней без возможности нормально выдохнуть. Потому что Чон Чонгук везде!
В универе — приходил передать Юнги лекции, которые тот утром забыл дома.
В кафе, в котором, к слову, Тэхён с Чимином подрабатывают после учёбы, — пришёл перекусить с друзьями.
Как будто мест других больше нет?!
Чон дружелюбно улыбается Чимину и в приветственном жесте машет ему рукой, а Тэхёну опять достаётся только сухое, чуть насмешливое «привет хён» и колкий взгляд холодных чёрных глаз, как беззвёздное небо студёной зимней ночью, от которого мурашки по коже и непременно сбитое дыхание.
У Тэхёна сердце, как загнанная в клетку птичка, — бьётся отчаянно о железные прутья-рёбра, задыхается.
Обидно.
В субботу Хосок диджеит в клубе, поэтому зовёт всех туда. Сокджин, работающий в том же клубе администратором, обещает устроить всё по высшему разряду для их удобства, ведь не так часто друзья вместе собираются.
А Тэхён что? Тэхён идёт, думая, что хоть здесь расслабится, забудется и выдохнет наконец. И вообще, какое ему дело до чьих-то там младших братьев? Ладно, Юнги не «кто-то там». Но всё же, какое ему дело до каких-то малолетних чончонгуков?
Никакого.
Вот и ладушки, — соглашается он сам с собой и опрокидывает в рот первый цветастый шот.
А потом ещё два и один лонг-айленд сверху, и дышать, правда, становится легче, да и весело, и вообще, вон тот симпатичный парень через столик от них не спускает с него глаз.
Тэхён улыбается и уже готов к новым знакомствам и тесным контактам. А почему нет собственно?
Но рядом кто-то не очень аккуратно приземляется, сев ему на руку и ощутимо ткнув в плечо, а по чутким обонятельным рецепторам бьёт свежим уличным воздухом и терпким ароматом жжёной резины с примесью муската.
И женский смех, дурацкий абсолютно, режет по ушам.
Тэхён возмущённо цыкает и тут же давится спёртым клубным воздухом, в котором кубометры никотина, чужие запахи, горчащие на языке осадком, и миллиарды чьих-то выдохов.
И…
— Двигайся, чего застыл? Хён… — с нажимом в голосе и сгустившимся сумраком до непроглядной черноты в глазах — бездонных колодцах, ей-богу… не сорваться бы.
Ну вот, опять!
— Куууу-ки~, — тянет уже порядком захмелевший Чимин и как всегда лезет обниматься через сидящего рядом Юнги. Старший матерится сквозь зубы, пролив на себя из стакана, и тянет Пака за шкирку обратно на место.
— Это Юн МиРа, — говорит Чонгук, представляя свою миниатюрную спутницу, улыбающуюся яркими накрашенными губами, — она посидит с нами.
Можно-нельзя? Чисто по факту, не спрашивая. Без вариантов того, что кто-то может быть против.
Тэхён, например, против. Ему крашеные девки не нравятся. И вообще девки в целом. Любые.
Но он сидит, глаза широко раскрыв, и не дышит.
Слишком близко.
Ему бок печёт от чужого тепла. Тэхён чувствует себя вором, потому что греется украдкой, пока никто не видит. Хочется прикрыть глаза и придвинуться совсем близко, чтобы без лишних трёх с половиной сантиметров между, положить голову на широкое и сто процентов уютное плечо, и вдохнуть терпкий запах тела и резины.
Ох, твою мать…
Тэхёна, кажется, ведёт, и он совсем не слышит, что говорит ему Намджун. Но потом девка над чем-то смеётся, и Тэхён морщится брезгливо, косясь в её сторону, а там опять эти чернющие глаза, чтоб их! ..
Чонгук смотрит прямо на него, чуть щурится из-под веера смольных ресниц, и нихрена не понятно, что там творится в этом непроглядном сумраке его зрачков.
— Мы отойдём, — говорит он и тянет свою спутницу за руку.
И только когда они уходят, Тэхён смаргивает наваждение и судорожно выдыхает.
Пиздец какой-то.
Обратно эти двое так и не возвращаются.
Тэхён даже рад такому стечению обстоятельств. Ему-то что? Мало ли где они могли уединиться, Чонгук же явно не просто так эту девку подцепил.
В груди неприятно сжимается.
Тэхён морщится, разглаживает рубашку в том месте, где внезапный дискомфорт, и выпрямляет спину.
Тот парень, сидящий через столик от них, всё ещё смотрит. Тэхён замечает его на ступеньках, ведущих в дебри гремящего танцпола, и улыбается в ответ, махнув рукой.
— Хён, дай мне? — просит он, нагнувшись к Намджуну, и тянет за рукав чужой худи.
Намджун понимает без лишних разъяснений, но не торопится выполнять просьбу, недоверчиво хмурит густые брови.
Тэхён напирает, тряся за рукав, и делает глазки, как умеет. А он умеет, ага.
— Я буду хорошо себя вести, обещаю, ну, хён.
Ким только цокает и отодвигается от прилипшего к нему донсэна.
— Ой, на, только не делай такую морду.
Тэхён послушно кивает пару раз для эффекта, квадратно улыбаясь, и закидывает на язык розовое «сердечко».
Ничего криминального.
Он просто немного расслабится.
…
Его кроет абсолютно точно и мажет по танцполу. «Тот самый» парень прижимается со спины и горячо дышит в шею, покрывая мелкими поцелуями кожу.
Тэхёну хорошо, просто космически, до цветных всполохов в кромешной темноте под закрытыми веками.
Парень настойчивый и тянет его за собой сквозь толпу. Тэхёну в общем-то всё равно куда. Он смотрит из-под полуопущенных ресниц — косая рябь в глазах немного путает вокруг него предметы.
Тело горячее, почти раскалённое, как ему кажется, крепко и сразу настойчиво прижимается сзади после того, как его пропускают вперёд; дверца кабинки хлопает, щёлкая задвижкой.
Он не смотрит, закрывает глаза, когда его вжимают грудью в холодный кафель стены, но чувствует дурманящий контраст и мурашки по рукам.
И как-то оно всё слишком быстро.
Момент перехода от зубов на его седьмом позвонке до спущенных по колено джинс фатально проёбан в прямом смысле слова.
Он ездит щекой по кафелю и почти пускает слюни оттого, насколько ему охеренно хорошо.
Чужая рука сильная и дрочит ему резко и быстро, а пальцы в его заднице длинные, и их уже три, растрахивают горячо и приятно до умопомрачения и ослабевших ватных ног, отказывающихся держать.
Просто потрясающее.
Тэхён откидывается назад всем собой и звучно стонет:
— Чон-гу-киии~, — срывается со стоном с влажных губ.
И это непередаваемый пиздец, потому что чужое дыхание опаляет кожу, а прямо возле уха раздаётся едкое и насмешливое:
— О, я польщён.
До Тэхёна доходит с опозданием.
Он дёргается от испуга, широко распахнув затуманенные глаза, и дрожит всем телом в сильных руках, прижимающих крепко к твёрдой груди и продолжающих умело трахать пальцами.
— Тебе же нравится, когда тебя нагибают «большие мальчики», — звучит с издёвкой и долей неприязни. — Что изменилось, хён?
Чонгук очевидно злится и кусает основание шеи под линией роста волос.
Тэхён несдержанно всхлипывает, содрогается и почти задыхается от оргазма.
Голову кружит вертолётами, и ноги не держат совсем, подгибаясь.
Изображение накренилось и плывёт, когда его резко разворачивают.
Чонгук близко-близко, дышит, обжигая дыханием губы.
— Нравится тебе, чёрт возьми, хён?! — и дёргает за локти, не сильно, но Тэхёна всё равно начинает кренить в сторону, и получается только обмякнуть безвольной куклой, совсем как-то жалостливо выдыхая:
«Куки».
Если бы Тэхён сейчас мог отчётливо видеть, он бы наверняка испугался густой непроглядной тьмы, затопившей радужку чонгуковых глаз.
Но он не видит.
Зато чувствует, как горячий язык врывается в рот, выкручивая всё его существо изнанкой наружу.
Чонгук подхватывает его под коленками, как тощую девчонку, и входит одним слитным резким движением…
...
На улице холодно.
Предрассветный туман разлит по улице молоком. Его много и вязко. Он везде. Даже висит рваной серой дымкой на тускло подсвечивающих фонарях.
Тэхён ёжится, дёргая вверх ворот ветровки, пытаясь укрыться, спрятаться. Хоть как-то согреться.
Он плохо стоит на всё ещё ватных ногах, поэтому как всегда эпично спотыкается о низкую ступеньку на выходе.
Мозг заторможено готовится к встрече с отсыревшим асфальтом, в то время как сам Тэхён не соображает ничего.
Но сильная рука успевает ухватиться за локоть и не позволяет позорно распластаться, удерживая на ногах.
— Спасибо, — тихо говорит Тэхён бесцветным, каким-то не своим голосом.
Чонгук на это только хмыкает и прикуривает.
Ким изумлённо и выразительно округляет глаза.
— Ты куришь?
У Чонгука даже уголки губ дёргаются в лёгкой улыбке, но потом он всё равно хмурится, смотрит с вызовом, и говорит колко:
— Ну, давай, скажи, что я мелкий обнаглевший пиздюк, Тэхён-а. Ты же так думаешь?
Он крепко затягивается, видно, что не впервые, и тянет рот в наглющей ухмылке:
— И, кстати, да, тебя поимел малолетка, хён.
Тэхён шумно выдыхает и, наконец, понимает. Подходит в два шага на шатких ногах и порывисто обнимает, прижимаясь к груди.
Нос приятно щекочет тонкий аромат резины и муската.
Теперь Чонгук чуть выше него, гораздо сильнее и мужественнее. И пусть ему только семнадцать. Возраст неважен.
— Прости, — шепчет Тэхён, утыкаясь носом ему в шею: — я облажался. Но я готов всё исправить. Позволь мне?
Он отстраняется немного, чтобы видеть чонгуково лицо.
Чонгук поджимает губы и выглядит непреклонно.
— Пожалуйста, Чонгуки?
У Тэхёна глаза влажные, блестящие. Он бесстыдно рыжий, тоненький весь, почти хрупкий. Особенно сейчас. И красивый невероятно.
И кто из них ещё хён?
Чонгук оттаивает быстро, хотя излишняя юношеская спесь от задетой гордости всё ещё сворачивает в жилах кровь.
Но Тэхёна всё равно хочется сгрести в медвежьи объятья и никуда не отпускать.
Тэхёна просто хочется.
Но сначала старший должен усвоить урок.
Ничего, Чонгук больше года ждал, теперь тэхёнова очередь ждать. И помучиться.