Две встречи

Эта женщина впервые вошла в его жизнь, когда мамы не стало. Он — маленький принц Масахико — тогда сидел во дворе и бездумно рисовал на песке всякие узоры — то ли птиц, то ли рыб, то ли зверя нуэ. Женщина села рядом с ним на корточки и протянула ему румяное яблоко. Он взял — так же бездумно, даже не сказав “спасибо”. — Грустишь? — спросила женщина. Он не ответил. Яблоко был вкусным и совсем не кислым, крепким и сочным. — Хочешь, пойдём ко мне? — Ты меня крадёшь? — Нет. Приглашаю в гости. Он ни за что не пошел бы в гости неизвестно куда и к кому; но в тот день... в тот день всё было не так. Поэтому он согласился. И они шли — довольно долго — сперва по улице, потом по дороге, и он глазел по сторонам: любопытство оказалось сильнее горя. Он видел стены усадеб и соломенные крыши нищих домишек, пёстрые юбки служанок и голые ноги горожан, повозки, которых везли задумчивые волы, и конных стражников. В какой-то момент из переулка вырулил совсем мелкий мальчишка, уцепился за свободную руку незнакомки и принялся без умолка трещать, делясь новостями — о том, что он выучил роды и виды ёкаев, что жена его учителя, старая госпожа Идзё, решила на праздник надеть “ростки и листья”, а её невестки и дочери над этим смеются, что сын учителя научил его складывать птиц из бумаги... Женщина слушала и кивала, а Масахико захлебывался невысказанной завистью: вот, у этого глупого птенца есть мама, а у него — нет. И никогда не будет. Наконец мальчик закончил с новостями и изволил заметить Масахико — красного от злости и сдерживаемых слёз, с закушенной губой и очень недружелюбными глазами. — Кто это? — спросил он женщину. — Это принц Масахико, — ответила она почти отрешенно. — У него тоже нет мамы. Я подумала — вам стоит подружиться.

***

Больше тридцати лет минуло, надо же. Не так много, если подумать — но и не так мало. И снова он сидел в саду — теперь в своём, а не в родительском — и рисовал на снегу невиданных птиц и зверей. А она не изменилась, эта странная женщина: высокая, бледная, с чуть грустными красивыми глазами. — Грустишь? — спросила она и протянула ему яблоко. Хиромаса молча кивнул. Аонэ присела рядом, совсем как тогда. — А Сэймей? — Он не поймёт. Разве он любил когда-нибудь? — А разве нет?. — Он не похож на того, кто умеет любить. С детства он бежит по жизни, как любопытный звереныш: спеша исследовать все загадочные уголки и тёмные щели, но не замечая ни хищников, ни хозяйку с метлой — никого. Только то, что его вот именно сейчас интересует и захватило... — А твои сердечные дела его никогда не интересовали? — Отчего же... он никогда не отказывал себе в том, чтобы над ними посмеяться. Вы же знаете, было время, когда у меня было по три любви в сутки, да все несчастные. Я и сам-то над собой тогда смеялся. — Но ведь это другое. — А как объяснишь? Умерла Мотидзуки-окими, умерла Химико... теперь не стало госпожи Ясуко. В чём разница, спросит он. — И что ты ответишь? — Ничего, — Хиромаса улыбнулся. — Есть вещи, которые не укладываются в слова. — Поэтому ты не будешь с ним говорить вовсе... разумно. Она встала и заставила его подняться. — Я пришла сказать тебе: отпусти её. — Отпустить? — Да. — Я не... — Тяжело, я знаю. Но знаешь... я была принцессой Юкико, я была монахиней Ансэй, я стала бессмертным демоном Аонэ... прошли годы. Умерли мои дети, умерли мои внуки и правнуки. А я живу и буду жить, потому что не в силах отпустить того, у чьей могилы живу. И он не знает покоя, потому что я не могу отпустить его. Этого ли ты хочешь для своей любимой? — Но... — А другого выбора нет. Или отпустить и смиренно ждать, пока придет твой час уходить ей вслед — или держать подле себя, пока не станет демоном сперва она, а потом и ты. — Так ли важно, человек или демон? Главное — вместе! Она посмотрела на него строго и печально: — Демоны никогда не бывают вместе, Масахико. Никогда. «Никогда...» — Демоны всегда рядом — и никогда не вместе. Я знаю, он близко, рукой достать — но не могу до него дотянуться. Я могу кричать — он не услышит. Тосковать — не утешит. Море крови или море слёз пролить для него — ни капли ему не достанется. Лишь одно у нас общее: ад одиночества. Хиромаса кивнул. «Значит, вот как...» Он прикрыл глаза, вспоминая Ясуко. Её руки, любимый веер с воробьями, плечи, волосы, глаза... улыбку. «До свидания». — Хорошо. Я... отпущу, — через силу сказал он. — Хорошо. Тогда оденься и ступай на службу. Тебя нет вторую неделю, во дворце уже волнуются. Он снова кивнул. — Спасибо. Она улыбнулась — совсем как тогда: — Не за что. Просто ты потерял любовь, и я подумала, что немного тебя понимаю... Её ожидание закончилось через год. Его — через шестнадцать лет.