Жизнь в прошлом.

Нью-Йорк. Город, который вообще никогда не спит. Для него время, это вечный ресурс, которого катастрофически не хватает. Все время люди куда-то бегут, торопятся, а в итоге все попадают в могилу. Разница лишь во времени… Кто-то живет мирно, никого не достает и доживает до старости, счастливо или несчастно это уже на его усмотрение. Но есть те, кто мешается. Таких людей не любят. Им желают зла. Их хотят убить. Говорят, убийство-грех. Но… Не всегда же. Бывает на столько плохой человек, что его смерть приносит лишь радость. Киллер — это такая же работа, как и все остальные, так получается? Нет. Но в чем же загвоздка? Ведь, они от части, делают мир лучше. Это с какой стороны посмотреть. Мысли. Много мыслей. Сейчас, для неё эти мысли, кажется, самое главное в жизни. Другого-то занятия больше нет. Забавно получается. Жаль, что за такие рассуждения не каждому платят. Вот, все идут, поток людей с одной улицы на другую. Все торопятся. Сегодня понедельник. В этот ужасный день недели, который не любит совершенно никто срабатывает самый мерзкий закон подлости, в этот день ничего не хочется делать. По этому, весь люд ведёт себя как зомби. Они идут на работы, в учебные заведения с таким душераздирающи видом, что иногда хочется их пожалеть. Лишь она никуда не спешит. В голове одна мысль » и зачем я так рано встала?». Этот город только начинает получать первую порцию лучей солнца. Он не просыпается, он просто возобновляется. Меняется, из ночного в дневной. И как же много отличий становится видно. Ночной город скрывает своей темнотой всю ту грязь, которая видна на солнце. Весь мусор исчезает: грязные дороги, запачканные стекла многоэтажных домов, неуклюжие карикатуры нарисованные детьми на домах. Ночью одни огни. Город живет, но по другому. А девушка шагает по городу, совершенно пока что без цели. Она всматривается в лица прохожих, в их выражения лица. Ей не интересно, как они одеты, или что они при этом делают, говорят ли по телефону, или просматривают важные документы на ходу, у них у всех разные выражения лица. И это интересно. Когда началась новая жизнь для неё, это все было ещё страннее. Она привыкает к новой жизни, но это нелегко. Резко оторваться от старой жизни и резко сменить направление. Начать все снова. Была осень. Середина Сентября. Погода была вполне замечательная. Даже дождь ещё не хотел становиться сугубо холодным, поэтому если он и был, то всегда моросящим маленьким. А так, светило солнце. Оно, то скрывалось за тучами, то снова появлялось на некоторое время. Будто подглядывало за людьми. Она шла в светлом, кремовом плаще, застегнутом на золотую молнию. На ногах осенние легкие сапожки черного цвета, которые были чуть выше щиколотки. Они даже сливались с такими же черными джинсами. Голова была непокрыта головным убором, поэтому черные волосы, которые достигали плеч, слегка путались. Сама же особа была бледна, будто никогда не была на солнце. Она прогуливалась недолго. Остановилась. Посмотрела на серебристые часы «PANDORA», которые она всегда носила на левой руке, и решила, что пора уже направляться туда, куда ей действительно нужно. Она быстро добралась до нужного места. Это было не трудно, так как эта девушка была очень пунктуальна. Она весьма часто оказывается в нужное время и в нужном месте, такое происходит, когда пунктуация уже хорошо разработана. Перед ней возвышается то здание, куда ей сейчас нужно. Оно было не новое, такие здания ещё не сносили, но явно было видно, что ему уже нужен хотя бы дешевый ремонт. Все стены облезли. Окна не везде пластиковые, лишь в редких случаях. Она входит в это здание, за ней захлопывается чугунная зелёная дверь. Кажется, что при возможности такая может придавить. Внутри горит, немного мигая, желтый свет. По потолку ползают мухи. Ходят люди, изредка переговариваясь друг с другом. Пол на первом этаже был бетонный, по этому звуки шагов становились не простым шумом, а каким-то грохотом. Вот она снимает свой плащ и вешает его на деревянную вешалку, выполненную в аристократическом стиле. Сама же она не выглядит как аристократка. Сочетает черные, немного потертые джинсы с майкой белого цвета, наверх которой на распашку надела рубашку красного оттенка. На лифте поднимается на шестой этаж и идет прямо, по коридору, выкрашенному в зелёный цвет, лишь пол деревянный. По полу стукают каблуки сапог, очень отчетливо и даже немного раздражительно. Открывает дверь, находящуюся направо и входит в кабинет психолога. Этот старый мужчина уже очень хорошо знает эту девушку. Она уже семь месяцев лечится у него. Он пожилой, но не выживший из ума, даже современный, дедушка лет шестидесяти. Худощавый и морщинистый, с добрыми карими глазами. Он улыбнулся, когда увидел её. — Ах, Ким. Ты всегда приходишь раньше обещанного.- вдруг встал старик с своего кресла. Его костюм был не очень новый, но этот мужчина его очень любил, и поэтому не мог выбросить, хотя у него были деньги купить новый. Девушка посмотрела на него, тоже расплылась в улыбке. Её щеки слегка порозовели, так как в комнате было тепло, а белые зубы оголились: — Здравствуйте, Мистер Хелпфил. Ким подошла к кожаному, старенькому дивану, который хоть и был старым, как его хозяин, но был довольно в хорошем состоянии для своих лет. Вообще, вся эта комната, в которой работал психолог Ричард Хелпфил, была уже старой. Это не удивительно, какой дом, такие и комнатушки. Ким села на диван и с тем же радостным выражением лица посмотрела на Ричарда. Старик же облегченно вздохнул, взял из шкафчика записную книжку, карандаш. Лицо его стало уже более серьёзным: — Ну что же — немного прокашлялся дед: — Начнем, Ким. — психолог опять сел на свой стул за столом, и начал ждать, когда приготовится к сеансу девушка. Ким не заставила себя долго ждать. Она быстро легла на диван. Её лицо тоже перестало быть таким радостным, как несколько минут назад. Оно стало уже более удрученным и грустным. Она положила правую руку за голову, чтобы было удобнее лежать, и закинула ногу на ногу. Психолог не заставлял себя ждать. Спросил: — Галлюцинации все ещё приходят? — в своей книжице в это время Ричард записывал число и месяц. Ким повернула голову в его сторону. Её глаза с темно красной радужкой, и черным зрачком создавали немыслимый контраст, но при этом они были печальные. Она с опаской начала говорить: — Да, Мистер Хелпфил. — ей самой будто было стыдно за то, что она до сих пор не смогла излечиться от своих недугов с головой. Ричард опустил голову, записал что-то в тетради, и не поднимая голову, спросил: — Какие, на этот раз?