На верхушке Эйфелевой башни

      Проснувшись с рассветом, Гокудера сонно потягивается, открывает глаза, но тут же зажмуривается из-за ярких солнечных лучей, проскользнувших в комнату сквозь занавески. Переворачивается на другую сторону и утыкается носом в родную макушку. Взъерошенные волосы мягко щекочут лицо, изредка покалывая. Другой человек поёжился бы и отвернулся. Но за те десять лет, что они провели вместе, это стало необходимо для подрывника.       Ещё чуть-чуть так полежав, он протягивает руку и, обняв Десятого, прижимается ещё сильнее. Хочется лежать так вечно. Вечно смотреть на растрёпанные волосы и вдыхать запах молока с мёдом, который, кажется, навсегда впитался в эти локоны. Вечно просыпаться на несколько минут раньше, чтобы любоваться спящим лицом Тсуны, а потом тонуть в глазах цвета янтаря. Вот и сейчас Савада просыпается от утреннего поцелуя и, потянувшись, принимается обнимать в ответ лежащего рядом Хаято. От этого на душе так тепло, что шатен начинал мурчать, ластиться, как кот. Это было так потрясающе, так мило и... сексуально. От одной только мысли Гокудера заводится, но решает, что не стоит портить такой чудесный момент и, как только может, старается отвлечься. Но Тсуна слишком хорошо знает своего хранителя. Слишком сильно он изучил этого человека.       Поэтому, когда Хаято в очередной раз пытается отодвинуться, Десятый обхватывает его за талию и, чуть притянув, опрокидывает на спину. Тут же садится сверху и начинает тереться о пах Гокудеры, страстно целовать и спускаться всё ниже. Шея, ключицы, живот. Наконец добравшись до трусов, он снимает их и наслаждается видом: смущённый Хаято прикрывает рот, стараясь не стонать, но как только губы Савады прикасаются к его возбуждённой плоти, он не сдерживается.       - Десятый... прошу не надо, - выдыхает Гокудера, утопая в удовольствии. - Прошу...       Но молодой Вонгола даже не думает останавливаться. Он облизывает и посасывает пульсирующий член своего «Урагана», проходится по стволу снизу вверх и берёт в рот так глубоко, как только может, помогает руками. Двигается сначала медленно и плавно, но вскоре ускоряется. Движения становятся резкими и сбивчивыми. Сдавленные стоны разносятся по всей квартире, которую они сняли на время отпуска. Ещё несколько секунд, и по телу Гокудеры волной проносится наслаждение, накрывая с головой. Он выгибается, трясётся, а потом, расслабившись, падает на кровать. И, чуть отдышавшись, заботливо спрашивает, когда замечает, что Десятый отползает от него:       - А как же ты?       И получает ответ, которого никак не ожидает: смутившийся до жути Босс Вонголы, краснея с каждой секундой всё больше, выдавливает из себя: «Я уже...» Потом они вместе принимают душ, дурачась, как дети малые, но сейчас можно - сейчас они в отпуске и только вдвоём. Пьют кофе, который со всей любовью готовит Гокудера. Тсуна просто обожает этот терпкий вкус. Он ассоциируется у парня с его возлюбленным. Этот же вкус навсегда остался на губах Хаято, как и вкус сигарет. Вот и сейчас подрывник вышел на балкон, чтобы покурить, а Савада остался за кухонным столом доедать бутерброд и смотреть. Смотреть, как изящные пальцы пианиста достают сигарету из пачки, потом зажигалку - подарок на день рождения. Через секунду он уже впускает в лёгкие отраву, но даже этот факт не заставит остановиться или остановить его. Гокудере это помогает расслабиться, а Тсуне дарит прекрасную картину: седые пряди свисают на бледное лицо, тонкие губы перехватывают сигарету, а потом выпускают серый дым.       Докурив, он заходит назад в кухню и обнимает со спины Десятого, который уже доел и теперь встал, чтобы помыть посуду. Хаято перехватывает его руки и, развернув к себе лицом, целует. И ему отвечают, ведь по-другому и быть не может.

***

      Солнце уже садилось, его лучи мягко освещали тихие улочки Парижа. Ветер гонял листья, поднимаясь вихрем возле деревьев в парке. Город с каждым днём погружался в октябрьские холода, люди кутались в куртки и пальто, заматывались шарфами. А двум приезжим из Италии молодым людям было тепло даже в такую погоду. Их согревала любовь друг к другу. И сейчас они стояли на смотровой площадке на верхушке Эйфелевой башни и любовались Парижем.       «Сейчас самое время», - подумал подрывник и, подойдя ближе к Тсуне, шепнул ему на ухо:       - У меня для тебя сюрприз, - Савада развернулся к нему лицом и замер. Гокудера достал что-то из кармана и попросил закрыть глаза; его послушались. Потом Дечимо почувствовал, как это что-то надевают ему на палец правой руки, а через несколько секунд услышал ласковое: «С днём рождения, Тсуна». Открыв глаза, он увидел золотое кольцо. Его счастью не было предела, и всё, что он смог, сказать: «Спасибо».