Стокгольмский синдром

      Небольшой заброшенный домик в лесной глуши… Там уже давно никто не живёт, и эта маленькая крепость долгие годы стоит в одиночку, не принимая гостей...       Скрипучая дверь и потрескавшаяся от старости краска. Ветхие ступеньки изъедены мелкими насекомыми. Стоит только ступить, и сразу же почувствуешь, как прогибается под тобой доска. Кажется, что вот-вот провалишься. Старые перила давно уже трухлявыми обломками лежат на земле, поросшей неистребимым бурьяном. Потемневшие толстые стёкла на окнах, покосившиеся ставни, что когда-то были расписаны чьей-то умелой рукой. Протекающая и давно прогнившая крыша… Всё вместе это создаёт впечатление страшной рожи, что хмурится и оскалом-дверью шипит на тебя. Один чёрный глаз окна-чердака, которое давно разбито, смотрит на тебя с ненавистью, будто предупреждает: «Проваливай отсюда! Убью!» Жалкое подобие ограждения, что когда-то служило для обозначения своей территории, давно развалилось, продолжая лежать мёртвыми останками на земле…

***

      Молодой мужчина с чёрными, словно разлитые по бумаге чернила, волосами, расслабленно сидел в старом кресле. Одна пружина этой развалюхи впивалась ему в ногу. Не спасала даже обивка старой мебели и плотные штаны. Дрова в камине зловеще потрескивали, словно предвещая что-то неизвестное, страшное, опасное…       За толстыми окнами время от времени на несколько мгновений вспыхивали и потухали молнии, ветки деревьев стучали и чертили по стеклу, будто когтистые лапы монстра медленно, но верно пытались добраться до человека, чтобы забрать его жизнь и душу. Гром гремел с ужасающей силой, словно стараясь оглушить всех вокруг. Казалось, что это ревел огромный великан, который своим голосом пугал жертву до полной парализации воли, чтобы потом схватить её и полакомиться. А сильный и необузданный ветер, будто дикий жеребец, попавший в неволю, пытался сорвать двери с петель и разбить окна. Создавалось впечатление, что ещё совсем немного — и хлипкие деревянные стены сложатся, словно у карточного домика, а крыша, не вытерпев таких издевательств, просто сдастся и рухнет прямо на голову. Стихии бунтовали и бесновались в своей необузданной ненависти к жалким людишкам, заставляя их попрятаться в дома и не высовываться.       Мужчина, заворожённый этим прекрасным и мистически-опасным явлением природы, докуривал очередную горькую сигарету. Хотя… он ведь даже не любил эти убивающие организм палочки со струящимся зыбким дымком на конце, но всё равно продолжал каждый раз засовывать их в рот, чтобы почувствовать привычную горьковатость. Наверно, это и называется зависимостью…       Мутные болотные глаза медленно прикрылись веками, создавая для него некую иллюзию темноты и одиночества. Последние моменты, когда он слушал звуки разбушевавшейся стихии вместо обожаемых им криков, наполненных болью, и громких слов о пощаде, когда люди обещали сделать для него всё возможное и невозможное.       Странные эти люди…       Ухмылка коснулась его бледных губ, появившись лишь только на секунду. И снова губы сжались в тонкую линию. Сейчас нельзя было думать о других, ведь у него есть Любовь всей его жизни. Его гордость и безграничное обожание. Его мальчик…       Тяжело поднявшись со скрипучего кресла, которое осталось единственным нетронутым предметом в этой хатке, мужчина двинулся к небольшой двери. Чтобы пройти через неё, ему приходилось нагибаться из-за своего роста.       Спальня встретила вошедшего человека зловещим полумраком. Множество свечей было расставлено в старых канделябрах на полу и других свободных горизонтальных поверхностях, даже на полках для цветов, висящих на стенах. Маленькие язычки пламени, будто осенние листья на ветру, трепетали от гуляющего по полу едва заметного сквозняка, в который превращался разбившийся о стены дома и просочившийся в щели оконных рам ураган. Причудливые блики метались по потолку и стенам, неровным светом освещая объёмную коробку, стоявшую на полу, которая едва помещалась между комодом и большой кроватью с балками, уходившими вверх и надёжно там закреплёнными.       Полюбовавшись этой завораживающей картиной, мужчина открыл первый ящик чёрного комода. Множество разнообразных предметов радовало глаза их хозяина, вызывая нежную улыбку на губах. Конечно же, сегодня он непременно попробует эти вещи на своём возлюбленном, только чуточку позже. Ведь не стоит пугать раньше времени и без того пугливую дичь…       Но сейчас понадобится лишь пара резиновых перчаток.       Наклонившись к большой коробке, темноволосый мужчина, который казался в полумраке кем-то страшным, медленно откинул запорные крючки. По два с каждого бока. Резкие щелчки хлестнули по слуху, словно выстрелы. Всё его естество охватило нетерпение и предвкушение того, что вскоре здесь будет происходить. Большую крышку он снял с невероятной лёгкостью и засунул под кровать, чтобы не мешалась. Внутри самой коробки лежал… парнишка семнадцати лет…        Худые руки юноши были крепко связаны прочной верёвкой, как и ноги, а рот закрывал кляп в виде небольшого мячика и ремешка. Школьная форма, в которую был одет юноша, вся измялась и сбилась, открывая вид на впалый живот с нежной кожей. Черноволосому нестерпимо захотелось провести кончиками пальцев по оголившемуся боку и вновь ощутить всю нежность юного тела. Желание стало почти осязаемым. Не сдержавшись, пальцами, затянутыми в резиновые перчатки, он медленно провел от бедра до рёбер. Сколько он не видел своего любимого? Неделю? Две недели? Месяц?       Юноша от лёгкого прикосновения завозился, пытаясь сменить позу, но пространство коробки не давало ему такой возможности. Глаза паренька медленно открылись, отражая огоньки свечей. В этом полумраке нельзя было понять, какого они цвета, но мужчина знал, навсегда запомнив с той первой встречи. Ведь они когда-то поразили его, заставив влюбиться, эти глаза цвета грозового неба…       Растерянный взгляд юноши метался, цепляясь за окружающие его предметы, он пытался понять, что происходит и где он оказался. Этот взгляд загнанного зверька красноречиво говорил мужчине о душевном состоянии его возлюбленного, заставляя улыбаться всё шире и шире. Но вскоре ему это надоело, и он, не торопясь, начал выполнять задуманное на сегодня.       Мужчина расстегнул ремешок кляпа, который не позволял юноше говорить и очень ему мешал. И почти сразу услышал его тихий голос:       — Где я? — был первый и ожидаемый вопрос. — Кто вы? Что вам от меня надо? — его голос казался спокойным, но мужчина услышал в нём едва заметную нотку паники.       — Ты у меня дома. И теперь я — только твой, а ты — только мой. Единственный и обожаемый, Никитушка, — тихо шептал ему на ухо мужчина. — Теперь ты будешь только моим. Ведь так? Ты же не уйдёшь от меня и не станешь вновь продавать своё красивое, идеальное тело этим мразям, что имели тебя без капли нежности и любви?       Никита вздрогнул, услышав последние слова. Значит… это его клиент на сегодня? Если и так, то зачем тогда коробка? А эти ремни и кляп? Или это один из тех типов, что помешаны на таких вот игрушках?       — Знаешь, как ты украл моё сердце? В ту ночь, когда мы были вдвоём… Одни… В том роскошном отеле… Когда ты стонал и просил ещё… А теперь ты мой, в моём полном распоряжении у меня дома. Я так давно об этом мечтал! Так долго готовился!       Мужчина вновь провёл рукой по белой коже от немного приоткрытой попки чуть выше, медленно обнажая тело, а это идеальное тело вздрагивало от прикосновений резины. Коробка, в которой лежал испуганный юноша, не давала ему сдвинуться и уклониться от этой неприятной ласки. Невольные слёзы начали собираться в уголках глаз, выдавая его страх.       — Тише, тише, мой мальчик, — шептал черноволосый Никите, опаляя его своим горячим дыханием. — Не бойся, ты теперь мой, я тебя не обижу. Ты ведь любишь меня? Любишь? — белые зубы начали покусывать нежную шею, передвигаясь вверх и добираясь до чуть заострённого на конце аппетитного ушка.       Тихий всхлип вырывался из горла связанного парня, который до сих пор боялся пошевелиться и как-либо спровоцировать этого психа…       «А может… это отец постарался?» — пронеслась у Никиты неожиданная мысль.       Проскользнувшая по краю сознания, эта мысль вдруг начала обретать силу.       «Отец… Неужели это он подстроил? А может, отец ещё и этого человека нанял? Получается… Это всё подстроено? Значит… он меня не тронет? А если…»       — О чём ты задумался, мой маленький? Ты теперь со мной, навсегда со мной, и теперь тебя никто и ничто не потревожит. Ты никогда не будешь ни в чём нуждаться, не так, как было с тобой до этого, — мужчина уже успел освободить его тонкие запястья и теперь поглаживал нежную кожу, пытаясь уловить тепло тела сквозь резиновые перчатки.       Его жадные губы целовали шею, а рваное дыхание заставляло жертву ещё сильнее паниковать. Не желая больше терпеть эту невыносимую для себя пытку, мужчина каким-то образом исхитрился поднять Никиту на руки.       Тело юноши сотрясала дрожь, а слёзы, что уже застилали глаза и не давали увидеть практически ничего, медленно потекли по щекам.       А ведь отец постоянно говорил ему: «Прекращай это непотребство. Вот попадёшь в руки какому-нибудь извращенцу, и он тебя распотрошит после того, как изнасилует! Тогда вспомнишь мои слова!». Хотя… Ситуация так походила на слова его папани, что, кажется, это был его идеальный сценарий, чтобы отучить неразумного сына продавать своё тело. Значит, если всё это и правда подстроено, то почему бы не подыграть? Ведь тут, наверное, и камеры имелись.       Торопливо вытерев свободными руками слёзы, на что, кажется, будущий насильник не обратил внимания или просто не захотел замечать, Никита оглянулся в поисках каких-либо признаков камер. Из-за зловещего полумрака, что царил в комнате и который не могли до конца разогнать горящие свечи, почти ничего не было видно, но несколько красных огоньков на потолке юноша всё же заметил. Похоже, что он был прав насчёт того, что всё это подстроено любимым папочкой для запугивания сынка.       Аккуратно уложив Никиту на кровать, мужчина медленно прогулялся взглядом по его прекрасному телу, которое скрывала школьная форма. Белая рубашка задралась кверху и оголила живот, а несколько верхних пуговиц было расстёгнуто. Штаны классического покроя немного сползли вниз, приоткрыв вид на лобок, а тёмные носки обтягивали удивительно узкие ступни. Тугая верёвка ещё связывала ноги Никиты, отчего тот не мог пошевелиться и, поэтому, немного паниковал. Ведь даже такая шлюха, как он, до сих пор не мог привыкнуть к боли и разным извращениям.       Удовлетворённо ухмыльнувшись, мужчина подошёл к комоду, нащупав в полумраке канцелярский нож. Острое лезвие словно просило, чтобы его опробовали, тускло поблёскивая в неровном сиянии свечей.       Подойдя к своей трепетно любимой жертве, мужчина начал медленно разрезать верёвки, освобождая ноги пленника. Он с нежностью прикасался к открытым участкам тела, скользя затянутыми в резину пальцами под штаниной, на что Никита предпочитал не реагировать и оставался в том же положении, в каком его изначально положили на кровать.       Когда последний жгут, что стягивал ноги, исчез, Никита решил действовать сам. Страх и оцепенение ушли на второй план, азарт захватил его, давая ощущение, что именно Никита – хозяин положения, и что только ему должны и будут подчиняться.       Тонкие, ухоженные пальцы потянулись к пуговицам рубашки, расстёгивая её, обнажая грудь и живот. Насильник замер возле комода, куда он подошёл, чтобы положить нож и остатки верёвки. Его взгляд был направлен только на юношу, который сейчас добровольно решил сдаться на милость черноволосому похитителю, бросая короткие взгляды из-под ресниц и соблазняя.       Когда рубашка была расстёгнута до конца, он снова встретился своим взглядом с чужим, не разрывая невидимой нити, что образовалась между ними. Изобразив самую соблазнительную и развратную позу, которую только можно принять, сидя на коленях, Никита стал медленно обнажать одно плечо, а затем и другое, дразня незнакомца, невольно провоцируя и не забывая незаметно поглядывать по сторонам, чтобы отыскать новые камеры. Скинув школьную рубашку на пол и стараясь не задеть пламя свечей, юноша продолжил распалять неистовый огонь похоти у молодого мужчины, который жадно глядел на его юное тело.       Тихо звякнула пряжка ремня, вжикнула молния, открывая вид на резинку и ткань трусов. Мужчина уже не мог смотреть спокойно, как его любимый раздевается, показывая ему всю свою развратность и сексуальность, как он, лёжа на кровати, соблазнительно выгибается, пытаясь снять штаны.       Быстрым, почти мгновенным движением похититель оказался рядом. Наклонившись над Никитой, он поднял его запястья к изголовью и сильно сжал их одной рукой. От боли юноша непроизвольно поморщился.       Чужие цепкие пальцы пытались поскорее избавить Никиту от одежды, царапая кожу, судорожно поглаживая обнажённое тело. Мужчина, словно утопающий, что цепляется за единственную возможность выжить, впился неистовым поцелуем в розовые губы, то легонько касаясь их зубами, то прикусывая, внося толику боли в пламя нежности и страсти.       Отпустив руки любимого, он медленно обнажил его ноги, которые не раз раздвигались перед очередным клиентом. Кое-как справившись со штанами, мужчина откинул в сторону ненужную вещь на пол, не заботясь о том, что это может привести к возможному возгоранию. Целуя бархатную, нежную кожу плоского живота, он избавился от последнего атрибута одежды, что мешала попасть к заветной цели.       Мужчина сел на кровати и замер, любуясь красотой, что предстала перед его глазами. В романтичном полумраке его жертва лежала на тёмно-алых, почти чёрных простынях, держа руки всё в том же положении, как он их оставил. Стройные ноги в чёрных носках были немного согнуты в коленях и призывно расставлены в стороны. Грудь и впалый живот мерно вздымались, а губы были чуть приоткрыты.       Проведя кончиками пальцев правой руки возле пупка и поднявшись выше, мужчина подобрался до чуть затвердевших сосков. Легонько сжав и покрутив один из них, он уловил тихий, почти что неразличимый стон. Победная улыбка растянула губы молодого мужчины. Подняв руку чуть выше, он остановился на сладких губах, слегка надавливая и прося пропустить внутрь. Юркий язычок юноши медленно облизал пальцы, облачённые в резину. Обхватив своими изящными руками запястье похитителя, Никита приоткрыл рот, позволяя проникнуть дальше.       Никита усердно старался смочить своей слюной пальцы мужчины, ведь он до сих пор помнил тот раз, когда отказался от этого унижения — вылизывать чужие руки. А ещё в памяти было свежо воспоминание, что кровь совсем не облегчает проникновение, а только приносит больше боли. Прикрыв глаза, он сосредотачивался на своих ощущениях, лишь бы не вспоминать неприятные моменты своей жизни. Только не сейчас. Только не в этом месте и не в это время…       Парень облизал пальцы, слегка пробежавшись по ним языком, чуть пососал и вынул их изо рта. Показал язычок, соблазнительно, напоказ провёл по ним его кончиком и вновь взял в рот, делая вид, что это действие приносит одно только блаженство. Его мучитель неожиданно протолкнул пальцы дальше, не обращая внимания на слабые попытки сопротивления, сильно надавил на язык, усмиряя и запрещая делать что-либо самостоятельно.       Маленькая капелька слюны скатилась с уголка губ и проделала свой путь дальше по щеке. Открыв глаза, Никита смотрел в потолок, ощущая мягкие прикосновения к своим ключицам, а свободная рука незнакомца упиралась где-то рядом, держа его тело на весу.       Похититель, оторвавшись от выцеловывания шеи и ключиц, прошептал:       — Любимый, перевернись…       Без лишних слов Никита аккуратно приподнялся, перевернулся на живот и встал на четвереньки, уже мысленно подготавливая себя к тому, что сейчас всё и случится, что именно сейчас чужие пальцы, смоченные его слюной, начнут причинять боль анусу, разрывая его. А если этот человек ещё окажется и садистом, то без крови вряд ли обойдётся…       Боль… Везде боль… Надо… Надо заставить себя…       Ноги расставить пошире в приглашающем жесте, открывая доступ к колечку мышц, согнуть локти, опустить голову, встать в позу, оттопырив зад…       Как же всё это противно!       Влажные пальцы вновь оказались возле рта, пропихиваясь внутрь и властно требуя пропустить. Подчиняясь, юноша снова начал вбирать и облизывать их, стараясь как можно лучше смочить своей слюной. Похититель, вытащив пальцы, притронулся к анусу, заставляя Никиту вздрогнуть от прикосновения.       — Успокойся, мой хороший. Я тебе не причиню боли, по крайней мере, пока, если будешь себя хорошо вести. Если только немного. Ты ведь давно уже никого не принимал, так что боль неизбежна. Ты же знаешь…       Невесомый поцелуй в лопатку, нежное поглаживание по бедру и лёгкое нажатие на колечко мышц. Медленные круговые движения, как намёк расслабиться и впустить в своё нутро пальцы.       Не без труда Никита постарался успокоиться и представить себе что-нибудь хорошее, что помогло бы расслабиться и отвлечься, только чтобы не думать о предстоящей боли и унижении. О том, что скоро он сам будет стонать и просить о большем, стоит только получить капельку наслаждения и возбудиться.       — Хороший мальчик. Я тебя так люблю, мой Никитушка. Ты ведь любишь меня?       Влажные пальцы чуть проникали внутрь, принося неприятный дискомфорт. Медленно погружая и вытаскивая палец, похититель тщательно растягивал колечко мышц своей жертвы. И с каждым разом проталкиваясь чуть глубже, круговыми движениями подготавливал юношу к большему, чем просто пальцы.       Никита лежал, боясь пошевелиться и даже дышать. Ожидаемой резкой и режущей боли не было, как и крови, что хоть немного радовало. Только небольшая, тянущая и вполне терпимая боль присутствовала, не желая уходить.       Неожиданно прохладные пальцы исчезли, а вместо них что-то жидкое и холодное капнуло на анус, заставляя сжиматься и дрожать то ли от холода, что мурашками пошёл по телу, то ли от страха, что сейчас произойдёт нечто ужасное. Резкая боль пронзила поясницу, а тихий шипящий звук вырвался сквозь стиснутые зубы.       Чужие пальцы грубо растягивались, разжимаясь и сжимаясь, сгибаясь и заставляя подвывать от боли. Глупое тело никак не хотело расслабиться и просто перетерпеть боль, которая с каждым разом усиливалась.       Тонкие пальцы незнакомца, затянутые в перчатки, проходили всё глубже и глубже, стремясь подготовить жертву как можно быстрее, чтобы он скорее смог войти одним движением и наслаждаться невообразимыми ощущениями тесноты. Мужчина с упоением смотрел, как мелко подрагивает Никита, наслаждаясь тихим шипением и неясными звуками, похожими то ли на мычание, то ли на вой. Два пальца уже свободно помещались в теле юноши. Чуть вытащив их и прибавив третий, мужчина вновь вошёл в немного покрасневший, но более-менее растянутый анус. И вновь тихое вскрикивание, мелкая дрожь, которая вибрацией отдавалась по всему телу… И стремящиеся сжаться мышцы, которые мучитель растягивал, причиняя боль.       Дотянувшись свободной рукой до небольшой баночки лубриканта, мужчина чуть согнул пальцы, и неожиданно тело Никиты вздрогнуло, раздался протяжный, тихий стон. Вот, значит, как… Он сумел найти это местечко, хотя думал, что уже не сможет этого сделать. Ещё раз коснулся пальцами «приятной точки». Юноша тихо застонал, заскулил, сам насаживаясь на его пальцы, получая от этого удовольствие. Орган Никиты постепенно наливался кровью, чуть вытягиваясь и становясь больше.       — Никитушка, встань на четвереньки, — раздался тихий шёпот мужчины.       Вынув пальцы, он размазал прозрачную жидкость по своему члену, при этом неотрывно смотря на любимого, который медленно выполнял его просьбу. Как только юноша более-менее устойчиво встал на все свои четыре конечности, мужчина, коснувшись пальцами заветной точки и убедившись в правильности её месторасположения, одним движением вошёл в податливое и разгорячённое тело, точно попадая прямо по простате. Раздался протяжный и громкий стон Никиты, его мышцы рефлекторно сжались, причиняя мужчине боль и дискомфорт.       Лишь тяжёлое дыхание юноши в комнате… Лишь трепет свечей, разгоняющих ночную тьму… Только вот мужчина, глядя на своего Никитушку, понимал, что всё пошло не так…       — Любимый, ты посмел кончить без моего разрешения? — мягко, но с затаённой угрозой в голосе, спросил похититель, проводя влажным языком по лопаткам, вдруг больно кусая одну из них и заставляя юношу вздрогнуть. — Ты плохой мальчик, тебя надо наказать. — Пальцы сжимают опавший орган, явно не принося этим своим действием удовольствия. — Я ведь прав? Плохих мальчиков надо наказывать сразу, чтобы они знали своё место. — Ещё один болезненный укус, отчего тихое шипение снова разбивает тишину. — Но я сегодня добрый, поэтому не буду сильно тебя наказывать, если ты поймёшь свою ошибку… Ведь поймёшь же?       — Простите… — тихий шёпот в ответ, только вот мужчина уже не услышал его.       Встав с кровати, он подошёл к комоду, осматривая его поверхность и что-то выбирая. Чуть кивнув своим мыслям, мужчина взял в руки какой-то предмет и вернулся к кровати. Никита всё так же стоял на четвереньках и пристально следил за всеми действиями своего похитителя.       Тот, встав сзади Никиты, отложил предмет в сторону и снял перчатки, кинув их на пол. В полумраке блеснуло острое лезвие, и юноша не на шутку испугался. «А вдруг всё это не подстроено? Неужели… отец был прав, что меня могут вот так вот похитить, изнасиловать, а потом распотрошить? Нет! Не хочу! Нет!»       Тихонько отползая вперёд, пока похититель его не видит, Никита попытался улизнуть: встать с кровати, быстро проскочить мимо и убежать далеко-далеко, чтобы этот сумасшедший не поймал его. Только вот задуманное не удалось. На ноге сомкнулись пальцы, больно сжимая и дёргая к себе. Юноша брыкался, как мог, лишь бы вырваться. Но цепкие пальцы не желали отпускать пойманную жертву.       Дотянув Никиту до себя, мужчина лихорадочным взглядом всматривался в черты лица своего любимого, который вдруг отважился на побег. Как бы ему ни хотелось действовать более осторожно, он всё же напугал эту птичку, только что пытавшуюся упорхнуть. Но не выйдет! Ведь он так долго ждал, так долго готовился к встрече, так хотел заманить, поймать и удержать эту прекрасную птицу у себя, что теперь он просто не мог отпустить его на волю хотя бы до тех пор, пока Никита САМ не захочет остаться с ним.       Раздвинув его стройные ноги в стороны, он быстрым движением вошёл в сжатую дырочку. Громкий крик, извивающееся тело, что цепляется своими руками за всё подряд, лишь бы избежать боли. А мужчина продолжал его держать, не отпуская и давая время привыкнуть, замерев и не двигаясь.       — Хватит! Пустите! Прекратите! Мне больно! — кричал Никита, в бессилии комкая простыни.       Поблёскивали слёзы в уголках глаз, а голос дрожал, явно не желая ему подчиняться.       — Плохих мальчиков надо наказывать, иначе они всегда будут повторять одну и ту же ошибку. Тебя надо наказать…       Сначала медленные толчки причиняли едва ощутимую боль и дискомфорт. Это было, в принципе, терпимо, чтобы не издавать каких-либо звуков. Но мгновение спустя мужчина начал быстро двигаться, вбиваясь в желанное тело, причиняя боль и наслаждение одновременно. Чуть приподняв зад юноши, мужчина этим жестом безмолвно приказал встать в удобную для него позу. Никита безропотно исполнил его волю и сам стал насаживаться сильнее, прося о большем, стоило только черноволосому задеть заветную точку.       Мужчина приподнял Никиту, облокачивая на свою грудь. Тело юноши полностью насадилось на член похитителя, даря тому новые ощущения. Перехватив одной рукой любимого поперёк груди, а вторую положив на небольшой орган, он начал медленно двигаться, скользя в такт рукой по члену Никиты. Их движения всё ускорялись, оба чувствовали, что вот-вот достигнут пика.       Всего несколько толчков — и Никита излился в руку брюнета, а тот — вслед за ним, кончая в любимое тело. В диком, неясном ему порыве мужчина сомкнул свои зубы на хрупком плече, прокусывая нежную кожу до крови, и хриплый крик боли разнёсся в полумраке комнаты.       Аккуратно опустив юношу на кровать, он, не отрываясь, наблюдал, как его любимый пытается рассмотреть своё левое плечо и плачет, держась за него рукой в попытке остановить кровь. Глазами, полными слёз, Никита с непониманием и мукой взглянул на мужчину, пытаясь найти ответ в чужих глазах.       — Это… моё наказание? — как-то истерично всхлипнув, спросил юноша, смотря то на плечо, то на мучителя.       — Нет, любимый, это всего лишь моя метка, чтобы ты никогда не забывал обо мне. А сейчас будет на-ка-за-ни-е, — произнёс он по слогам, размахивая небольшим канцелярским ножом, чьё лезвие хищно поблёскивало в свете мерцающих свечей.       От ужаса глаза юноши распахнулись, и он вновь попытался уйти, сбежать подальше от этого ненормального.       Никита ворочался, пытаясь привстать, но из-за боли в прокушенном плече то и дело падал, снова барахтаясь на кровати. Ноги не желали держать тело, отчего встать не получалось. Здоровой рукой он цепляется за изголовье, подтягивая своё тело. Пытался сесть. Спустить ноги, что еле слушались, с кровати. Но сделав только шаг, Никита упал, на коленях пытаясь куда-то ползти…       Поднявшись, мужчина легко подхватил дрожащее тело на руки и опустил на кровать. Перевернул на живот, чтобы было удобней, и сел сверху на бёдра, предварительно зафиксировав ноги и привязав к одной из балок.       — Ну что ж, мой мальчик, ложись поудобней. Сейчас я тебя на-ка-жу, — лёгкий поцелуй в мокрую от слёз щёку.       Расширенные от ужаса глаза, приоткрытый рот, блеск лезвия в полумраке комнаты.       Выпрямив правую руку Никиты, мужчина лезвием коснулся нежного плеча, начиная вырисовывать кровавый узор, прекрасный и ужасный в своём исполнении…