Слушай меня, ладно?

Он прибыл на место глубоко за полночь, почти сразу после того, как все случилось. Хмурый и небритый даже больше обычного: привычная небрежная щетина вот-вот грозилась перерасти в полноценную бороду, придавая и без того хищной морде выражение отъявленного рецидивиста. Поморщившись, одернул ворот форменной куртки. Душит, зараза, удавкой сжимаясь против кадыка. Оглядывается, жестом отправляя команду осмотреть место, а сам, привычно запихав подальше скопившиеся за смену раздражение и ненависть ко всему человечеству, направляется к машине парамедиков, где накрытый клетчатым «шоковым» пледом трясется темноволосый вихрастый мальчишка, от которого так и фонит страхом. Еще бы, после такой-то выходки. Идиотской, опасной выходки, из-за которой он, Дерек, сейчас здесь, а не в теплой постели. Останавливается рядом, нависает, сложив руки на груди, и дожидается, когда же все-таки паренек соблаговолит поднять голову и посмотреть вверх, а не на собственные дрожащие пальцы, сжимающие мобильник. – Давай, коротко и по делу. Вздрагивает, вжимает голову в плечи, и Дерек чувствует запах крови и медикаментов. Ссадина на скошенной скуле и, должно быть, пара неглубоких порезов на теле. Ничего серьезного. – Что? – Сколько человек внизу, как давно все случилось и какого черта вы вообще туда полезли? Хейл терпеливо ждет, пока пострадавший сглатывает, уходит в себя, восстанавливая душевное равновесие, и снова смотрит на телефон. Снимает его с блокировки и жмет на вызов. Не глядя. Рядом с иконкой в скобках число двадцать один. Плохо. – Двое. То есть я и еще один. Мой друг. И я не могу… – C трудом сглатывает, мотая головой, словно разгоняя облепившее ее отчаянье. – Не могу до него дозвониться. Дерек кивает, оценивая внешние повреждения здания, и понимает, что даже снаружи все выглядит более чем нехорошо. – Какого дьявола вас вообще туда понесло? – Капитан Хейл! Оборачивается на окрик и тут же закатывает глаза. – Старая котельная – не лучшее место для игр, – злобно цедит он сквозь зубы, однако на дальнейшие пререкания не настроен. Нет смысла. Ну конечно, как он сразу не понял? Не узнал сына разгневанной Меллисы Маккол, за которой так яро ухлестывает дядя, чтоб его, Питер. И которая сейчас стремительно приближается, к слову. Присаживается рядом с парнем, быстро заглядывает в его глаза, мельком осматривает на предмет повреждений и, убедившись, что все в порядке, отвешивает хороший подзатыльник, который срабатывает словно кнопка перезагрузки. – Стайлз! Там остался Стайлз! – Парень дергается, вскакивает, роняя плед, и тут же падает на задницу. – Вы же… Вы же откопаете его? Откопаете?! – «Откопаете» – верно сказано. То, что от него осталось, уж наверняка, – обещает подростку капитан Хейл. Парень стонет и в очередной раз хватается за телефон. Дерек уже собирается вернуться к группе и, прихватив пару перчаток и маску из машины, начать разгребать камни, проигнорировав все должностные инструкции в очередной раз, как вместо длинных гудков в трубке слышится истеричный, почти девчачий крик. – Стайлз?! Стайлз! Трубка стремительно покидает трясущиеся смуглые пальцы, и через секунду Дерек едва не глохнет от адского потока звуков, обрушившегося на его уши. – Боже, боже, боже!!! Скотт, я в какой-то дыре под полом! Рюкзак остался наверху, толстовка просто в дерьмо и тут, кажется, водятся крысы! Крысы, представляешь?! Что, если они сожрут мои кеды, пока эти черепахи соблаговолят меня вытащить?! Дерек прерывает этот безумный поток излияний раньше, чем услышит нечто такое, после чего незадачливый пацан рискует огрести и от него тоже. В качестве профилактики, разумеется. – А ты не особо-то напуган, засранец. Динамик затихает, слышно только, как часто дышат в трубку. – Ну же, продолжай, парень, – ободряет его Дерек и, спешно натянув прихваченные перчатки, зажимает трубку плечом, чтобы освободить руки. – Пиздишь – это хорошо, жить будешь. Вход в котельную завален частями обвалившейся стены, и, разумеется, никто не подумал о запасном выходе при проектировании этого чертового подвала, начиненного трубами. – Я и не сомневался, дядя, – доносится тут же с насмешкой в голосе, этаким налетом легкого превосходства. – Ты, должно быть, главная черепаха в группе? Дерек сжимает зубы и примеряется к валуну с торчащими обломками арматуры, цепляется поудобнее и оттаскивает тяжеленную блядь в сторону, в общую кучу, растущую из фрагментов второго и частично первого этажей. И хер его знает, что там за металлической дверью. – Именно так, недомерок, – пыхтит Дерек, взваливая на плечо обломок балки. Жутко неудобно, трубка мешает, да и того и гляди треснет под напором колючей скулы. – Скажи мне вот что: ты сразу за этой дверью или… – Ага. Именно. Или. Я провалился. Тут вода, мно-о-го воды, трубы и эти мерзкие жирные… – Встать можешь? – прерывает его излияния Дерек, скидывает куртку, мысленно прощаясь с любимой черной майкой, и разминает плечи: пора браться за дело всерьез. – Ага, только если одна из этих тварей окажется радиоактивной, и я стану чем-то вроде человека-паука и смогу поднять балку, которая придавила мои ноги. Вот черт, может плохо кончиться. – Чувствуешь их? – Мутации? – Ноги, придурок. – Эй, вообще-то я могу накатать на тебя жалобу, ты в курсе? Он в курсе, да, ему плевать. – Сразу после того, как я тебя вытащу. Чувствуешь? – Тебя? – Ноги, блять. – А… Ну да, шевелю пальцами. Большим, указательным… Эй, на ноге есть указательный па… Дерек скидывает и возвращает трубку законному владельцу. Меллиса кивает ему и говорит, что отец Стайлза скоро подъедет, а со своим парнем она и сама управится. Дерек только морщится на это: не может папаша такого пацана оказаться адекватным, априори не может. *** Он ожидал увидеть алкоголика в растянутых трениках с бутылкой наперевес, ожидал безумного учителя какой-нибудь физики и даже пришибленного библиотекаря, прости боже, но никак не шерифа со значком и на патрульной машине. Серьезно? Стилински – один из самых уравновешенных мужиков, которых знал Дерек, и ЭТО на том конце трубки. Они быстро кивают друг другу, и Дерек возвращается к своей работе, надеясь покончить со всем этим побыстрее и завалиться спать. Дело движется, показывается верхний угол металлической проржавевшей двери, и Хейл думает, как скоро им понадобится болгарка. Замок наверняка заперт – малолетние искатели приключений на свою задницу воспользовались окном, попросту перебравшись за высаженную раму по широким веткам старого дерева. Майка липнет к спине, а мелкое бетонное крошево и клубы годами копившейся пыли забиваются даже под маску, вынуждая слезиться глаза и раздражая чувствительный волчий нюх. Они не разгребут это дерьмо до утра. Кто-то касается плеча Дерека, и он тут же оборачивается, сбросив чужую ладонь. Хейл видит перед собой вихрастого, первого из двух придурков, Скотта Маккола с протянутым мобильником. Парень кажется уже не таким потерянным, и вопросительно вскинутой брови хватает для пояснений. – Стайлз. Бровь поднимается выше. – Хочет поговорить. Хорошо, ладно. Маска ложится на грудь и неприятно липнет к мокрой шее широким ремешком. – Ты не перепутал меня с шерифом? Мотает головой и почти тычет мобильником в плечо. Окей, почему нет? Ему не помешает немного бреда для ускорения. Глядишь, озвереет и вынесет дверь вместе с оставшимся куском стены. Стягивает перчатку и… – Послушай, мужик, ты разговаривал с моим отцом? – Еще нет. А ты уже успел нажаловаться? – Не-э-э-т, но непременно стукну, даже не сомневайся, только дай повод. Вот даже как, интересно. Отирает лоб тыльной стороной ладони, не особо заботясь о том, чтобы держать динамик около уха, – все равно услышит. – Ты собираешься угрожать мне? – Нет, что ты, нет-нет-нет. Как я могу угрожать чуваку, от которого зависит, как скоро меня отсюда вытащат? Напротив, я даже, хм, хочу попросить тебя об услуге. – Услуге? – Ты не мог бы не рассказывать моему отцу всех, ну… деталей? – Это каких же? – Например, ту часть, в которой меня придавило обломком балки и я сижу задницей в ледяной воде, твою мать. С крысами! Ты же помнишь про крыс, да? Так вот, для него я просто провалился под пол, ясно? Дерек решает, что это даже забавно. Пацан, погребенный под несколькими тоннами мешанины из обломков и конструкций нагревательных котлов, забавный в своем идиотизме, блять. – Может, еще скажем, что это я заставил вас лезть в то окно? – А откуда ты знаешь, что мы влезли через окно? – тут же оживляется трубка, и Дереку приходится признать, что он проиграл. Проиграл собственному любопытству. – Тебе что, совсем не страшно? – Ну, Скотти отделался парой царапин, отец не собирается скончаться от сердечного приступа, а до меня рано или поздно доберется некто Хейл со своими ребятами, так что… – Прекрати грузить мои уши и скажи как есть. Я должен знать, в каком ты состоянии. – Эм, ну, мне определенно стоило бы вкинуться парой-тройкой горстей аддералла, но в целом… – В целом ты напуган до уссачки и тебе нужен кто-нибудь, на чьи уши можно присесть. Не Скотт, который сойдет с ума от беспокойства, и не отец, которого ты боишься напугать еще больше. Угадал? – Можно я буду звать тебя Шерлоком? – Стайлз. – Ладно, ладно, зануда. Ну так как, ты будешь тут со мной? Будешь держать мою ментальную руку, пока… – Заткнись. – Но как тогда... Дерек выдыхает и стаскивает вторую перчатку: неплохо защищают пальцы от твердой шероховатой поверхности неровных камней, но вот от пыли совершенно бесполезны. Он оторвется ненадолго, сходит за бутылкой воды и вернет подростку его телефон. – Почему я не слышу, как работает бульдозер? – Потому что он может брякнуться прямо на твою голову. – Оу, так это может занять куда больше времени, чем я… – Думал? – Рассчитывал! И выходит, мне придется придумать себе какое-то развлечение. Слушай, а как ты выглядишь? Нет, погоди, я сам угадаю. Ты коротышка, да? Хейл закатывает глаза и, поборов желание попросту скинуть вызов, отыскивает глазами шерифа, который все-таки присоединяется к разгребающей завал группе. Прямо так, в служебной форме, голыми руками и без маски, защищающей дыхательные пути. – Блондин? Шатен? Нет, погоди, плешивый рыжий! И за что Стилински это наказание? Наверняка он был очень плохим человеком в прошлой жизни. – Думаешь, если выбесишь меня, я быстрее тебя откопаю? – Ну как-то вроде так, да. Но мне интересно! Правда! Очень-очень плохим. И Дерек, должно быть, тоже. – А комплекция в целом? Ты же главный, да? Значит, тебе, наверное, под сорок. Солидное брюхо, форма трещит по швам и лысина, которую ты упорно пытаешься зачесать? Ах да, еще редкая бороденка и трое детей. М? Так как, Шер? Доктор Стайлз верно подметил? – Мне двадцать шесть. На том конце трубки протяжно стонут, и Дерек почти уверен: непоседливый подросток цепляется свободной рукой за волосы. – Нет, ты пиздишь, то есть врешь, то есть… Я заговариваюсь, да? В общем, мое решительное «нет» тебе в ответ! Ха-ха, это вроде как каламбур? Почему ты не смеешься, Шер? – Я уже говорил, что ты самый раздражающий пострадавший из всех за мою карьеру? – И это звучит круто, чувак. Приятно быть «самым». – Как знать. Я должен вернуться к своим обязанностям, Стайлз. – Пытаешься от меня избавиться, а? Дерек просто скидывает вызов. Он все еще надеется разобраться с этим до утра. *** Дверь поддается плохо, петли держат на совесть, и снять ее удается далеко не сразу. Еще около часа потерянного времени. Парамедики переговариваются и готовят каталку вместе с теплым одеялом. Дерек слышит их даже с расстояния в сотню метров; слышит, но только когда затихает визг инструмента. А еще он упорно пытается услышать, что происходит там, под бетонной толщей, но гул труб глушит, абсолютно затирает все остальное. Его слишком много, слишком четко ложится фоном, пожирая все остальные звуки. Наконец тяжеленная дрянь поддается, и он придерживает ее плечом, чтобы не рухнула, и вместе с Бойдом, самым крепким парнем в группе, относит назад, прислоняя к уцелевшей стене здания. Возвращается, заглядывает в зияющий чернотой дверной проем и чертыхается – ему не нужен фонарь, чтобы увидеть: узкий коридор забаррикадирован обломками второго этажа и частью стены. Не пробраться, не расчистив завал. И черт бы его побрал: технику не подогнать, даже вибрация отбойного молотка может вызвать такой резонанс, что вся команда Дерека полетит вниз, прямиком к мальчишке. Любой неосторожный чих и… – Проклятье, – ругается негромко себе под нос, стиснув зубы и почувствовав на губах привкус бетонного крошева. Оборачивается, шкурой ощущая чужое присутствие совсем близко, взглядом упирается в глаза шерифа, кивает. Раздобыв новые перчатки и надев куртку прямо поверх изгвазданной майки, подзывает старшего Стилински жестом. – Внизу достаточно холодно, а он провел там не один час. – И я рад, что мы оба понимаем это, Дерек. И я надеюсь, что ты сделаешь все возможное для того, чтобы откопать этого незадачливого засранца раньше, чем он отморозит свою задницу. – Да, – кивает Хейл, по привычке проводя ладонью по и без того выпачканным во всяком дерьме волосам. – Я тоже. Они перекидываются еще парой фраз и возвращаются к работе, только вот помимо привычного уже страха за чужую жизнь, ставшего неотъемлемой частью беспокойства, примешалось еще что-то, смутное подозрение, предчувствие чего-то нехорошего. Звериный инстинкт так и вопит, лапами царапает, предупреждая, нагнетая тревогу. И Дерек, привыкший слушать свое второе «я», цепляет за ухо гарнитуру, чтобы мобильник не занимал руки. Невольный заложник отвечает сразу. – Как ты там, Стайлз? – О, это ты, Шер. А я уж думал, вы там забыли про меня, ребята. Я замерз, ты в курсе? – Догадываюсь насколько. Потерпи еще немного. Как твои ноги? Можешь дотянуться и растереть их? Будет крайне скверно, если заработаешь обморожение. – Нет, не могу нагнуться. – Опиши мне, что видишь. Попытаюсь понять, где точно рыть. – Ну, трубы. Много труб прямо напротив. Должно быть, одна из магистралей. Дерек по памяти воспроизводит изображение карты, которая разложена на капоте джипа шерифа, и кивает сам себе. Верно, мальчишка прав. Тепловой узел прямо под котельной, метров пять по забаррикадированному булыжниками коридору, и именно там должна быть та самая дыра, в которую провалился Стайлз. – Еще что? – Кирпичные стены, вода стоит, отсыревшая черная склизкая балка, веса которой я не чувствую, опять же шныряющие вокруг крысы… – Погоди-ка, что ты сказал? Балка лежит на тебе? Тяжеленная деревянная балка? Сверху? – Эм, ну да. Я уже говорил об этом. Тебе точно двадцать шесть, дедуля? Дерек молчит. Молчит и пальцами вжимается в шероховатый каменный бок отвалившегося фрагмента стены. Вжимается так, что плотная огнеупорная материя перчаток скрипит, пропуская между волокнами твердые крошки. – Эй, ты что, снова меня кинул? – Я думал, тебе зажало ногу между блоками. – И разница так принципиальна? Теперь не станешь меня откапывать? Расслабься, чувак, я чувствую свои ноги, эта дрянь лежит на валунах, а не на моих тощих костях. – Уверен? Видишь, как шевелятся ступни? – Чувствую, черт возьми! Прекрати пугать меня еще больше, я и так на грани срыва, понятно?! Эй?! Мужик? – Слушай меня, очень внимательно слушай, Стайлз, хорошо? – Ну ладно, ок, давай, жги, мужик. Это уже даже не бесит – Дерек, кажется, успел привыкнуть к тому, что посторонние звуки с таким напором атакуют его ухо. Пусть болтает, только бы дотянул. – Пошевели ступней. Левой. Давай, парень, сделай это – и можешь дальше любить мои уши. – Любить? Или полюблять? Понимаешь, разница в том, что… – Стайлз, просто сделай то, о чем я прошу. – Ты снова перебил меня, жопа. Ой, прости, это все таблетки. Вернее, их отсутствие. Понимаешь, долгое отсутствие колес делает меня… – Стайлз! – Окей-окей… Вот! Я же сказал… – обрывается сам, на полуслове, не договорив, не закончив фразу, не… Дерек догадывается сразу. Уже знает. Знает наверняка, знает и все же верит, верит, что сейчас мальчишка затараторит еще быстрее и вся его дребедень так и будет виснуть на ушах Хейла, холодными склизкими краями налипая на плечи и шею. Но молчит. Дерек слышит, как он дышит. Сбивчиво, через раз, наверняка закусив рукав рубашки, или что у него там. Сбивчиво, словно пытается удержать сердечный ритм. Но тот такой гулкий, что пульсацией разрывает барабанные перепонки волка. – Стайлз, слушай меня очень внимательно, ладно? Просто слушай мой голос. – У меня не вышло, Шер. У меня ничего, мать его, не вышло. Я думал… Я… Я… Я даже не почувствовал… – срывается на шепот, как будто сами стены подслушивают. Хейлу хочется добраться до него как можно быстрее, хочется так сильно, что радужку начинает припекать от начавшейся трансформации, а кончики острых, твердых, как черепаший панцирь, ногтей протыкают подушечки на перчатках. Теперь они оба понимают, что произошло. – Это, получается… – отдышавшись, кое-как вытягивая из гортани слоги, лепечет мальчишка. – Это, получается, ВСЕ, да? Я больше не… – Нет, даже не думай об этом. Думай о том, что я вытащу тебя. Совсем скоро, ладно? Потерпи еще немного. – Потерпи… – эхом отзывается, вторит, вырывая из фразы одно из слов. – Мне нечего терпеть, я ничего не чувствую. – Просто говори со мной, ладно? Давай, расскажи мне о своей девчонке. – У меня нет девчонки, – мрачно сообщают по ту сторону бетонных обломков. Слушает – уже хорошо. Главное, чтобы продержался, продержался в сознании как можно дольше. – Парень? – пробует Дерек еще раз, заставляя себя работать не только языком, но и руками, старательно делая вид, что не замечает тяжелого взгляда шерифа, буравящего затылок. Кто знает, о чем он думает и как много слышал? О том, что его сын непоправимо травмирован, или о том, как взрослый мужик спрашивает про парня у несовершеннолетнего пацана? Сейчас Дерек предпочел бы второе, как бы тупо оно ни выглядело со стороны. Серьезно. – И парня тоже, даже золотой рыбки нет. Это ты так пытался ободрить меня? Плюс сто тебе, Шер. – Дерек. – Что? – Меня зовут Дерек. – Он и сам не понимает, зачем делает это. Зачем Стайлзу его имя. – Похоже на Дрейка, ну, как Дракула из третьей части «Блейда». Ты любишь «Блейда»? Кажется, мрачный капитан Хейл слабо улыбается – этот несносный пацан начинает ему нравиться. Определенно нравится куда больше, чем пару часов назад. – Нет, не люблю. – Ну ты и стремный, чувак. – Да, очень. – «Очень»? «Очень» в смысле как прыщ на лице перед свиданием мечты или как прыщ на заднице перед первым сексом? Сравнение выходит таким, что, несмотря на сложившуюся ситуацию, Дерек не может не улыбнуться. Так, отпустить косенькую ухмылочку, но все же. – Не уверен. А ты, значит, знаток всего стремного? – Магистр покруче Йоды, хотя не сказать, что прыщи на моей заднице кто-то видел. Знаешь, наверное, я так и умру девственником. Прикованным к инвалидному креслу девственником. – Тембр, окраска голоса стремительно меняются, словно с теплого оранжевого скатилось в холодную синеву. Словно мальчишка и сам сейчас рухнул. Еще раз. И Дерек не хочет, отчего-то не может соврать: – Я не знаю. – Ты врешь, чтобы я дотянул до прихода помощи и не грохнулся в обморок. – Ты слишком догадливый для своих шестнадцати. – Еще бы, я сын шерифа Стилински, а не какого-то там обмудка. Кстати, как он там? Держится? – Да. – Он рядом? – Да. – Косится? – Еще как. – Наверняка думает, что я заебал тебя вусмерть. – Почти. – О, «почти»… Неужто уже теряю хватку? Это начальная стадия овощизма? Стой, погоди, что это сейчас было? Хейл тоже слышал, да. Слышал, как разряженный аккумулятор в мобильнике парня подал предупреждающий сигнал. – Сделай, как я скажу, это очень важно, хорошо? Отключи телефон. Отключи его и считай до тысячи. После… – Ты издеваешься?! До тысячи?! Тут кромешная, мать ее, тьма! Я не хочу, я не МОГУ остаться тут один! Только не это, не сейчас, Дерек, не бросай меня одного! Паника. Паника. Паника. Вот что Хейл слышит в его голосе. Панику, чистейший кристаллизованный ужас и предчувствие физической боли. Дерек хочет грызть чертовы камни, но НЕ МОЖЕТ. Не может просто взять и разнести все по кирпичу, потому что он оборотень, а не хуев Халк. Но он хочет, господи, как сейчас он хочет быть Халком или даже Капитаном Америкой, да пусть даже Капитаном Оборотнем, в самом деле, только бы быстрее уже, быстрее разворотить чертовы горы мусора, куски которого оттягивают даже тренированные руки опытного спасателя, альфа-оборотня, мать его! Он устал еще пару часов назад – хорошо, еще вчера утром, если угодно, – и его резерва попросту не хватает на все это. Батарейка стремительно садится, мигая красным, отсвечивая ноль на индикаторе. Но как же сильно он хочет, хочет, чтобы для Стайлза все закончилось хэппи-эндом, как в дурацких романтических драмах, а не черных комедиях. Хочет и поэтому продолжает уговаривать его подождать, потерпеть еще чуть-чуть. – Я тут, в паре метров, вместе с твоим отцом и бригадой парамедиков. Ничего не случится, просто верь мне. Веришь? – Нет, не могу, – шепчет мальчишка, и окончание фразы сливается с еще одним предупреждающим писком. – Он окончательно разрядится, Стайлз. Серьезно, выключи и считай. Я тоже буду считать, а как только дойду до девятисот девяносто девяти, то наберу тебя, договорились? – Знаешь, о чем я думаю? О том, что как только я останусь тут один, то умру. Умру, и отец тогда точно сопьется, а Скотти сломает голову только потому, что меня не будет рядом. Умру в шестнадцать, не окончив школу. Умру неудачником, который ни разу не целовался. Дереку кажется, что он только что затянулся, втянул вонючий никотиновый дым полной грудью, и сейчас он оседает темным смоляным налетом у него в глотке. – Нет. Ничего из этого. – Думаешь, кто-то мечтает засосать колясочника? Боже, он действительно бесит, но вместе с этим своим подростковым упрямым идиотизмом пробуждает в груди Дерека странное тепло. – Я обещаю: у тебя будет чертово нормальное свидание. С пиццей, кино и ведром сладкой ваты. Обещаю, что куплю тебе самый страшный плюшевый пылесборник, который только смогу найти, и связку дебильных шаров. Я обещаю, я клянусь, что сделаю это, даже если потом твой отец пристрелит меня. Стайлз молчит, дышит в трубку, и Хейлу кажется, что он слышит признаки приближающейся пневмонии, хрипы в легких, но это не самая большая из всех их проблем. – А поцелуй, обещаешь мне поцелуй? Обещаешь, маленький рыжий жиртрест? Горчит. Горчит отчаяньем, страхом насмешки, горчит призрачной надеждой, словно это так… так невыносимо, непередаваемо важно для мальчишки. – Такой, что у тебя гланды сведет. А теперь отключи телефон. Считай. Ладно? – Ладно, хорошо, да, делаю. До тысячи, я считаю, Дерек. Гудки. Выдох. Горячее дыхание скребет сухие губы, словно наждачная бумага. И если бы только губы, если бы только кожу, а не где-то внутри, откуда так просто не сотрешь и не выскребешь, если бы не под хитросплетением мышц, артерий и жил. Больше всего сейчас Дерек хочет успеть вовремя, успеть и больше никогда не слышать, как ломко обрывается надежда в чужом голосе. *** Он отводит шерифа к парамедикам и кратко, тщательно взвешивая каждое слово, рассказывает о сложившейся ситуации. Старается не смотреть на Стилински, фокусируется на ворсинках порядком затасканного шерстяного пледа, пахнущего стиральным порошком и средством для дезинфекции. А метроном в голове так и чеканит, отдается каждой долей, секундами. Не сбиться. Шестьдесят девять, семьдесят, семьдесят один… Потому что он обещал. Потому что он сдержит слово. Все данные обещания сдержит. Алая заря все выше и выше поднимается над линией горизонта, подкрашивая облака. Ощутимо теплеет, но только на поверхности. Там, в подвале, греть нечему. Сто девяносто три, сто девяносто четыре. Возвращается вниз, в темный коридор. Дело движется, но ни у кого из них нет волшебной палочки. Дерек присоединяется к команде и просто делает вид, что не замечает недоуменных взглядов – не каждый мужик способен взять вес больше собственного, чего уж там. Выглядит подозрительно, но он слишком устал, чтобы корчить рожи или ждать в сторонке. Только не пока там этот болтливый придурок. Шестнадцатилетний легкомысленный болтливый придурок. Сын шерифа. Местный умник. Стайлз. Хрен с ними, после скормит команде байку о чудодейственных стероидах, которые якобы жрет целыми пачками. И хер давно отсох, да. Девятьсот девяносто семь, девятьсот девяносто восемь, девятьсот девяносто девять. Они продвигаются на целых два метра, когда Дерек выдыхает и кое-как приводит пульс в норму. Вызов приходится на тысяча второй счет. – Опоздал, на целых три секунды. Хейл улыбается, ощущая, как налипшая пыль собирается в уголках губ, и кажется даже, что отдает железом, а не бетонным крошевом. – Как ты там? Никаких изменений? – Фея-крестная прилетела на метле вместе с олененком Бэмби, развлекают меня, рассказывая о грибковых ластах Золушки. – Не трепись, отвечай коротко и по делу. Я не хочу, чтобы твой телефон сел раньше, чем мы тебя вытащим. – О, большой босс хочет контролировать ситуацию? – Босс не хочет, чтобы ты остался там один. – Ну, я не один, со мной крысы. Слышу, как копошатся где-то слева, совсем рядом. И знаешь, пахнет так странно, солью. Не думал, что у нее есть запах, но… Дерек, почти перебивший этот бесполезный поток излияний, перестает дышать. На мгновение, а после, сосредоточившись и закрыв глаза, втягивает ноздрями воздух. И среди адской мешанины запахов – пота, машин, черт разбери чего – явственно различает нотку, которая тут же приобретает цвет, алыми каплями отражаясь в его мыслях. – Эй, ты еще тут? Не молчи, Дерек. – Сделай вдох. – Что? – Вдохни и посвети телефоном на свои ноги. Только медленно, не делая резких движений. Просто посмотри, что там, и не дергайся ни в коем случае. Сглатывает, еще раз и еще, и Дерек слышит, как движется его кадык. И пульс, чертов сорвавшийся в бешеную тахикардию пульс просто сводит его с ума. Он прикидывает, сможет ли снести оставшиеся валуны так, чтобы те не попа́дали прямо на голову подростку. Если бы он действительно мог сделать это, если бы все было так просто. – Ладно, сейчас. Только не отключайся. – Не буду. Просто глянь и скажи мне, что там. Секунда заминки, и Хейл всем телом вздрагивает от высокого, оборвавшегося хрипом визга. Отдает в грудину почти физически, отдает сколами в ребрах и мерзким, самым отвратительным из всех чувств. Чувством беспомощности. – Дерек, Дерек, Дер… – Тихо, тихо, не паникуй, еще совсем немного. Следующая тысяча – и я буду там, рядом с тобой, внизу. Не паникуй! И там, на том конце мнимого провода – провода, который только каким-то чудом поддерживает соседствующая с котельной вышка связи, – тихо. Ни криков, ни воплей, ни молений о помощи, только звонкие, прерывающиеся мычанием всхлипы. Закусывает ладонь. – Стайлз… В ответ звенящим, перебивающим то и дело возникающие помехи, высоким шепотом, словно в горячке, словно бредит уже: – Почему я не чувствую, как они жрут мои ноги?! Убери их от меня! Убери! Жутко до дрожи, до сковавшего паралича мышц. Потусторонне жутко, как будто есть еще кто-то или что-то в этом мальчишке. Кто-то, кого спасать бы не стоило. Дерек берет себя в руки сразу же, берет и запрещает выпускать контроль из неверных пальцев хоть на секунду. Он просто должен сделать свою работу. – Потерпи немного, еще совсем немного, пожалуйста. – Я истеку кровью, они сожрут меня. Сожрут, сожрут полностью… Боже, боже, боже, боже! Дерек мечется по коридору, который внезапно стал его собственной клеткой, мечется и не знает, за что хвататься, не знает и, обернувшись, видит, что сверху, за кучей сваленных валунов, черной дырой зияет провал. – Не смей отключаться, понял? Не смей терять сознание. – Дерек, Дерек, Дерек… – Не кричи, ты привлечешь еще больше крыс. Свистяще, как если бы было пробито легкое, как если бы из разорванной артерии тугой струей выливалось алое, как если бы Хейл не успел. – Дерек… – тянет жалобно, моляще, тянет, вкладывая в это короткое слово целое «только-не-оставляй-меня». Цепляется за телефон, как за спасательный круг, и сдается, всхлипывает и падает, как падают в темные воды ночью. Падает, оказываясь в цепких объятиях тетушки Истерии. Дерек только слушает, слушает и наблюдает за тем, как быстро расширяется, растет зияющая темнотой дыра наверху. – Не больше десяти минут, Стайлз, – обещает он в динамик притихшей гарнитуры. – Стайлз? Тихо. Слишком тихо даже. Оборвалось. Стаскивает бесполезный уже кусок пластика, держит на раскрытой ладони и вслушивается, надеется уловить так, но волка путают шум в трубах и сливающиеся в монотонный гул голоса людей. Здесь, снизу, наверху, у выхода, даже на дальнем конце парковки. Все, только не мальчишка. Хруст. Обломки бесполезного устройства под ботинками. *** Запах, которым пропитаны больничные коридоры, не нравится ни одному волку. Хлорка, формалин, медикаменты, приторно-сладкие сиропы, но самый сильный, несмотря на постоянную дезинфекцию, – запах крови. Свежей, подсохшей на инструментах, застарелой, едва-едва нитью вьющейся от старых, намертво въевшихся в тряпки пятен. Гнилью тоже тянет. Мясом. Дерек закрывает глаза и легонько давит на веки пальцами. Из-за проведенного в пыльном подвале времени нюх притупился, и сейчас он едва ли сможет сказать, в какой точно палате парень, которого они привезли сюда пару часов назад. Парня, который пах не шестнадцатилетним мальчишкой, а бетонным крошевом, кровью и крысами. Дерек дергается, представляя, как долго ему придется отскребать одну из этих хвостатых тварей от подошвы ботинка. Ну и хрен с ним, пусть пока поваляется так. Он пробыл в квартире не больше часа, только забрался в душ, а после – в чистые шмотки, и сразу же вернулся в больницу, по пути заглянув в один из круглосуточных супермаркетов. Он обещал кое-что. Обещал кое-кому бледному и большеротому, с россыпью коричневых родинок на бледных скулах. Кое-кому, кто так и не дождался помощи, уплыл в спасительное небытие и так и не проснулся по дороге в больницу. Успел рассмотреть там, внизу. Успел, когда, решив больше не терять времени, приподнял чертову балку, чтобы его смогли освободить и вытащить на поверхность. Анаболики, ага. Позже он свалит все на анаболики. Мелисса кивает ему с противоположного конца коридора, и он все же признает, что пора бы уже отлепиться от лифта. Отвечает так же, движением головы, и подходит к ней, игнорируя вопросительно приподнятую бровь, с которой она оценивает то, что он комкает в руках, то и дело грозясь выпустить когти и выдрать кусок искусственного меха. Дереку тяжело выдерживать этот ее «я все понимаю» взгляд, больно знакомо, пусть уже и подзатерлось в памяти. – Как он? – Очнулся. Кивает. Этот ответ его полностью устраивает, все остальное он уже и так знает. – Я могу?.. – Да, думаю, можешь. – А шериф? Она опускает голову и легонько прикусывает губу, сложив руки на груди. Дерек почти жалеет, что задал этот вопрос. Жалеет, даже уверенный в том, что Стайлз их явно не услышит. – Он уже был здесь, но пришлось вернуться в участок. Да ты и сам знаешь, – оборачивается через плечо, задерживая взгляд на двери палаты с опущенными жалюзи, – как это делается. Верно, знает. А еще слышит, как бьется сердце за этой самой дверью. – Мне туда? – отвечает вопросом на вопрос и быстро проверяет, на месте ли зацепленная за карман авторучка. – Только недолго, ладно? Не пустить тебя я не могу, но пожалей мальчика, ему и так досталось. Дерек ограничивается коротким кивком, и потенциальная миссис Хейл возвращается на пост. Ему хочется быть там, внутри. Ручка податливо опускается вниз, и полумрак, царящий в палате, разбавляет не только тусклый ночник, но и прямоугольник света из коридора. – Привет. – Ох черт. Я тебя не вижу, – отвечают Дереку с кровати, и он осторожно подходит ближе, чтобы увидеть тощего мальчишку, укрытого одеялом по самые плечи, который осторожно вытягивает правую руку и вяло машет ей в воздухе. И Хейл ловит тонкие пальцы своими. Не вполне осознанно это делает, но не отпускает, только удобнее поворачивает ладонь, чтобы сжать. – У тебя руки все еще холодные, – комментирует Дерек и делает еще шаг вперед, чтобы парень, у которого забрали даже подушку, мог скосить глаза и рассмотреть его. – А ты кажешься охренительно высоким с такого ракурса. Все теперь кажутся. Хейл только усмехается, усаживает огромного серого зайца на стул рядом с кроватью и, приподняв бровь, оборачивается в ожидании реакции. – Это просто чудовищно, чувак. Нет, правда, где ты откопал это уродище? Мех напоминает шкурки крыс. Я же теперь большой эксперт. – Облизывает губы, и кожа на скулах кажется тонкой, как пергамент. – Эксперт в том, что НЕ стоит делать. Например, удирать из дома в поисках приключений на свою задницу. – Это хорошо, что ты держишься, но… – Дерек опускается на край кровати и склоняется к мальчишке, ладонью упираясь в спинку за короткостриженой головой. – Но помолчи немного, ладно? Осторожно прикасается, гладит загрубевшими пальцами уголок его губ, и это действует почти магически. Стайлз затихает и ловит каждое его слово, боится моргнуть, чтобы не упустить ни единого движения. Указательный прикасается к подбородку, легонько давит на него, и подросток послушно открывает рот. – Тебе страшно, – не спрашивает, утверждает с усмешкой Дерек, наклоняется еще немного, и сердце в груди мальчишки под ним, кажется, вот-вот выпрыгнет через глотку. – Немного. Я боюсь, что ты съешь меня, серый волк. И да, Дереку этого хочется. Хочется иррационально странно, нелогично, но все же хочется. Хочется, когда он смотрит в расширенные зрачки карих глаз, обрамленных дрожащими ресницами. Хочется такого слабого, изломанного, хрупкого Стайлза. Наклоняется еще ниже и легонько, тщательно прислушиваясь к себе и сердцебиению мальчишки, прикрывает глаза, чтобы только коснуться, едва-едва коснуться губами чужих холодных губ. Дрожащих, искусанных. Отстраняется назад и чувствует ладонь на своей скуле, как прижимается пальцами и, решившись, легонько гладит. Невесомо. – Если я предложу тебе кое-что, что-то, что с равной долей вероятности может как излечить, так и убить тебя, примешь это? Стайлз смотрит на него в упор. Смотрит, и Дерек, сфокусировавшись, легко различает каждую точку на теплой карей радужке. И кажется, кардиомонитор за его спиной сходит с ума. Но на полминуты – не больше, после выравнивается, а тонкие пальцы продолжают гладить темную густую щетину на лице Хейла. Мальчишка кивает, легонько наклоняет подбородок, но Дереку достаточно и этого, достаточно для того, чтобы его глаза затопило красным.