Встреча по-ирландски

Ирландский бар оказался ирландским только по названию. Не то чтобы Кэссиди хорошо разбиралась в барах или своих корнях, но наливали тут, как и везде. Как и везде, тут было грязно, душно и людно. Влажный воздух пах дешёвым самогоном и его верным спутником — потом. Кэссиди уже навеселе, когда занимает единственное свободное место за стойкой. Именно это, объясняет она себе, причина её решимости. Ведь место это — рядом с ним. Она робеет в смятении, не зная, как заговорить, да и заговаривать ли вообще. От смущения заплетается язык, и она не сразу чётко выговаривает заказ, когда подходит бармен. И только потом — через пару минут — понимает: попросила то же, что и у него. А он замечает, поворачивается к ней, что-то говорит, кажется, одобряет выбор, шутит… Она лишь краснеет и улыбается, выпивает полстакана, затем ещё, и вдруг смелая мысль приходит ей в голову, разливая по телу тёплое возбуждение вместе с алкоголем. Отвечая на его шутки, она всё сильнее разжигает внутри себя желание, с готовностью делится этим желанием с ним — прикосновениями, взглядом, тихим шёпотом, склоняясь к самому уху, касаясь его губами. К тому моменту, как они вваливаются в комнату, оба уже едва стоят на ногах, но им это и не нужно. Он прислоняет Кэсс к стене, жмётся к ней телом, залезает под рубашку руками, трогая жадно, будто никак не мог дождаться. В книгах, которые Кэссиди читала в детстве, таская тайком у матери, в такие моменты пишут, что «их губы соприкоснулись». Но тут, в реальности грязной вонючей комнаты, они соприкасаются сразу языками. Поцелуй слишком влажный, но Кэсс это заводит даже сильнее, чем прикосновения его рук, и она уже старается не просто отвечать, а вести, вжимается бедром ему в пах, настойчиво, даже грубо, прикусывает кожу на шее; он отвечает ей хриплым стоном. Колени его подгибаются, и он падает спиной на кровать, увлекая за собой Кэссиди. — Поаккуратнее, красавица. Если ты будешь так резво на мне прыгать, сердце у меня не выдержит, — выдыхает он ей куда-то между грудей. — Говорят, такие упражнения укрепляют, — возражает Кэсс и снимает с себя рубашку. Он так пьян, что ей приходится помочь ему раздеться, но она и не против. Когда они уже лежат на постели голые, Кэссиди понимает, что он не прочь увидеть её сейчас, полюбоваться. Да она бы и отказывать не стала, сильнее только возбудилась от прикосновения его взгляда, но уже темнеет, и они предпочитают прикосновения рук. Она волнуется, но это хорошее волнение; не то, которое заставляет опасаться, а разливающее по коже острое, нетерпеливое предвкушение. У него уже далеко не молодое и не накаченное тело, но Кэсс и не ожидала чего-то подобного. Сегодня, тут, в нём её возбуждает нечто совсем иное. И когда она обхватывает пальцами его член, когда тот отзывается на движения Кэсс, её тело обливает волной приятного напряжения, которое следует за его грубыми пальцами, поднимается к груди, шее, губам, по которым он проводит сухим, как истончённая бумага, пальцем. А затем спускается — с жадными движениями ладони, по плечам, талии, бёдрам; пробирается, щекоча, по животу ниже, проникает между ног и где-то уже глубоко полыхает настойчивым жаром. Кэссиди кончает почти сразу, как он входит в неё, и хватает ртом воздух от удовольствия и удивления: ей-то казалось, она слишком нервничает, чтобы вот так быстро настроиться. А он усмехается ей в ухо и вжимает её резким движением в кровать. Кэсс проводит пальцами ноги по его ягодице, скрещивает за его спиной лодыжки, выгибается навстречу. Дыхание её, так внезапно сбитое, успокаивается, а его, наоборот — становится чаще, жестче. Он гораздо крепче, чем многие в его возрасте; да и вообще — многие. Кэссиди это нравится. Иногда ей бывает совсем всё равно, с кем делить постель, она способна подстроиться и под грубого наёмника, который и слыхом и не слыхивал про ласки и прелюдию, и под юную девушку, просящую нежности больше, чем страсти. С тем, с кем она сейчас, Кэсс и подстраиваться не приходится. Он не играет и не дразнит, не слишком груб или мягок, он умел, и Кэссиди откликается на это. На его движения, от которых только что полыхнувшее удовольствие разгорается в ней вновь; на его поцелуи, приятной щекоткой ласкающие кожу; на хриплые стоны. Она уже позволяет потоку наслаждения подхватить себя, чуть ли не с головой нырнуть в него, уже чувствует, как подкатывает последняя, самая сильная волна, как всё резко обрывается. Он выходит из неё, чуть отстраняясь, и Кэсс ловит взглядом выражение его лица. Нет, не такое удовольствие она хотела увидеть, не смазанное от необходимости себя контролировать и остановиться вовремя. Ей стоило сразу сказать ему, что сегодня можно не сдерживаться, но они были слишком увлечены для обсуждений. Он замечает её разочарование и уже готовится что-то сказать, но она останавливает его. Этот день не для извинений или сожалений. — Сегодня можно и расслабиться. — Она подмигивает, коротко целует его в нижнюю губу и, обняв за шею, прижимается к нему. — И я не хочу останавливаться на таком грустном моменте. Продолжим? Он усмехается, притягивает Кэсс к себе ещё ближе и, обхватив ладонью её грудь, целует. Кэсс кажется, что целуются они вечность. Она уступает. Это ей, молодой и полной жизни, легко возбудиться от пары прикосновений, а ему нужно помочь. Кэсс хихикает и, толкнув его на подушки, усаживается верхом, похлопывает стопами по его ногам и, наклонившись, хватает зубами мочку его уха. Видит — ему нравится, хотя он, конечно, изображает борьбу, пытается спихнуть её. Кэсс откидывает волосы назад и уже вовсю хохочет, совершенно не собираясь слезать с его бёдер. Вместо этого она наклоняется вперёд, хватает одну из бутылок со стола и, выдернув зубами пробку, глотает виски, будто это обычная вода. — Эй, оставь-ка и мне, красавица, — хрипло произносит он, пытаясь приподняться. Но Кэсс крепче сжимает его ногами, отчего он падает обратно на взбитые в месиво влажные подушки. А она смеётся, и виски брызжет у неё изо рта и из горлышка наклоненной бутылки ей на лицо, грудь, живот. — Ну и ладно, сам возьму, — улыбается он и берёт. Хватает её за талию и с неожиданной прытью переворачивает на спину. Его язык подбирает дорожку из капель на её животе, огибает сосок, и к нему тут же присоединяются губы. Кэссиди перестаёт посмеиваться, она, ничуть не стесняясь, стонет, поглаживая его плечи и спину. — Кажется, тут есть ещё. Он припадает к ямке её пупка, спускается ниже, и вот Кэсс уже выгибается навстречу его пальцам, губам и языку и старается не шуметь уж очень сильно. Когда он поднимается, чтобы её поцеловать, уже готовый войти в неё, наступает очередь Кэсс вывернуться и оказаться сверху, она даёт ему проникнуть в себя одним быстрым движением, и затем уже сама задаёт ритм, сама устанавливает правила. Больше никакой осторожности или контроля, они не для этого встретились сегодня. Она кладёт свои ладони поверх его рук, гладящих её тело и чуть надавливает, подталкивая быть смелее. И он согласно чуть ли не до боли сжимает её рёбра, хватает обломанными ногтями скользкую от пота кожу и отвечает её стонам своими. Кэсс опирается на его плечи и впивается взглядом в его лицо, радуясь, что он жмурится и не видит, как она жадно схватывает каждое его движение губ, прикрытых век, мышц лба. Именно его удовольствие сейчас возбуждает её сильнее всего. Он с силой сжимает её бёдра, чаще толкается навстречу, а она в восторге подхватывает его под выгнутую спину, схватывает губами приглушённый крик с его губ и ловит взглядом искры оргазма в его глазах. Она догоняет его мгновением позже, чувствуя внутри тёплую сперму и как становится мягким его член. Теперь он лишь спокойно улыбается, когда она соскальзывает на простынь рядом. В бутылке, что свалилась во время их «борьбы» на пол, ещё осталось на один глоток — ему. Кэссиди уже не нужно алкоголя, она аккуратно забирает из его рук пустую бутылку, смотрит сквозь полумрак, как он дышит всё медленнее и глубже, и старается не шевелиться — пусть уснёт. Тогда она выскальзывает из его всё ещё жарких объятий. Кэсс не знает точно, но очень надеется, что он не догадался и не узнал. Ведь последний раз она была для него пятилетним кудрявым рыжим чудом и такой, наверное, и осталась в памяти. Она вытаскивает из кармана кулон, мягким шагом подходит к кровати. — Ну прощай, папка. Хорошо было тебя найти, — шепчет ему на ухо кудрявое рыжее чудо, легко целует в щёку и, щёлкнув замками цепочки и двери, уходит из его жизни навсегда, как когда-то ушёл он.