Гуси

— Клавдий, — она медленно проговаривает имя, катает его на языке, наслаждается каждой буквой, — Клавдий… Вам не кажется, что мы всего лишь тени друг друга? Что нас не существует на самом деле? Что это предсмертный бред. Мы увязли в памяти друга друга, не больше того. Он отвечает не скоро. Глядит, как утреннее небо обнимает речку. Островки камыша перемежаются с низкими, скрюченными ивами. На противоположном берегу бродят белые гуси. Как она сказала тогда? «Клавдий… у меня к вам просьба. Когда… если станет совсем уж скверно… может ведь такое случится… скажите мне, пожалуйста — «гуси». Напомните… Может быть, полегчает…» Все это уже было. А может и нет. А может, никогда не случится. Трухлявый мосток чуть поскрипывает от его шагов. Клавдий садится с ней рядом, опускает ноги в прохладую воду. Ивга кладет голову на его колени. Мокрые пряди делают когда-то элегантные серые брюки тяжелыми. — Мы звездная память друг друга, — бормочет Великий инквизитор невнятно. Откуда появились в его звенящей от пустоты голове эти строчки? Вынырнули из потаенных уголков сознания. Утренний холод не вызывает дискомфорта. Он отлично расплетает запутанные в лохматый клубок мысли. Ивга чуть движет головой, желая ощутить его тяжелую надежную руку на своем затылке. — Вы мне обещали, — говорит слегка расстроенно. — Что пока я с вами… ничего плохого не случится. Хочется курить. Но вместо этого он кладет ладонь на её мокрые волосы. — Тогда будь со мной, — произносит Клавдий, — не уходи далеко. — Я никуда. Больше нет. Ведьмы не могут любить. Любовь — это зависимость. Ведьмы не признают кандалов. Ивга чуть усмехается уголками губ. Ничего-то вы не знаете, господа теоретики. Вы не знаете, как черный смерч сминается и исчезает от всего лишь слабого воспоминания о человеке. Клавдий. Ей так нравится это имя. — Замерзла? — Замерзла, проголодалась, умерла, спасла мир. Или не спасла? Какая разница. Не приставайте с глупостями. — Всё будет по другому, Ивга, — обещает он уверенно. — Почему? Что изменилось? Но она знает ответ. Инициации не будет. Потому что тогда… тогда эта тяжелая рука больше не будет ласкать её пряди. Теперь Ивга точно знает, что именно она может потерять.Теперь ей точно есть за что бороться. Как странно. Внезапно появившийся смысл пугает. — Ивга. Я давно тебе хотел сказать. Говори мне «ты», пожалуйста. Она поднимает голову, смотрит на его лицо. Глаза тревожны, требовательны. И Клавдий поддается их безмолвному приказу. Её губы горячи, руки сухи и жадны. Она пытается прикоснуться к нему везде и сразу, и от этого движения слишком торопливы. И Клавдий поневоле поддается этой спешке, как будто в любую секунду снова может услышать тонкое ржание и безнадежные колокольные звоны. Она сделала это. Лисенок с затравленными глазами смогла вырваться из ловушки для ведьмы и инквизитора. Навсегда ли? — Я хочу… касаться тебя. Много дней и ночей… держать тебя за руку. Чтобы ты ничего не боялась, — его шепот обрывист. Это потому, что он целует и говорит одновременно. И надо бы выбрать что-то одно, да вот не выходит. И ледяная вода в жилах, которая вот уже двадцать лет остужала сердце, сменяется горячей, пульсирующей кровью. Он чувствует себя… живым? — Ивга. Никогда не выпускать твоих пальцев. Никогда не разжимать… Она уже слышала эти слова. Но тогда — тогда все было по другому. Тогда было темно и безнадежно. Была несвобода. Сейчас — раннее утро и небо. И шаткий мостик раскачивается все сильнее, возмущенно кряхтя под двумя безумцами, решившими испытать его на сомнительную прочность. — Не отпускай меня. Никогда. Пока я с тобой… я буду человеком, Клав. И все будет хорошо? Или не будет? Но все уже хорошо. Она прикасается губами к его шраму на груди. Как давно он, этот маленький шрам, не давал ей покоя. Она даже слегка прикусывает его зубами — так ей хотелось это сделать. Он падает на спину, отдавая себя в ее власть. Инкизитор во власти ведьмы. Великий инквизитор во власти той, кто никогда не станет великой ведьмой. Он об этом позаботится. И обойдется без всяких серебряных кинжалов. Скверна не дотянется до его девочки. Ивга чуть приподнимается, и её волосы закрывают собой небо. — Клав, — она обхватывает ладонями его лицо, глаза-близко. — Мы оба больше не будем бояться. На том берегу гуляют гуси.