***
К еде, оставленной ей братом, Женя так и не притронулась, хотя не ела ничего уже двое суток. Половину свежего батона, два помидора и - самое ценное - настоящую шоколадку она отдала своим младшим братьям и сестрам. Забравшись на чердак, чумазая, худенькая девочка стала дожидаться темноты, невидяще смотря куда-то в шиферную крышу, на которую медленно опускались снежные хлопья. Маленькие пальчики сжимали рукоятку ржавого кухонного ножа.* * *
- Боишься? Десятилетний мальчуган задаёт свой вопрос вслух, не пользуясь мысленным диалогом. Ничего. Она все равно услышит эти глупые, ненужные сейчас слова. - Ага, - честно отвечает его собеседница, задумчиво глядя вниз. Туда, где спешат по своим делам десятки человек, которые не могут её видеть. - Но это правильное решение. Я же тебе говорила. Молчание. - Женька расстроится. И ребята. - А родители? - Да они и не заметят. Вот увидишь. - Не увижу, - грустно улыбается девушка. В необычного фиалкового оттенка глазах отражается пламенеющий закат, так хорошо различимый с высоты двенадцатого этажа. Ветер, сильный и по-осеннему холодный, развевает её длинные волосы. Красиво. - Ты ведь знал, правда? То, что меня не существует. Мальчик неспеша достаёт из кармана штанов почти пустую пачку сигарет и потёртую зажигалку. - Тебе не похуй? Какая теперь-то уже разница? Дрожащими руками он прикуривает собственную сигарету и помогает собеседнице, стоящей у самого края крыши. Холодно, блять. В отличие от нее, он-то чувствует холод, который пробирается под тонкую курточку и рваные, грязные штаны. Пальцы почти не гнутся, губы посинели, а нос и кончики ушей, наоборот, налились красным цветом. Ну и ладно. Сказал бы он, что "назло мамке бла-бла-бла", да вот только не в тему уже. - Знал, - жадно затянувшись, наконец отвечает он. Сигаретный дым, закручиваясь в замысловатые узоры, поднимается к тяжелым серым тучам, освещаемым снизу заходящим солнцем. - Откуда ты пришла-то? Воображаемая, блять, подруга... - Не поверишь. Из головы твоей. - Ты ещё и шутить умудряешься... Парень, сняв с себя куртку, аккуратно вешает её на телевизионную антенну. Подумав, закидывает к ней в карман остатки сигарет и зажигалку. Снова жадная затяжка. Горький дым растворяется в декабрьском воздухе. Через неделю же Новый Год... Дед Мороз никогда не приносил подарков этому серьезному мальчугану. Наверное, не любит он таких. Озлобившихся, грязных, выживающих в покосившихся халупах на окраине города. Кто ж таких полюбит. - Ну, я, например, - хохотнули откуда-то слева. - Заебала мои мысли подслушивать. Просил же. - Извини. Чудес не бывает. И бога нет. Это он понял с первых дней жизни. Есть только мы, здесь и сейчас. Но даже если бы это всё было - никакое чудо бы ему не помогло. Пару часов назад он своими руками убил человека. Не из-за мести. Не из принципов. Просто есть хотелось очень. А у этого мужика были деньги. После того, как он в тёмном подъезде вогнал ему заточку под рёбра, мальчуган и правда их нашел - целых две тысячи рублей в запачканном кровью кошельке. Вот сколько стоит жизнь человека. Четыре фиолетовых бумажки да пригоршня мелочи. - Труп херово спрятал, - произносит он вслух. - Да кто в этот подвал полезет... У нас еще пара дней была бы. - Семья у него. Заметят быстро. А я там наследил по глупости. В молчании, нарушаемом лишь их собственным дыханием, завыванием ветра, лаем собак, сигналами автомобилей, стоящих в вечерних пробках, они докурили. Два красных огонька почти одновременно отправляются вниз, к земле. - Ребята хоть неделю сытые будут. Последнее, что я могу для них сделать. - Полицейские ваш дом всё равно най... - И хорошо, - перебивает девушку на полуслове. - Хорошо. Увидят, что там творится. Что-нибудь придумают. Должен же быть от этих мусоров хоть какой-то прок. Девушка качает головой, глядя в глаза ребенка. - У нас одно тело на двоих. Умрешь ты - умру и я. Эх, сказанула - как из бульварного романа цитату выдрала! Ее искренний, заразительный смех всегда радовал единственного человека, с которым она может говорить. Вот и сейчас на его лице медленно появляется грустная улыбка. - Знаешь... Я, наверное, любил тебя. Люблю, в смысле. Не знаю. Не уверен. Странное чувство. Девушка вновь смеётся. - Ну ещё бы, столько лет бок о бок живём! Любишь, значит... Несмотря на то, что я воображаемая и на разницу в возрасте в десяток лет? Она протягивает руку, и ребенок с благодарностью хватается за нее. Вдвоем ведь не так страшно... Шаг. Еще один. Последний. - Тоже люблю тебя. Свист ветра в ушах заглушает последнюю фразу девушки.* * *
- О, Людка, гляди! - пьяный мужик в растянутой, залитой чем-то майке указал початой бутылкой водки на экран треснувшего черно-белого телевизора. - На нашего похож. Полная женщина неопределённого возраста приблизилась к экрану, подслеповато сощурив глаза. - Ха, и правда похож... А ну заткнись, сука! - заорала она на девочку, которая играла в углу кухни, весело приговаривая что-то на своем, детском языке. В ребёнка полетела тарелка, подвернувшаяся под руку отцу большого семейства. Разбившись о стену и осыпав девочку осколками, она сильно напугала ее. По грязному личику потекли первые слёзы. Но Женя не проронила ни слова, потому что знала - если заплачет, мама и папа опять будут кричать на неё, или даже ударят, как в прошлый раз. Схватив свою единственную игрушку - куклу с оторванной рукой, она выбежала из дома - как была, босиком, в одном лишь платье. - Да и хуй с ней, - бросил мужчина, прибавляя громкость на телевизоре. -...бщили нашему корреспонденту, тело ребёнка было найдено во дворе жилого дома номер восемь по улице Отрадной. Очевидцы сообщают, что мальчик длительное время находился на крыше здания, после чего сорвался с неё. Рассматривается версия о самоубийстве. Личность погибшего на данный момент не установлена. Ведутся... - Кстати, а где эта тварь? Я его с самого утра не видела. Дай сюда, блять! - мать отняла бутылку у своего мужа и надолго приложилась к ней. - Иди поищи его, заебал в телевизер пялиться, только и делаешь, что смотришь ящик этот, а всю работу по дому на меня свалил! - Нахуй пошла, - с этими словами мужчина с трудом поднялся из продавленного кресла, натянул армейский бушлат и, пошатываясь, вышел из дома. - Где вы там, блять!? Жрать идите! - прокричала женщина, бросая на стол четверть почти засохшей булки хлеба. Трое ребятишек разного возраста, собравшись около неожиданного угощения, спокойно разделили хлеб на равные части и быстро проглотили, будто бы опасаясь, что у них могут отнять столь ценную вещь.* * *
- Братик... - шепчет Женя, опустившись на колени около изломанного тела, прикрытого черным пакетом. - Зачем же ты... Внутри неё, да и снаружи, как будто что-то умирало, разрушалось; весь этот жестокий мир, который окружал ее с первых дней жизни, разваливается на части. Всё вокруг погибает. Она сжимает холодную руку единственного человека, который о ней заботился, и которого она по-настоящему любила. Сжимает, понимая, что ничего по-прежнему уже никогда не будет... - Эй! Девочка! Ты его знаешь? - к ней подходит мужчина с широким, добродушным лицом, одетый в форменную куртку "Скорой помощи". - Ёк-макарёк, да ты же раздетая вся... Женя вздрагивает, испуганно уставившись на врача. - Н-не бейте... - Что? Блин, не слышно ни хрена из-за этой сирены... - он раздражённо махает рукой в сторону полицейской машины, стоящей на другом конце двора и наклоняется к девочке. Но ребёнок ничего не отвечает ему. Женька, сжав кулачки, вскакивает и бежит прочь, куда глаза глядят, разбивая в кровь голые ноги. - Экая странность, - усмехается врач, отходя от тела погибшего мальчика. Через пару минут он уже забудет об этой маленькой чумазой девочке, будто бы ее и не было. Не заметит он и старой куклы, неизвестно откуда появившейся в руках паренька...* * *
- Блять, да где эта зажигалка... - злобно бормотал сквозь зубы заросший щетиной мужчина, в который раз обшаривая карманы бушлата, сворованного в прошлом году у соседа. - Точно же помню, что сюда ее ложил... Так ничего и не найдя, Сергей, вне себя от злости, направился вниз по улице, туда, где резко заканчивался частный сектор и начинались высотные дома. Надо найти сына, а то Людка разозлится. И так последнее время сама не своя. А пятнадцать лет назад - какая ведь красавица была! Весь двор за неё дрался, эх... - О! - вдруг воскликнул он, замечая что-то в высокой пожухлой траве. Купюра в 50 рублей! Потерял кто-то, что ли? Настроение мужчины мгновенно улучшилось, и он, развернувшись на 180 градусов, пошёл к одному из покосившихся домишек, насвистывая незатейливую мелодию. Вечер обещает быть замечательным. Теперь у Машки аж пол-литру самогона можно купить!* * *
Женя, задыхаясь от долгого бега, падает на ограду детского садика, который окончила в прошлом году. Слёзы все еще катятся по ее щекам - страшные, тяжелые слёзы потери. Ногти скребут металл забора, а девочка не замечает ни боли, ни крови, уже стекающей с ее пальчиков. Кажется, в кармашке платья - том, который она сама когда-то пришила, что-то лежит... Помятый тетрадный листок. А на нём что-то написано торопливым, детским почерком - только вот слёзы читать мешают. Размазывая по лицу грязь, Женя нетерпеливо, по слогам читает слова, которые выводила рука самого близкого ей человека. "Женька! Мне нужно уйти от вас, совсем ненадолго. Мы обязательно увидимся снова! Помнишь доску под моим матрасом, которую я тебе показывал? Я под неё для вас спрятал немножко еды и деньги, на первое время хватит. Покушай, хорошо? Это всё, что сегодня удалось достать. Скажи спасибо дяде Коле из пятого дома, это он нас угостил. Не скучай, сестрёнка. Люблю тебя." Чернила на бумаге расплываются от падающих на них соленых капель. Прижимая листок к груди, девочка всё-таки падает на холодную землю. Больно. Очень больно. Люди проходят мимо, не замечая ее, как всегда куда-то торопясь. Не замечая страданий маленького человечка, которому, несмотря на возраст, уже довелось пережить столько, сколько выпадает на долю далеко не каждого взрослого... В истерзанном сознании ребёнка промелькнула мысль. Да. Теперь-то она знает, что нужно делать. Чтобы больше никому и никогда не было больно.