a love like legend

Есть мальчик. У него коричневые кудряшки на голове и милые ямочки на щеках, запоминающиеся зелёные глаза и улыбка, за которую можно умереть. Есть мальчик, и Луи не знает, кто он, но он снится ему каждую ночь, только парень не понимает почему. Он словно туман, он ускользает, когда пытаешься ухватиться, он никогда не говорит, и Луи, просыпаясь, забывает детали. Он никогда не может запомнить своих снов, всё, что они оставляют, прежде чем исчезнуть навсегда — это глубокое чувство пустоты, что ранит его, что остается отверстием пули в сердце; он всегда удивляется, просыпаясь, почему левая сторона постели пустая и холодная. Ответа никогда не находится. Он больше никогда не чувствует тепла. Зелёный его любимый цвет, но он никогда не ответит на вопрос "почему?". * Правда в том, что первая их встреча — далеко не первый раз, когда они встречают друг друга. Ещё одна правда в том, что никто из них об этом и не догадывается. Ложь: может в этот раз они не разобьют друг другу сердца. * В этой вселенной это происходит в тускло освещённой уборной за кулисами Х-фактора. Луи восемнадцать, его глаза распахнуты в восхищении, разглядывая всё вокруг, словно чудеса, его руки дрожат от страха. Он не может поверить, что это происходит с ним. Это его шанс стать кем-либо, достичь того, чего он всегда хотел; он не может быть ещё счастливее, или, по крайней мере, это то, что он говорит себе. Может, это сможет заполнить пустоту в моей груди, может, это то, что я так долго искал, и это всё, о чём он может думать. Его душе словно недостаёт чего-то, но он понятия не имеет, что это. Он живёт с этим всю жизнь, и он привык к этой мысли, как неохотно привыкают и другие люди к тому, что не в силах изменить. Вот так и он, чувствует пустоту и знает, что он не может это изменить. С ним что-то не так, только он не позволит этому остановить его. Он вытирает руки, его разум далеко, и, оборачиваясь, он случайно наталкивается на другое тело. — Черт, прости, — ругается он, отступая на шаг назад и оглядываясь. Первое, что он видит — зелёные, зелёные глаза, что зарождают слабое чувство узнавания в его животе. Он моргает, оглядывая лицо мальчика. Он... он миленький, его черты всё ещё окрашены детской припухлостью, кудряшки, ямочки на щеках и извиняющаяся улыбка. — Всё окей. Я просто не смотрел под ноги, — пауза, и любопытные глаза оглядывают его лицо в ответ. — Я Гарри. — Луи, — на автомате произносит он, наконец-то собирается с силами, чтобы отбросить всё ненужные мысли и отвечает Гарри улыбкой. И вот так всё и начинается в этот раз. * А вот теория. Пространство и время бесконечны, они всегда существовали, и это значит, что в каком-то смысле некоторые события должны повторяться. Это значит, что есть не одна вселенная, их целое множество, и все они существуют одновременно. Ещё одна теория состоит в том, что, если ты хорошенько осмотришься по сторонам, ты сможешь заметить другую свою версию. Только это не совсем правда, не в случае Гарри и Луи. Они никогда не встречали других своих версий, но они связаны, и это заставляет их встречаться, снова и снова, в каждой вселенной, в которой они рождаются. И каждый раз они влюбляются друг в друга. * На дворе 1941. Они познакомились ещё в детстве и никогда больше не разлучались; они растут в объятиях друг друга, и в этот раз любовь приходит постепенно, мягко. Ну, настолько мягко, насколько это может быть в их мире. Они крадут друг у друга поцелуи в тёмных переулках, проводят ночи под одеялом на кровати Луи, пока его мама на работе. Здесь же, под одеялом все их надежды и обещания, нежные сердца и невинность. Луи говорит: — Однажды всё будет иначе, любимый. Я обещаю. Однажды нам не придётся прятаться, и мы будем жить где-нибудь в глуши в деревне, правда? Может, я куплю нам ферму, война закончится и никому не будет дела до двух парней, что будут держаться за руки. Мы проживём наши жизни на всю, ты и я, я клянусь. Впереди целая вечность для нас двоих. Гарри улыбается его словам, пока Луи влюблённо зацеловывает ямочки на его щеках. В комнате темно, нет ни звука, кроме их тихих мягких дыханий, и кажется, что момент длится целую вечность. Луи хочет сберечь его, закрыть в банку и, может, вспоминать об этом моменте в те плохие дни, когда солнце не выглянет из-за тяжелых туч осветить землю, в те плохие дни, когда всё будет казаться безнадёжным. Всё, что они когда-либо знали — это они сами: для Луи любовь — это Гарри. Любовь — это глубокий голос, улыбка с ямочками на щеках, тот самый оттенок зелёного. Любовь - это они в десять, шестнадцать, восемнадцать. Любовь — это страх, любовь — это секрет. И в один из солнечных дней тремя неделями позже Луи клянётся, что любовь — это боль. — В смысле тебя призвали? — его голос высокий, полон отрицания, и Гарри не поднимает взгляд. Он смотрит на свои руки, его нижняя губа дрожит. Они сидят на кровати Луи, бок о бок, но для Луи между ними уже пропасть в океан. — Я-я... получил письмо утром. Я уезжаю на следующей неделе, я... Лу, — глаза Гарри наконец-то находят его. Он никогда не выглядел таким испуганным. — Лу, я не хочу уезжать. Я не хочу... Всхлип прерывает предложение, и Луи беспомощен против всепоглощающей надобности защитить этого мальчика любыми возможными способами. Он притягивает Гарри к себе и зарывает пальцы в кудряшки. Это должно было быть успокаивающе, но его руки ощутимо дрожат. Гарри собирается на войну. Гарри собирается уйти с возможностью никогда не вернуться обратно. Он закрывает глаза и зарывается лицом в копну кудряшек, голова парня лежит на его груди, и он изо всех сил пытается не плакать. Ему нужно держаться, хотя бы для Гарри. — Чшш, дорогой. Всё в порядке, всё будет в порядке, я не позволю ничему случиться с тобой. Всё в порядке. Они проводят оставшиеся дни в обнимку так, словно могут остановить время силой своих объятий. Гарри уходит. Он не возвращается. Луи так и не покупает ферму. * Они чувствуют себя так, словно часть из них отсутствует, пока они не встречают друг друга. Они помнят друг о друге только во снах, что исчезают с наступлением утра. Иногда они находят способ жить с этим. Иногда — нет. * Есть другая жизнь, в которой причина, которая разделяет их, следующая: Гарри не может справиться с чувством того, что его душе не достаёт её необходимой частицы. Всё вокруг пресное, и чувство счастья то, что чуждо ему; всё что он знает, это только наркотики и алкоголь, он гоняется за счастьем, что спрятано в бутылках текилы и дорожках белого порошка; он пытается и пытается и пытается, и, когда он встречает Луи, в нём слишком много трещин. Луи яркий и громкий, и с ним Гарри взлетает выше, чем когда-либо мог с наркотиками. Они влюбляются быстро, они влюбляются глубоко. Но любовь не сильнее зависимостей. Любовь не может стереть годы безрассудства, и равноценный желанию Луи помочь огонёк одержимости таится во взгляде Гарри. Прошло три года, и он больше не может это терпеть. Не может терпеть запах алкоголя в дыхании Гарри, его красные глаза, не может быть рядом, видеть, как Гарри разрушает себя. — Я не могу остановиться, Лу. Я пытаюсь. Я просто... — это то, что постоянно говорит Гарри. Меня недостаточно? спрашивает он себя. Почему меня недостаточно? И он ведь любит Гарри так сильно, он любит этого разрушенного парня, из трещин которого видно солнце, но любовь не всегда значит "долго и счастливо", любовь не всегда значит преданность и самоотверженность. Он в третий раз должен вызвать скорую, потому что нашёл Гарри на полу в ванной с частичками белого порошка у носа, и он осознаёт, что Гарри никогда не перестанет, потому что его зависимости всегда были его реальностью. И он ничем не сможет её заменить. Он собирает вещи и уходит. Эхо тебя недостаточно, трус, никогда не достаточно следует за ним по пятам. * Шаблон: они встречаются, они влюбляются, они разрушают друг друга. И в этом вся их трагедия. * — Если бы ты мог обладать чем угодно во всём мире, что бы это было? Ты, думает Луи. Ты, ты в моей постели, ты в каждом утре, вечере и моменте между ними, ты, только ты, навсегда, ты с кольцом на пальце и губами, касающимися моих. Небо насыщенно синее над ними, трава мягкая под их телами. Это прекрасный тёплый день, но одна из частичек, из которых состоит душа Луи, никогда не оттает. — Я не знаю, Хаз. У меня есть всё, что мне нужно, правда же? — он нагло улыбается. Гарри смеётся и тычет ему в живот. — Должно же быть что-то, чего ты хочешь, давай. Я хочу знать. Он никогда не может отрицать Гарри что-либо. Он вздыхает, словно ответ — это тяжелейшая нагрузка, но он простой и он готов слететь с его языка. Я хочу, чтобы ты любил меня. Но он не может просто взять и сказать это. Он слишком напуган, и проще жить, храня свою любовь секретом всегда, чем позволить Гарри отвергнуть его чувства. Не то что он отнесётся к нему жестоко, нет. Гарри сделает всё наоборот: он будет понимающим, нежным, может даже отнесётся к нему с жалостью. Ему не нужно это. — Я хочу переехать в большой город. Я хочу, чтобы у моей мамы всегда было достаточно денег. Я хочу... Я хочу, чтобы моя любимая футбольная команда выигрывала каждый матч, я просто хочу быть счастливым. Я хочу, чтобы мы были друзьями до конца наших жизней. Он проглатывает слова, что так и рвались с языка, и поднимает взгляд на Гарри, который смотрит на него с мягкой полуулыбкой. Он чувствует себя уязвимым, словно все его внутренности выпали на зелёную траву, словно он позволил Гарри смотреть, как истекает кровью. — Всё так и будет, Лу. Ты получишь всего, чего ты хочешь, да? Они переплетают пальцы. Луи закрывает глаза и представляет мир, в котором это что-то значит. То самое Я в тебя влюблён остаётся в нём ещё надолго; если бы Луи нашёл в себе смелость произнести эти слова, случилось бы следующее: Гарри ответил бы ему взаимностью. Он узнал бы, что Гарри чувствует к нему то же, и что он, как и Луи, слишком боялся быть отвергнутым, слишком боялся разрушить то, что у них было. Их жизненные пути неразделимы. Годами позже Луи наблюдает, как Гарри идёт под венец с кем-то другим, отыгрывает свою роль шафера и топит своё сердце бутылками водки. * Иногда у них даже нет шанса; есть вселенные, в которых Гарри рождается как раз тогда, когда умирает Луи. В другой они едва касаются друг друга плечами, столкнувшись на одной из улиц Нью-Йорка, и когда Луи оборачивается, Гарри уже исчез, поглощённый толпой. Ком в его горле стоит ещё долгое, долгое время, и привкус упущенной возможности не покидает его рта. У всех этих вселенных есть нечто общее: их истории всегда обречены на плохой конец. Десятки прожитых жизней, и всё идёт по тому же сценарию. И если бы Луи и Гарри знали, они спросили бы: а что же случилось в первой вселенной? Были ли мы несчастливы и там? Мы проебали нашу возможность настолько глупо, что обрекли себя на это? И если есть последняя вселенная, которая была бы концом всего, состарились бы они, наконец, вместе, прожили ли они жизни, которых хотели? Как много разрывов сможет вынести душа, прежде чем сдаться? * Есть и вселенная, в которой они не знают, как правильно любить. Их касания жалят ядом, но они не могут ими насытиться; Гарри растет в семье с матерью-одиночкой, а Луи никому не доверяет. Они трахаются и курят вместе, они нежно касаются друг друга в средине ночи и притворяются по утрам, что ничего не случилось. Луи не знает, как впустить кого-то в свой мир, он не знает, как любить так, чтобы это не причиняло боли. А боль — это то, что Гарри знает лучше всего: они идеальная пара, они тикающая бомба, готовая взорваться. Они живут моментом, не утруждают себя разговорами о будущем. — Живи быстро пока молод и все дела, дорогой, — говорит Луи и его губы сжимаются вокруг косяка. Они спят с разными людьми, но всегда возвращаются друг к другу. Луи не может отпустить этого парня, которому не доверяет; доверять — значит отдать кому-то власть над тобой, а он не хочет так рисковать. Они сидят вместе на краю тротуара, совсем рядом располагается скейт-парк. — Ты виделся с Зейном недавно? — спрашивает Луи. Он пытается, чтобы это не звучало обвиняюще; он знает, что Зейн и Гарри поебываеются время от времени, и у него нет никаких прав на ревность. Так же он спит с Лиамом. На шее Гарри засос, метка, которую оставил не Луи. Всё его тело рвёт от желания коснуться её губами и засосать кожу Гарри, сделать её своей. Сделать его своим. Он ненавидит себя немного. — Да, виделись вчера. Это тебе Лиам сказал, давно? — отвечает Гарри, его голос полон насмешки. Луи пожимает плечами. — Что, ревнуешь? — он не может не обвинить кого-либо в своих же грешках. — А ты? Луи хмыкает. — Нет. Да. Тишина напрягает, и Луи оборачивается к Гарри; взгляд второго парня полон чего-то, подходящего названия чему он не может найти. Он чувствует себя обнажённым. — Ты ревнуешь, не так ли, — это не вопрос. И просто когда была пересечена та черта, где Гарри научился читать его настолько хорошо? Этого не должно было случиться. — Я не ревную, что за херню ты несёшь, — он встаёт и забирает сигарету. — Ты ревнуешь, хватит мне врать. Луи, послушай... — Отъебись, Гарри. Почему он не может удержать свои руки на месте? — Нет. А теперь послушай. Я, блять, так больше не могу, Луи. Это... что бы это ни было. Я не хочу, чтобы ты был моим только наполовину. Сигарета наконец зажигается, только вот первый вдох не облегчает давления на лёгкие. Он не смотрит Гарри в глаза. — Никто не держит тебя здесь насильно. — Ты держишь! Ты даже не осознаешь этого, но я не могу просто, блять, взять и уйти, если ты не заметил, я пытался, я пытался изо всех сил, и всё равно приходил хотя бы ради моментов твоего внимания, я заебался, Луи! Как будто он держал его прикованным к себе. — В чём моя вина? — голос лишен эмоций, он сомневается, что когда-либо сможет почувствовать что-либо снова. — Ты влюбил меня в себя! Вот в чём твоя ебаная вина, ты мудак, Я-ты... Я не должен был. Я, блять, не хочу любить тебя, ты... это, мы... это всё так ненормально, Лу. Но ты продолжаешь держать меня здесь, рядом, и я не могу дышать. Я не могу дышать с тобой, я не могу дышать там, где тебя нет. Я словно в ловушке из-за тебя, Луи. Каждое слово ранит его ножом в сердце. И дело в том, что Гарри прав. Он всегда прав. Они крадут друг у друга кислород, эгоистично, жестоко. Гарри хочет слишком много: он никогда не остепенится ради одного человека, в нём слишком много любви. Может, он и любит Луи, но он любит Зейна тоже. Он не сможет предать ни одного из них. Он не знает как. Луи не любит Лиама, не так. Он любит Гарри, как пламя любит бензин, как страдания любят невиновных, как смерти любят зоны боевых действий. Они сжигают друг друга, разрушая и себя в процессе. Это неправильно. Он позволяет сигарете упасть на пол, тушит её, наступив на неё подошвой изношенного кроссовка. Смотрит на Гарри в последний раз, принимает его потухший взгляд и искривлённые от несчастья губы. — Значит не люби меня. Я не буду твоей клеткой, Гарри. Не можешь уйти? Значит, я уйду. Он оборачивается даже не прощаясь, игнорирует, как разрушает его на части чувство пустоты, пришедшее вслед словам и решению. Гарри не зовёт его. Он принимает дозу, находит Лиама и трахается с ним; Гарри преследует его каждый раз, как он закрывает глаза. * А затем следующая вселенная. Они случайно сталкиваются в уборной, попадают в одну группу по велению судьбы, и они становятся One Direction. Они проигрывают в Х-факторе, но находят друг друга. Они на вершине мира, головы вскружила внезапная популярность, любовь и крики тысяч фанатов. Они не могут держаться за руки на публике, но всё в порядке, потому что целоваться за закрытыми дверями им пока что достаточно. У них есть всё, о чём они когда-либо мечтали, и это чувство топит жадность, они хотят большего. Всё по-прежнему кажется таким хрупким иногда, даже спустя почти два года, словно их успех может рухнуть вмиг, как карточный домик. В своей комнате, в своём доме они соединяют ладони и думают о будущем. — Как ты думаешь... Знаешь, иногда я чувствую, словно знаю тебя целую вечность, — бормочет Гарри. Луи чувствует себя легче с тех пор, как встретил Гарри. Он чувствует больше. Он понимает, что имеет в виду Гарри, но не может это объяснить. — Может, мы встречали друг друга в прошлых жизнях или что-то вроде того, — Луи шутит, пожимая плечами. — Да, может, — кажется, Гарри задумывается всего на секунду, прежде чем продолжить. — Как ты думаешь, мы были в них счастливы? Так, как мы счастливы сейчас? — Мы были самыми счастливыми, я уверен. Не могу представить вселенной, в которой мы не были бы вместе. Он даже не понимает, о чём толком они говорят, потому что сама идея с реинкарнацией и других жизнях кажется ему странной, но этот огонёк в глазах Гарри подсказывает, что он правда в это верит. И Луи скажет, согласится с чем-угодно, лишь бы сделать Гарри счастливым. — Может, тогда нам не приходилось прятаться. Это было бы круто, да? Не нуждаться в прикрытии. Показывать нашу любовь остальному миру. Отголосок грусти таится в голосе Гарри. Луи тут же берет его за руку и крепко сжимает, ненавидя сложившиеся обстоятельства. Они не думают много об этом, они стараются быть благодарными за то, что у них есть, но иногда это слишком сложно. Глубоко внутри они не могут не пожелать ещё одной вещи. Мечты о свободе это нечто запрещённое в бледных стенах их дома. — Любимый, эй, не думай об этом. Всё это, все эти скрывания, это всё... временно. Однажды мы скажем миру как сильно любим друг друга, ладно? У нас впереди целая жизнь, Хаз. Луи понимает слишком поздно, что его фраза предполагает, что всё это время они проведут вместе, и, может, он забегает слишком наперёд, но улыбка, что тут же расцветает на лице Гарри, стирает все сомнения. — Навечно? — Да, детка. Навечно. Я обещаю. * Луи получает самый жестокий урок и больше никогда и никому не обещает вечность.