ТЁМНАЯ СТОРОНА

POV Брайана Наверное, я немного лицемер. А может, и не немного. Так трудно взглянуть на свое лицо, на свое поведение и на свои поступки со стороны и оценить их — честно и беспристрастно. Роджер вот всё отлично понимает. Мы так много времени в своей жизни провели вместе, что мне не нужно ему ничего объяснять — он и так поймет, и не нужно оправдываться — он не поверит. И от этого почему-то легче — от того, что есть человек, перед которым тебе не нужно притворяться. Зато перед десятками тысяч зрителей я привычно пускаю слезу на сцене в «особенно трогательных моментах», тяжело вздыхаю и говорю нужные им фразы: «Он с нами» или «Мы делаем это для него». А самое интересное, что я не обманываю. Я ведь действительно любил его. И люблю. Мы все его любили, мы все были его фанатами. И я, и Роджер, и Джон — мы все так же попадали под его магию, как и зрители. И так же, как фанаты, я порой не мог отвести от него глаз на сцене. И порой мне хотелось зажмуриться — такой ослепительный свет, мне казалось, шел от него. И всегда, пока он был рядом, я был лучше, чем я есть на самом деле, я даже не вспоминал о своей «тёмной» стороне. О своей ревности. О своей зависти. Я знал, как это отвратительно — гадко и мелочно — испытывать, пусть подспудно, эти чувства. А они были сильнее меня. Мне хотелось быть таким же заметным, таким же ярким, таким же любимым, таким же блистательным, каким был он. Порой сводили с ума вопли фанов на концертах «Фредди! Фредди!» Словно перед ними был сам Господь Бог — они больше никого и ничего не замечали. А мы привычно отходили на дальний план. И Джона, и Роджера такое положение устраивало. Видимо, они полностью реализовывали себя в другом — Джон в семье, Роджер в своих разнообразных увлечениях. Их никогда не угнетала роль «второй скрипки». И только я принимал её, скрипя зубами, привычно нацепляя скромную улыбку. Эта двойственность закончилась в тот день, когда мы узнали о его болезни. Вот тогда вся эта гадость умерла во мне в ту же самую секунду. Как бы мне хотелось, чтобы навсегда… Я плохо помню 25 и 26 ноября 1991 г, но четко помню ночь с 24 на 25 ноября. Мне сообщили сразу же, около семи вечера. Я свернулся в тугой и больной клубок, долго лежал в углу кровати, а потом вызвал такси и поехал к Гарден Лодж. Это было важно, просто побыть возле его дома, не заходить туда, ни с кем не разговаривать, но словно вновь прикоснуться к нему — живому… Возле особняка находились толпы людей со свечами и цветами. Мы проехали подальше, я вышел из машины, остановился в тени, за фонарем. Ветер доносил стоны, выкрики, рыдания, где-то рядом выла собака — тоскливо и протяжно. И вдруг я понял, что это не собачий, а человеческий вой. И голос такой знакомый… Это был Роджер. Он сидел прямо на ледяной мокрой земле, смотрел в ночь широко раскрытыми глазами и всхлипывал. И когда я подошел — он меня не увидел. От него сильно пахло виски.  — Пойдем, я отвезу тебя домой, — я положил ему руку на плечо. Но он даже не взглянул на меня.  — Отвали, — хрипло ответил. Я так и не понял, узнал он меня тогда или нет. Зато я понял, что именно тогда в мою голову вновь закралась предательская шальная мысль: «Ты не так убит горем как он или Джон. Потому что теперь ты — главный, а тебе это приятно. Приятно быть в центре внимания». Я гнал ее от себя, но она возвращалась вновь и вновь, упрямо, назойливо. И я надел эту, теперь уже словно приросшую ко мне маску — маску Брайана Мэя, хранителя «той самой "QUEEN"». Маска всегда на мне во время интервью, передач о нем или о группе, во время наших сегодняшних шоу. А иногда я вижу наши настоящие, старые концерты и снова ощущаю его ослепительный, яркий, чистый свет. И снимаю её. Потому что он тоже знал о моей «тёмной стороне». И мне нет нужды перед ним притворяться. И я бессознательно шепчу: «Прости меня, Фредди».