ГЛУПЕЦ. РАУНД ВТОРОЙ И ПОСЛЕДНИЙ

Сколько он здесь? Недели, месяцы? Джон даже примерно не представляет, он давно потерял счет времени и, честно говоря, не слишком стремится его найти. Прошлое существует лишь постольку, поскольку болят его раны, уже нанесенные ему Мориарти, настоящее существует постольку же, а будущее… будущее целиком зависит от того, какую еще боль ему придется вытерпеть. В данный момент его прошлое и настоящее это длинный и глубокий порез на внутренней стороне бедра. Он совсем свежий, не затянувшийся, его надсадно и остро дергает болью при малейшем движении. Хотя в целом положение Джона, пожалуй, нельзя назвать неудобным. Ему не холодно, несмотря на то, что он полностью обнажен, ошейник почти не давит на горло, а связанные за спиной руки не мешают лежать на боку, подтянув колени к животу. И даже эта, растягивающая его, штука в заднице сейчас не слишком досаждает. Цепочка, соединяющая его ошейник и металлическое кольцо на стене, достаточно длинна, так что, если захочет, он может даже сесть. Он может лечь на живот, вытянув ноги. Он может… менять положение. Все это гораздо, гораздо лучше, чем лежать распятым на столе. При мысли о столе у Джона скручивает желудок, все мышцы тела напрягаются, отчего пробка в анусе вдруг кажется болезненно огромной. Джон несколько раз медленно вдыхает и выдыхает, заставляя себя успокоиться, а тело расслабиться. У него на глазах повязка, но ему ничего не нужно видеть, он и так знает, что его окружает. С одной стороны – стол (по коже вновь пробегают мурашки), с другой – кровать. Да-да, в комнате есть кровать. Но вовсе не для того, чтобы Джон на ней спал – он всегда спит исключительно на полу, кровать – для утех. Утех с Мориарти. Джон осторожно приподнимается, переворачиваясь на другой бок, но как бы осторожно он ни двигался, кожа вокруг пореза натягивается, вновь вскрывая рану, и Джон едва слышно охает. А еще он знает, что Шерлок никогда за ним не придет. Никогда. Как-то раз после минета, одобрительно потрепав его по щеке, Мориарти все ему рассказал. Был взрыв, пожар, погибли люди. Джон тоже погиб. Его обращенное буквально в пепел тело было похоронено и оплакано родственниками и друзьями. Шерлок похоронил его. Так что Джон давно уже ничего и никого не ждет. Он лишь выжидает. Выжидает и готовится. Он слышит звук открывающейся двери и понимает, что рад. Действительно рад, потому что опять будет что-нибудь происходить, а значит, может представиться случай. Он торопится подняться и встать на колени, исполняя ритуал, потому что иначе его ждет наказание. Прохладные пальцы касаются лица, снимая повязку, Джон моргает и жмурится, пока глаза привыкают к свету. Его лицо обращено вверх, к тому, кто теперь является его хозяином. – Привет, зверушка… – ехидно и ласково тянет Мориарти и с явным удовольствием окидывает взглядом покорную фигуру Джона. – Как ты тут? Скучал по мне? Пальцы собственнически зарываются в волосы. – Скучал, я спрашиваю? Джон поспешно кивает, не отводя глаз от лица Мориарти. Тот выглядит удовлетворенным. – Хорошо… Его взгляд снова скользит по обнаженному телу пленника, по плечам и груди, дальше по животу и вниз, туда, где между слегка раздвинутых ног Джона мягко свисает его член. Верхняя губа Мориарти чуть приподнимается, хищно обнажая зубы, и он несколько раз, играясь, поддевает член носком щегольского ботинка. – Развлечемся сегодня, зверушка? Джон опять напряжен, руки за спиной сжимаются в кулаки, он слегка дрожит, в любой момент ожидая удара. Но Мориарти оставляет в покое его гениталии. – Хочешь чего-нибудь? – ладонь снова на лице, тискает щеки, нос и губы. – Есть? Может быть, пить?.. Пить. Да. Джону очень хочется пить. Он еще раз кивает, чувствуя, как дерет пересохшее горло. – Пить? Отлично, – Мориарти неприятно усмехается. – А я как раз собирался отлить. Открывай рот… Глаза Джона расширяются. Он обмирает, в ужасе глядя на своего мучителя, и тот расплывается в сумасшедшей улыбке, наслаждаясь его реакцией. – Ну! Мориарти грубо вцепляется Джону в отросшие волосы на затылке и далеко запрокидывает ему голову. Джона бьет дрожь, он готов умолять – пожалуйста, нет, пожалуйста, это слишком, пожалуйста… Но его хозяин наклоняется и с угрожающим спокойствием интересуется: – Опять захотелось на стол? А, зверушка? Слезы застилают глаза. Джон смаргивает их, с тупым отчаянием понимая, что он в сотый раз должен делать выбор – выбор между отвратительнейшим унижением и дикой болью. Он судорожно всхлипывает и отрицательно мотает головой. – Нет? – Мориарти выпускает из пальцев его волосы и расстегивает ширинку. – Тогда открывай рот. И в твоих интересах сделать так, чтобы на пол не упало ни капли. Джон зажмуривается и открывает рот. Он сильно вздрагивает, когда его губы обдает горячей, вонючей струей, но даже не думает о том, чтобы отстраниться, ловит, глотает, давясь, конвульсивно передергиваясь от омерзения и чувствуя, как стекает по подбородку и капает на колени. – Молодец. Послушная зверушка… – Мориарти снова прячет член в брюки и оглядывает Джона с неподдельной брезгливостью. Потом отцепляет от ошейника цепочку и командует: – В ванную! Джон с трудом поднимается, ноги трясутся, вкус и запах мочи выворачивают наизнанку. Он едва успевает добраться до унитаза. Его рвет долго, мучительно, до судорог в пищеводе, но даже после рвоты не становится легче. Он заползает в душевую, по-прежнему связанными за спиной руками еле-еле отворачивает краны. Отрегулировать воду не получается, и он стоит почти под кипятком, смывая с тела последствия издевательства, глотает воду и полощет рот. Потом вынимает из зада пробку и начинает себя подготавливать. Зафиксированные сзади руки затрудняют процесс, но Джон навострился. Дверь резко распахивается, Мориарти насмешливо смотрит на своего пленника, который сидит на унитазе и делает себе клизму. Чувства стыда нет уже давно, как, впрочем, и всех других чувств. Все, чему подчинена сейчас жизнь Джона – делать так, чтобы ему причиняли как можно меньше боли, и выжидать. – Старайся лучше, малышка… – Мориарти скалится и вновь захлопывает дверь. И Джон старается. Он старательно вливает в себя воду порция за порцией, потому что слишком хорошо помнит тот раз, когда отнесся к подготовке без должной ответственности и Мориарти заставил его вылизывать пол. Когда он выходит из ванной, Мориарти уже полностью раздет и сидит на кровати, прислонившись к изголовью. – Повернись. Джон поворачивается спиной. – Наклонись. Джон прогибается в пояснице. – Покажи. Джон, как может, разводит в стороны ягодицы, демонстрируя влажную, розовую, растянутую дырку. – Маленькая шлюшка… – довольно цедит сквозь зубы Мориарти и хлопает по постели ладонью. – Давай сюда, для начала поработаешь языком. Языком Джону приходится работать даже чаще, чем задом. Еще в самом начале, почти сразу после того, как Джон «сломался», Мориарти жестко трахнул его, а потом заставил вылизать себя снизу доверху, от пальцев ног до аккуратно стриженого затылка. Каждый дюйм кожи, каждую складочку. Джон встает коленями на постель, придвигается ближе и склоняется над пахом хозяина. Он начинает с мошонки, накопив слюны, влажно лижет, посасывает и потягивает яички. Потом чуть прихватывает зубами основание члена. Он хорошо знает, как надо, чтобы Мориарти нравилось, и это знание зафиксировано на его собственном теле множеством заживших и свежих порезов. Вот и сейчас у Мориарти в руке маленький и острый нож, чуть что готовый найти дорогу к телу Джона. Джон обхватывает губами головку, быстро скользя по ней языком, потом заглатывает член почти целиком. Мориарти довольно урчит, его рука щупает зад Джона, властно и сильно сжимая ягодицы, оставляя на коже следы от ногтей. – Моя зверушка… – пальцы больно щиплют мошонку, но Джон только жалобно мычит и шире раздвигает ноги, чтобы Мориарти было удобнее. Тот вдруг резко дергает Джона за волосы, заставляя поднять голову. – Садись! У Джона тревожно стягивает в груди, когда он понимает, чего от него хочет хозяин. Он хочет, чтобы Джон сел сверху. А это почти случай. Стараясь ничем не выдать волнения, Джон перекидывает через Мориарти ногу и, направив его член себе в анус, осторожно насаживается. – Хорошая зверушка, хорошая… – Мориарти ладонью сжимает его горло. – Так… вот так… Джон усердно двигается, то напрягая мышцы, то расслабляясь, позволяя члену Мориарти легко скользить внутри себя. Он чуть наклоняется, меняя угол проникновения, пытаясь заставить свое тело реагировать на происходящее. У него получится. У него должно получиться. Мориарти не сводит с пленника сумрачных глаз, и Джон отвечает ему максимально покорным взглядом. Его старания не проходят даром, и член потихоньку наливается кровью. Наконец, он чувствует, что может действовать дальше. Джон склоняется, вылизывая Мориарти соски, потом бросает на него робкий взгляд. Ему не позволено заговаривать без разрешения. Последний раз, когда он на это осмелился, Мориарти искромсал ножом ему губы, и порезы так до конца и не зажили. – Ты что-то хочешь сказать, зверушка? Кивок. – Говори. – Я… – Мориарти опасно прищуривается, и Джон тут же исправляет оплошность. – Пожалуйста, позволь мне… подрочить сейчас… с тобой… Мориарти опускает взор и ухмыляется, видя вставший член Джона. – Шлюшка… – презрительно и почти нежно тянет он. Джон замирает, понимая, что сейчас решается все. Мориарти молчит некоторое время, потом, снова ухмыльнувшись, развязывает Джону руки, перехватывает их спереди и снова связывает. От близости цели у Джона горит и кружится голова. Только бы не выдать себя, только бы не выдать. Стараясь не обращать внимания на острую боль в порезанном бедре, он продолжает двигаться вверх-вниз, одновременно обхватив ладонью свой член. Каждый его нерв натянут до предела, глаза не отрываются от лица Мориарти. Джону очень страшно. Страшно упустить момент. И, наконец, это происходит. Мориарти кончает, вздрагивая, больно вцепившись Джону в раздвинутые бедра, и на мгновение закрывает глаза. И в ту же секунду Джон бросается вперед и со всего маху бьет Мориарти головой в лоб, а потом с силой ударяет сцепленными в замок руками по виску. Мориарти заваливается на бок. Джона так трясет, что у него не сразу получается зажать нож между колен, чтобы разрезать веревки на запястьях. Он очень торопится, до смерти боясь не успеть. Освободив руки, он тащит с кровати бесчувственное тело, но ему тяжело, он слишком ослаб от пыток и волнения. С трудом взгромоздив Мориарти на стол, Джон связывает мучителя так же, как часто лежал здесь связанным сам: руки закинуты за голову, ноги разведены в стороны с помощью металлического штыря и закреплены по бокам. Теперь можно чуть-чуть передохнуть. Джон потирает запястья и пытается унять дрожь нетерпения в своем истерзанном и поруганном теле. Когда Мориарти приходит в себя, Джон стоит рядом и в руках у него кляп. Мориарти достаточно секунды, чтобы оценить ситуацию. В глазах вспыхивает дикая злость, а губы презрительно искривляются. – Тебе все равно не выбраться отсюда живым, зверушка… И тут Джон улыбается. Улыбается, несмотря на резь в израненных губах. Улыбается, наслаждаясь, видя, как в сумрачных глазах появляется понимание, что означает эта улыбка. – А ты действительно думал, что я еще хочу жить, после всего, что ты со мной сделал?.. – шепчет Джон, наклонившись к самому лицу Мориарти. – Глупец… Ты действительно так думал. Это так мило… Он грубо надавливает Мориарти на подбородок, заставляя открыть рот, и вставляет кляп. Он не знает, сколько у него осталось времени, прежде чем люди Мориарти поймут, что дело неладно, а потому не намерен разводить долгих разговоров. Джон берет стек и на несколько секунд застывает, оглядывая член и мошонку Мориарти. Он слишком близко знает на них каждую складочку, каждую венку. Он слишком хорошо помнит вкус и запах. Джон размахивается и со всей силы, хлестко, с натяжкой ударяет по гениталиям бывшего хозяина. Мориарти дергается и гортанно рычит, пока еще больше от злобы, чем от боли. Но Джон бьет и бьет, не считая ударов, измолачивая в лохмотья ненавистные органы. И вот Мориарти уже не рычит, а визгливо стонет, он бледен, в испарине, глаза закатились. Джон краем уха слышит за дверью шум и начинает бить с еще большим остервенением, куда попало – по животу, груди, бедрам. Вспоротая плоть кровит. И захваченный местью Джон упускает момент, когда Мориарти перестает стонать. Шум нарастает, дверь сотрясается от ударов, но Джон думает только о том, сколько раз он еще успеет ударить, и немножко о том, как было бы хорошо, если бы его сняли одним выстрелом. Сорванная с петель дверь с грохотом падает. – Джон! – ворвавшись в комнату, Шерлок на мгновение застывает, пораженный увиденным, потом бросается к другу, обнимает, укрывает полами пальто, прижимает спиной к себе. – Джон, не надо, все закончилось, Джон… Но Джон еще пару раз успевает ударить по кровавому месиву на столе, прежде чем Шерлок вырывает стек из его мокрых от пота и крови пальцев. И тогда Джон кричит. Запрокидывает голову и кричит, громко, надсадно, отчаянно. Нечеловечески. И обмякает, оседая на пол в объятиях друга, пришедшего на помощь так поздно. Слишком поздно.