настоящее

Илья ловит взглядом любые знаки, которые оставляет его размытая действительность. Четкие очертания сохранили только события прошлого – настоящее разбросано красными флажками по карте мира. Каждый из них имеет свой смысл. Илья не всегда точно знает, какой. Такими красными вспышками покрыта сейчас почти вся территория Соединенных Штатов. Единственный чистый участок карты остался в окрестностях Вашингтона – человеку, официально объявленному изменником, нечего делать прямо под крылом белоголового орла. Но даже ищейки властей не прикладывают столько усилий, чтобы найти одного беглеца. Илья уже перестал торопиться, он всегда на шаг впереди них и на шаг позади Соло. Круг поиска сужается медленно и методично. Илье не хочется думать о том, что будет, когда он замкнётся. Его положение в новом мире нестабильно, об этом говорит порядковый номер, выжженный на запястье – шесть безжалостных цифр для Ильи заметнее, чем размашистая надпись «предатель», которая теперь всюду следует за его именем. Курякин заматывает руку бинтом, не надеясь, что длинный рукав куртки скроет то, чем он теперь является. Но клеймо продолжает гореть под тканью, как в самый первый день. Наверное, это было больно. Илья не знает точно. Бинт уже явно не первой свежести, как и вся его одежда, которая выглядит так, будто Илья целую неделю ночевал на улице. Вполне возможно, что так оно и было. Но сегодня он просыпается в гостинице, хотя затрёпанный мотель едва ли заслужил такое гордое имя. Такие гостиницы подходят разве что незадачливым путешественникам, оставшимся без бензина в дороге, и тем мужьям, которые делают всё, лишь бы не сохранять верность своим жёнам. А ещё беглым агентам вражеской разведки. Особенно беглым агентам. Снимая грязную одежду, Илья чувствует, как он сбрасывает с себя тяжесть последних дней. Он ощущает это физически. Становится легче дышать. «Добро пожаловать в Монтерей» – приветствует его рекламная брошюра, оставленная на прикроватном столике. Небо на фотографии нереалистично голубое – американцы в полную силу используют возможности цветной печати. Но за его окном собираются грозовые тучи. Новой строкой в его путевых заметках становится очерк о Калифорнии. Вложив брошюру в грубый переплёт, Илья записывает адрес мотеля и имя улыбчивой девушки за стойкой. Она расстраивается каждый раз, когда он забывает, как её зовут. Она, как и все, хочет остаться в воспоминаниях. Уступить ей в таком желании – это меньшее, что может сделать Илья. Запись заканчивается той же фразой, что и все предыдущие заметки. «Его здесь нет.»

***

Лучшее слово для этого города – просторный. Широкие улицы, широкое небо, широкое побережье, к которому Монтерей пристроился, устремляясь на юг. Илья тоже двигался на юг. Листовка, найденная в отеле, говорила с ним на двух языках: испещренная английскими буквами по лицевой стороне, на задней части она скрывала всего три слова: «Лас Вегас Стрип». Слова на русском языке были выведены чужой нетвёрдой рукой. Покидать Монтерей не хотелось. На выезде из города Илья покупает почтовую карточку, чтобы потом вспомнить. Еще одну в тот же день он находит на сидении автобуса. Закон парных ситуаций срабатывает снова. После безмятежности Монтерея Лас-Вегас напоминает ему растревоженный улей. Под вечер на улицах нарастает восторженный гул. Илья шагает, не глядя под ноги, но провожая взглядом огни высоток, устремленные в поднебесье. Неоновые вывески вспыхивают повсюду, ведь каждый здесь стремиться гореть чуть ярче других. Такси останавливается рядом с ним как раз вовремя – для человека, который никуда не торопится, всё происходит вовремя. Захлопнув за собой дверь, Илья обводит салон растерянным взглядом, будто бы забывая, зачем туда сел. – Куда едем? – спрашивает таксист, и голос его становится на полтона выше, когда он смотрит в зеркало на своего пассажира. Почти незаметно, но Илья слышит или, скорее, понимает по тени узнавания, мелькнувшей на лице пожилого американца. Он не уверен, ищут ли в этой стране переметнувшегося агента КГБ. Но что Курякин знает почти наверняка, так это содержание инструкций, которым гражданские должны следовать при столкновении с ним. – Лас Вегас Стрип, – просит Илья, а после зачем-то добавляет: – Меня ждёт встреча. Желтый кэб, несущий на себе отпечаток Нью-Йорка, трогается с места, пока Илья думает, как тот умудрился оказаться в Вегасе. На мгновение он успевает засомневаться, в машине дело или в нём самом. Потом Илья теряет эту мысль.

***

Встреча с ним так и не случается. Следующим вечером Илья обнаруживает себя на улице, изображённой на его открытке. Он не узнал бы это место, но карточка, забытая кем-то на сидении междугороднего автобуса, продолжала греть карман его куртки. В ней говорилось, что он оказался рядом в нужное время. Комбинация цифр, указанная после, не позволяла в этом усомниться. Илья лезет в рюкзак, чтобы посмотреть время – он больше не носит часы на руке с тех пор, как у него отобрали отцовские. Это была еще одна часть прошлого, которой он давно лишился, но до сих пор не мог её заменить. А в рюкзаке помещалось всё, что осталось от жизни Ильи к тому моменту – дешёвые часы, карта, полароид, пачка фотографий, пара карточек из разных городов и множество разрозненных заметок, к которым он обращался, чтобы помнить. «Нужное» время должно было наступить буквально через несколько минут. Таксофон разражается дребезжащим звоном, когда Илья проходит мимо него. Игнорировать анонимные звонки – это правило. Надежда – это разрушитель любых правил. Илья останавливается у телефона и пропускает ещё несколько гудков, прежде чем снять трубку. На линии его приветствует гнетущая тишина. А потом раздаётся голос. – Он ищет тебя в Сан-Франциско. Дорога до Сан-Франциско занимает целую ночь и еще пару часов нового дня. Очередной город, полный людей, для Ильи оказывается совершенно пустым. От центра он уходит в порт, просто чтобы лично увидеть символ этого места. Но для него это не Золотые Ворота. Тюрьма Алькатрас, совсем недавно переставшая функционировать, наблюдала за городом пустыми черными впадинами окон. В ответ Илья смотрит так же пристально и делает с берега несколько снимков. У пристани он сидит до самого вечера. Карта, развернутая на его коленях, заполнена красным цветом. Чем дольше продолжаются поиски Ильи, тем меньше у него шансов найти кого-то. Но из этого Сан-Франциско он уезжает налегке, только открытку, найденную в кармане, Илья прячет между сидений автобуса. Его рюкзак остается лежать у пирса 39.

***

Илья просыпается с мыслью, что нечто очень важное от него ускользнуло. Такое ощущение появляется, когда земля уходит из-под ног, а тропа теряется в пыли дорог, по которым ему уже никогда не пройти. Тощее тело, жмущееся к его боку, не имеет ничего общего с образом из воспоминаний. Стальная твердость мышц сменилась аскетической хрупкостью; это другой человек, но Илья узнает его, оглаживая угловатое бедро своей рукой. Соло некрасив, ничего не осталось от былой породистости, которая всегда выделяла его из толпы. Но теплая ладонь привычным жестом ложится сверху на широкую руку Ильи, и тот позволяет себе сжать её в ответ. Это – настоящее.