— Stiles, I’m fine...
Он спокоен. Мертвецки спокоен, что меня всегда жутко раздражает.
— Лидия, ты ведь знаешь, — он говорит монотонно, отчего меня буквально выворачивает наружу. Но вместо этого лежу на железной койке, прожигая потрескавшийся потолок стеклянным взглядом. — Ты знаешь, что случилось с…, — делает паузу, издеваясь надо мной, — со Стайлзом, — выдает, наконец. Не двигаюсь. Просто потому, что во мне огромное количество лекарственных препаратов.
— Расскажи мне, — вставляет шприц с лекарством мне в руку, но я ничего не чувствую.
Ничего. Абсолютно.
Вот уже как пару месяцев.
Он каждый день просит рассказать. Но я пытаюсь сопротивляться.
Он не должен знать, что с ними случилось.
Неужели хождениями из стороны в сторону ты, МакКолл, исправишь ситуацию? Неужели бесконечными вопросами ты, Хейден, разберешься во всем? Неужели ты, Лиам, думаешь, что сможешь ее защитить?
Я сейчас взорвусь.
Сижу на скамейке, поджав под себя ноги. Коленки непроизвольно трясутся от волнения, сердце бешено колотится, совершая неимоверные кульбиты, в висках пульсирует нескончаемая боль. Как же тошно. К горлу подходит ком, но я сглатываю, сжимая веки. Непроизвольно тяжело дышу, чем вызываю вопросительный взгляд Скотта. Не могу сдержаться.
Странная волна не прекращаемого волнения накрывает меня с головой, заставляя захлебываться от собственной слабости и тонуть в тёмной мгле.
Я отчётливо чувствую, что скоро кто-то умрет каждой клеточкой своего тела. Это чувство сейчас сильнее, нежели обычно. Чувство пульсирует кровью в висках, заставляет меня на миг замереть, глотая всхлипы, колит самыми острыми иголками в пальцах и подталкивает закричать. Но я не могу. Впервые не могу закричать, чтобы сбросить с себя тяжкое бремя.
Что-то мешает.
Визжащие, орущие, шепчущие, кричащие голоса разрывают голову, отчего я до боли в ладошках сжимаю кулаки.
Они кричат, потому что кто-то находится на грани смерти. Кто-то, кто рядом.
—
Лидия? — МакКолл передернул плечами, усаживаясь рядом со мной. Скамейка чуть прогнулась под его весом, скрипнула, нарушая тишину. Я невольно замерла и перевела взгляд на него. Наверняка мои глаза ответили на его следующий вопрос. — Ты ведь что-то чувствуешь?
— Как будто бы сотню людей заперли в амбаре, который подожгли, — я отворачиваю голову, стеклянным взглядом останавливаясь на запуганной до смерти Хейден. — И все кричат. Все очень громко кричат.
Орут. Шумят. Пытаются что-то сказать, но их слишком много.
Я, черт возьми, не могу услышать всех!
Замолчите!
Сейчас же! Мне тяжело….
— Лидия, пожалуйста…. Скажи, что я могу сделать, чтобы стало легче? — Скотт слегка качнулся в другую сторону, кладя увесистую ладонь на мое плечо.
— Ничего. Ты ничего не можешь сделать. Просто жди.
Скотт не ответил, молча встал и отошел к окну, разглядывая темноту за окном.
Язык неприятно покалывает жуткое чувство. Знаете, когда вы хотите что-то сказать, но не понимаете, как объяснить? Или когда вы вспоминаете слово, которое буквально пару часов назад употребляли в разговоре? Оно вертится на кончике языка, заставляя извиваться от собственной беспомощности.
Я –
банши.
Я должна
услышать.
Должна
спасти.
Голоса кричат наперебой, и я чувствую, как медленно схожу с ума.
Смотрю на обеспокоенную Хейден. Она склонилась над черной сумкой с цепью, держась рукой за живот. Темные кудрявые волосы спадают на ее лицо, отчего мне жутко хочется отрезать их, чтобы видеть физиономию девушки. Чтобы чувствовать, все ли с ней в порядке. Хейден качает головой и что-то бормочет, а я чувствую, как сейчас взорвусь. Вжимаю пальцы в скамейку, оставляя рубцы на дереве.
— Хейден? В чем дёло? — обеспокоенно произносит Данбар, стоя немного поодаль. Парень обескуражен.
— Таблетки…. — Хейден вскидывает голову, испуганно озираясь по сторонам, словно загнанная волком лань. Лиам хмурится, и я чувствую, что что-то неладно. — Таблетки…. Я забыла таблетки в своем шкафчике.
— Те самые? — вдалеке слышится голос Скотта, который явно не рад происходящему.
Для меня сейчас все слышится так, будто бы я нахожусь за километр от них. Словно уши заложило, и хочется зевнуть или чихнуть, чтобы все встало на свои места. Но я знаю, что это не прекратится, пока сотня в амбаре не сгорит.
Хейден кивает.
— Черт…. — он опускает голову, проводя языком по внутренней стороне щеки. Скотт зол и расстроен. Чувствую, как Лиам закипает и рвется спасти девчонку. — Я пойду за таблетками.
— Что? — невольно вырывается у Данбара, я стараюсь не смотреть на них.
Чертовы голоса.
Прекратите.
— Лиам, ты должен…. — говорит Скотт, но осекается, затем хватает парня за локоть и уводит в сторону, о чем-то причитая.
Смотрю на Хейден, что корчится от боли.
А я попросту не знаю, как ей помочь.
И они не знают, как помочь мне.
Медленно поднимаюсь и на ватных ногах шагаю к своей сумке, где лежит бутылка воды. Протягиваю ее девушке, помогаю прилечь на скамейку, подложив ей под голову сумку. Озираюсь по сторонам, заметив яро спорящих о чем-то Лиама и Скотта. Отец и сын.
Лидия
Лидия Мартин
— Лидия! — один за другим голоса в голове зовут меня, но сейчас знакомый крик раздался над самым ухом, словно он давно пытался докричаться до меня. — Мы идем вместе. Лиам останется здесь, вместе с Хейден.
Послушно киваю, часто моргая, и следую за оборотнем, изредка кидая потерянные взгляды на остающихся в раздевалке Данбара и его подругу. Прикрыв дверь за нами, осторожно выхожу в коридор, останавливаюсь, ведь Скотт замер на месте, приложив указательный палец к губам.
Что-то случится.
Пожалуйста, я хочу знать….
МакКолл махнул рукой, достал из кармана потертых джинсов телефон и включил фонарик, которым впоследствии освещал нам дорогу. Отчего мне стало жутко страшно. Жутко страшно не за себя, а за других.
За Малию, которая наверняка сейчас дежурит одна в темном коридоре.
За Киру, которая должна быть в коридоре на втором этаже со своей блестящей катаной.
Но отчего-то внутри жутко все скручивает, когда речь заходит о Стайлзе. Интересно, в порядке ил он?
Голоса кричат сильно.
Пока Скотт крутит замок с кодом на двери шкафчика Хейден, я стою спиной к парню, всматриваясь в темный коридор. Сейчас он больше похож на внутренности огромного червяка. Ни единого огонька света в конце, только лишь пугающая беспроглядная тьма. Черная, как смоль. Как будто бы стая воронов вырвется и полетит прямо на нас, задевая руки когтистыми лапами.
Вижу небольшой блеск, который кажется сейчас таким ярким, словно лучик света вспорол темноту. Достаю из кармана ситцевого платья мобильник и свечу перед собой, всматриваясь во тьму. Яркий огонек упирается в пластик. Шаркаю, направляясь вперед. Слышу позади шепот Скотта, но не реагирую, иду дальше, вытягивая руку с фонариком вперед.
В такие моменты я обычно не чувствую страха. Ноги сами несут меня туда, куда нужно. А потом меня словно вырубает на миг, как будто бы «Люди в черном» стерли мне память своим прибором с яркой вспышкой. И я уже не помню, как пришла к этому. Просто очень больно, хочется жутко биться головой о холодную стену.
Они рядом
Лидия, берегись
Хмурюсь, замечая очертания за пластиком. Прозрачная пластмасса в двери открывает обзор на кабинет тренера Бобби Финстока. В миг на столе загорается лампа, благодаря которой можно погасить фонарь и разглядеть остальное. Но…. Кто ее зажег? Я поднимаю глаза, чувствуя, как к горлу подходит ком, а голоса в голове смешиваются с шипением старой пластинки.
Помоги ему
— Стайлз? — вырывается жалкий шепот, когда вижу перед собой парня.
Его лицо орошено багровыми каплями, глаза испуганно бегают из стороны в сторону, а губы что-то бормочут. Он раскрывает рот. Кажется, кричит, но я не слышу.
ЧЕРТОВЫ ГОЛОСА! Не слышу.
— Стайлз! — начинаю судорожно дергать ручку двери, но та не поддается.
Одна дверь отделяет меня от него.
Стилински касается окровавленной рукой пластмассы, пару раз стучит раскрытой ладошкой и что-то тараторит. Я мотаю головой из стороны в сторону, со всей силы ударяя по пластику. Он тоже меня не слышит. Чья это кровь? Его или чья-то другая? Стайлз, ты меня слышишь?
Он на миг замирает, смотрит куда-то поодаль, а затем что-то говорит и замолкает.
Я чувствую, что сейчас что-то случится. Я, черт возьми, слишком сильно
чувствую.
Голоса вскрывают черепушку.
Не успеваю моргнуть глазом, как футболка Стайлза окрашивается в темно багровый цвет. Красное пятно ползет вниз, разрастаясь с каждым мгновением, посередине виднеется блестящее острие. Из его рта брызгает темная жидкость, попадая на дверь, стекает по губам, шее, капает на футболку.
И тогда я закричала – так громко, как не кричала даже тогда, когда погибла Эллисон Арджент.
Как будто бы чья-то рука вырвала на миг мое сердце, а после воткнула его назад, чтобы я мучилась. Всё тело пронзило жуткое, болезненное ощущение: будто бы меня погрузили в ванну с ледяной водой — даже кончики пальцев онемели. С замиранием сердца смотрю на Стайлза, который еле-еле дышит, но все еще стоит напротив, рукой прикрывая кровоточащую рану.
—
ЛИДИЯ МАРТИН!
Я вскрикиваю, получаю сильный удар по щеке от Скотта. Распахиваю глаза, он пялится на меня и ударяет по щекам еще раз.
— Ты что-то увидела? Что произошло?
— Стайлз! — вырывается у меня.
Отталкиваю МакКолла от себя, впиваюсь ногтями в ладони и со всех ног бегу по темному коридору в сторону парковки. Его джип должен быть там. Стайлз должен быть в порядке. Я чувствую, он ведь жив. Он, черт возьми, жив! Я хочу, чтобы он был жив. Спотыкаюсь об собственную ногу из-за странного внезапного чувства и кружащейся и без жутких криков головы, останавливаюсь на месте, ухватившись за ручку распахнутой двери, ведущей во двор.
Стою на пороге, вдыхая сырой запах. Дождь.
Слышу отчетливый хлопок. И у себя в голове, и на улице, ведь эхо вспороло тишину.
Чего-то не хватает.
Голоса, ужасные крики и неразборчивый шепот в моей голове резко замолчали, унося с собой и ужасную головную боль, кромешная непроглядная тишина заволокла моё сознание целиком. Но это не было облегчением ля меня — я просто почувствовала, как все ниточки внутри меня оборвались. Словно кукловод взял ножницы и обрезал все нити.
Я чувствую неимоверную боль изнутри, распарывающую меня буквально пополам, словно самурай своей длинной катаной.
Несусь, спотыкаясь, по лестнице вниз, через парковку. Поворачиваю за угол школы, ухватившись за живот, и падаю на колени, прямо на мокрый после осеннего дождя асфальт. Смотрю стеклянными глазами прямо перед собой, чувствуя, как тело сводит судорога.
Это ощущение, словно опасная змея, загнавшая мышь в темный угол, медленно проникает вглубь меня, поднимается к сердцу и выпускает смертельный яд, из-за которого становится трудно дышать, и безумно хочется закричать. Но как будто бы та же змея сдавила мои легкие в стальные объятия.
И тогда я закричала. Не как это бывает обычно – страшный неистовый крик. Голос пропал вовсе, как будто бы тот самый кукловод выключил звук. Я кричу про себя, задыхаясь от нехватки воздуха и захлёбываясь собственными слезами. Но продолжаю кричать, раскрыв рот в немом беспомощном крике.
Наверное, если бы я не была банши, я бы пару минут смотрела перед собой и чувствовала, как медленно земля уходит из-под ног.
Все еще кричу, пока не раздается очередной хлопок.
Яркая вспышка огня ослепляет меня на секунду. Она опаляет дно перевернутого джипа, из разбитого окна которого торчит Стайлз. Он лежит на спине, раскинув руки в стороны. Лицо окрашено каплями, как в видении, но только отчего-то мне до сих пор не понятно, его это кровь или нет.
Я подползаю ближе, раздирая коленки об острый асфальт.
Он дышит.
— Стайлз! — вырывается невнятный хрип вместо полноценного крика.
Стилински медленно моргает, судорожно вдыхая обжигающий воздух. Давлюсь из-за летающего вокруг пепла, но продолжаю сжимать руками его кровавую ладошку.
Он что-то шепчет, но вместо звуков изо рта вырываются жалкие прозрачно-красные булькающие пузыри.
— Все в порядке, — шепчу, трясущимися ладонями приглаживая его липкие волосы. — Все хорошо. Слышишь?! Черт возьми, все отлично, Стайлз!
Я буквально захлебываюсь от собственной истерики. Это выглядит так…. Жалко…?
Когда смотришь спустя пару месяцев на это.
Красное пятно расплывается на животе ярким цветком, украшающим синюю олимпийку, словно большой бутон раскрывает свои лепестки. Каждая пылинка, каждый порыв осеннего ветра, несмотря на запах гари, заполняется медным, стальным запахом, от которого ужасно хочется блевать. И никакой дождь, поднимающий вверх пыль на обочине, не помогает выбить из головы этот запах.
Зажимаю своей ладошкой кровоточащую рану, отчего Стайлз неожиданно распахивает глаза. Несмотря на кучу красных капель, блеклые очертания и бледное лицо его глаза светятся. Светятся неподдельным ярким огоньком. Он давится, отчего по шее начинает течь кровь. А у меня язык не поворачивается, чтобы позвать Скотта.
— Не надо, — шепчет, над губами бурлит кровь. — Не надо. Не зови его. Не надо, — он выглядит так… так…. Так, будто бы я сейчас сама разлечусь на сотни тысяч осколков от невыносимой боли. — Лидия, ты не плачь только. Не плачь.
— Я хочу, чтобы ты жил, — начинаю сильнее плакать, словно маленькая жалкая девчонка. — Я ведь так этого хочу, — как будто бы признаюсь сама себе.
Скулю, утыкаясь ему в плечо.
Вдыхаю металлический аромат.
— Значит, — он проводит языком по внутренней стороне щеки и поднимает одну бровь вверх, — Стайлз Стилински мертв?
Не отвечаю, потому что знаю, что мне никто не поверит.
Видения банши иногда бывают слишком реальными.
Когда мы были в Мексике впервые, Стайлз сказал мне, что каждый раз, когда я кричу, он представляет себе, что я пою. Пою какую-нибудь грустную песню, от которой хочется плакать. Тогда крик не режет барабанные перепонки, заставляя затыкать уши и открывать рот, а просто завораживает, так говорил он. Наверное, я не смогла исполнить эту песню в его честь, раз крик сошел на «нет». Видимо, так нужно. В любом случае, я не хочу, чтобы мои потаённые страхи стали реальностью.
