Я не могу заставить тебя полюбить меня

(Включена публичная бета, буду благодарна за указание на мои ошибки)

За доктором Джексоном еще не успела закрыться входная дверь, как миссис Мелларк с проворством, неожиданным для столь почтенной старушки, выскользнула вслед на крыльцо. Доктор почтительно остановился. Он с малых лет испытывал благоговейный страх перед легендой Двенадцатого Дистрикта — Китнисс Мелларк, в девичестве Эвердин. Сейчас же семидесятипятилетняя старушка довольно крепко схватила его за рукав пальто и блеск в ее глазах не предвещал ничего хорошего: — Он поправится? Доктор Джексон не мог бы солгать миссис Мелларк даже под страхом смерти и честно сказал: — Я не знаю, миссис Мелларк. Воспаление легких в его возрасте — это не шутка. Я настаиваю, чтобы ваш муж лег в больницу, и только в ваших силах уговорить его. — Уильям, я знаю, что такое воспаление легких, все-таки моя мать была целительницей, — поморщилась женщина. — Я попробую уговорить Пита лечь в больницу, но если у меня не получится, ты должен дать мне все самые лучшие лекарства, которые у вас есть. Я сама буду делать ему уколы. — Хорошо, миссис Мелларк, позвоните мне как решите. Не откладывайте звонок надолго, пожалуйста. После того как доктор ушел, женщина еще некоторое время постояла на крыльце. Она любила такие дни в октябре: тихие, наполненные влажной дымкой, запахами прелой листвы и редкими криками улетающих на зимовку птичьих стай. Напоследок вдохнув поглубже прохладный воздух, она вошла в дом и как можно тише притворила за собой дверь, затем так же неслышно прошла по лестнице на второй этаж. Года согнули ее поясницу, заставили помутнеть некогда острое зрение, но ее бесшумная походка охотницы была им неподвластна. В комнате, несмотря на запреты доктора, вновь были открыты все окна. Муж лежал в постели и, похоже, задремал, его очки смешно съехали на нос, а из рук выпал небольшой лист исписанной бумаги. Миссис Мелларк, может, и постарела телом, но ее ум по-прежнему сохранял свою ясность и интереса к жизни она не утратила, поэтому не могла сдержать любопытства. Она осторожно вытащила из его пальцев хрупкую от времени бумагу. Листок выглядел очень старым, чернила обесцветились, но видно, его бережно хранили, потому что края истрепались не очень сильно. Миссис Мелларк узнала убористый почерк мужа и подошла в поисках света ближе к окну. Это определенно было письмо, и она начала его читать. *** «Китнисс, любимая! (хотя бы бумаге я могу доверить это сокровенное слово). Если ты читаешь это письмо, значит меня уже нет среди живых. Завтра я еду в Капитолий. Еду к тебе. Койн хочет уничтожить „несчастных влюбленных“ и желает, чтобы мы сделали это на глазах у всех, в прямом эфире. Я не могу допустить этого. Я знаю, ты боишься, не любишь меня. Я и сам не люблю себя сейчас и, если честно, никогда не любил. Бывали дни, когда я обманывался, что мое никчемное существование кому-то полезно, что я кого-то спасаю. Все было ложью. Я ничего не стою и не стоил никогда. Не смей винить себя за то, что произошло со мной. Идет война, Китнисс, и в любой войне есть жертвы. Я был готов стать такой жертвой еще с наших первых Голодных игр. Китнисс, в эти последние минуты, я должен сказать тебе, что искра надежды на любовь, которую ты зажгла во мне во время Квартальной бойни, помогла мне выжить в тюрьме и она же свела меня с ума. Прости меня, Китнисс! Прости за то, что пытался убить тебя. Мне до сих пор не всегда удается себя контролировать, но я вспомнил и понял, что всегда любил и до сих пор люблю тебя — мою девочку в клетчатом платье со смешными косичками. Мне было очень больно видеть тебя с Гейлом. Мне тяжело от того, что ты так легко забыла меня. Когда я представляю твои ночи с ним, Я НЕНАВИЖУ ТЕБЯ, МЕРЗКИЙ ПЕРЕРОДОК, УБИЙЦА. ЧТОБ ТЫ СДОХЛА, СОЙКА!» *** Эти страшные слова были старательно зачеркнуты, но все же ломаные, крупные буквы пробивались на поверхности листа. Миссис Мелларк, которая уже с трудом сдерживала слезы, прикрыла глаза и позволила крупным каплям беззвучно скатиться по своим щекам. Ей было тяжело вновь взяться за письмо, дрожали руки, но она заставила себя дочитать до конца. *** „Китнисс, я небезопасен для тебя, но если ты читаешь это письмо, значит я выполнил свой план и ты жива. Знаешь, вчера мне приснился сон, как будто двое детей играют на Луговине. Темноволосая девочка с голубыми глазами танцует, а сероглазый малыш с белокурыми локонами пытается ее догнать. Жаль, этому сну не сбыться никогда. Я сотни раз представлял себе, как ты приходишь ко мне, я расплетаю твою косу и мы любим друг друга. Жаль, что это уже не случится. В тюрьме я тысячи раз повторял в уме рецепт свадебного хлебца, чтобы не сойти с ума. Жаль, что мне никогда не испечь его для тебя. Я не могу заставить тебя полюбить меня, Китнисс. Будь счастлива. Вспоминай меня иногда. Твой мальчик с хлебом“. *** Миссис Мелларк с трудом дочитала последние строчки, слезы застилали ей глаза. Она и не заметила, что муж давно проснулся и молча наблюдает за ней. — Наверное, пришло время отдать это письмо адресату, солнышко, — сквозь кашель проговорил мистер Мелларк. Женщина вздрогнула от неожиданности: — Даже не думай об этом. Она подошла к кровати и заботливо поправила одеяло. Пожилой мужчина поймал ее руку и попытался пошутить: „А то что?“ — Не вздумай умирать, — миссис Мелларк легонько стукнула кулаком по плечу мужа. — Мы и не из такого дерьма выплывали. Не оставляй меня, Пит. — Это уж точно, старушка. Запах того дерьма я до сих пор чувствую как сейчас. — Помнишь, что ты обещал мне тогда? — Помню. — Ну, так сдержи свое обещание, будь со мной, — женщина сильно, почти до боли стиснула руки мужа. — Всегда, — прошептал ее мужчина. *** Голова Китнисс привычно лежит на груди мужа, а он гладит ее седые волосы. Она шепчет: „А ты ведь заставил меня полюбить тебя, Пит. Я была глупой, молодой и жутко испугалась, когда ты возненавидел меня. И вместо того, чтобы тебя спасать, я искала смерти. И только в том дерьме, котором мы оба с тобой очутились, я поняла, что я ничто без тебя. Прости меня“. — Давно простил, — тихо произносит старик. — Я же люблю тебя. — И я тебя. Всегда.