Мельница во всей красе

Моя работа — быть на поле боя, Где облака темнеют надо мною, Где крик и плач, и стоны, и молитвы, Где погибают люди в страшных битвах. Моя спина — пристанище солдата. Я на своих плечах несу в палату Того, кто был борьбой ужасной сломлен. В том, что он враг, он вовсе не виновен. Его лечу я, как своих лечила. Моя работа — быть той самой силой, Не разделяющей на доброе и злое, А помогать тому, кто жить достоин. Его подбитая рука не шевелится. Не знаю, что ему сейчас там снится, Что он трясётся, телом не владея, Но вскоре я кошмар его развею. Он просыпается и смотрит ошалело, Не отрывая глаз, не понимая цели, Причин моих, намерений не зная. А, может, он жалеет, что иная Спасла его из лап ненастной смерти, Куда его толкали её дети. Но он молчит и говорить не хочет, И щит его невероятно прочен. Я лишь узнать хочу, откуда родом Солдат, познавший тяжкую невзгоду. Спрошу я или нет — он мне не скажет. Я знаю, что язык ему развяжет. Я предложу ему вина напиться. Возможно, он при мне разговорится. Не заставляю, нет, и не пытаю, Хочу лишь знать, кто он, и я узнаю. Он не хотел, но вскоре согласился И, жаждою томящийся, напился. Но винный вкус ему был неприятен. Он хмурился во вражеской палате. Он прохрипел несмелыми устами, Ответы на вопрос, что мной поставлен. Он родился вот здесь, на поле боя, Не ведал про пристанище иное. Давно он бродит здесь, себя не помня, Давно считает это место домом. Не понимает — жив он или умер. Мне кажется, скорее, он безумен. Не хочет оставаться здесь надолго, В душе его играет чувство долга. Товарищей в беде нельзя оставить, Они — его семья здесь, его память. Он говорит, что, может, не спасётся, И к тем, кто уж не ждёт, он не вернётся. Но лучше так, чем оказаться трусом, Чем мучиться и думать, что он мусор. Его удел — навеки быть пленённым Душой и мукой совести, влюблённым В свои края и в мир, и ждать покоя, Но оставаться узником у боя. Глазам его, что наполнялись болью, Казалось, что вино вдруг стало кровью. Ведь чувствовал обсохшими устами В нём едкий, неприятный привкус стали. Но лучше уж пробыть на поле боя, Чем с отвращеньем пить вино такое. Не мог он так в палате прохлаждаться. Просился вон, просился он сражаться. Ну что поделать? Не моя работа — Лечить против желания кого-то. Могу ему лишь пожелать удачи, Боюсь вот только, что сейчас заплачу. Благодарит за то, что подлечила, Благодарит, что щедро напоила, Что выслушала сердца его муки. Уходит, волоча больную руку. А я не руку вижу — вижу крылья, Покрытые засохшей чёрной пылью. Не знала я людей настолько смелых, Самоотверженных и сильных телом. Он точно был подослан небесами, Чтоб прекратить войну меж всеми нами. Он уходил — я плакала, молилась, Чтоб в небо возвращаться не спешилось.