Ты нужен мне

Осень. Пожалуй это самое сложное для восприятия время в году. Сегодня холодно и дождливо, вчера стояла такая жара бабьего лета, что и ночью было не продохнуть, а денька через два после этого пошел снег. Конечно, главное преимущество осени — это ее красота. Золотые и красные листья вдохновляют на стихи, навевают тихое спокойствие и создают гармонию души. И ты бы любила осень, если бы она не была такой непостоянной в своей погоде. Например, еще вчера метеорологи обещали на сегодня тепло и солнце. И ты в предвкушении собиралась пойти прогуляться по магазинам, может, навестить черепашек. Ну, и что? Получите, распишитесь! Только малость посылочка ошибочная вышла, и обещанный хороший ясный денек омрачился холодным и серым бесконечным дождем. Вообще, ты всегда любила дождь. И этот потрясающий запах сырости и мокрого асфальта. Но только не сейчас. Только не будучи так жестоко обманутой. Только не будучи и так не в радужном настроении. Грустно улыбнувшись на прощание подруге по ту сторону экрана, что, к сожалению, жила в другом городе далеко от тебя, ты завершаешь видеозвонок. Закрыв крышку ноутбука, ты отодвигаешь его на другой конец подоконника, на котором ты удобно примостилась, и подтягиваешь ноги к груди, положив голову на колени. Дома царила тишина. Только холодильник тихонько гудел на кухне, тикали часы да дождь стучал по пожарной лестнице, отдаваясь характерным звуком. Чтобы внести немного оживления, ты могла бы включить телевизор, но… Зачем? Вряд ли глупая болтовня могла тебя чем-нибудь порадовать. Не то настроение. Ты закрываешь глаза и стараешься думать о чем-нибудь большом и пушистом, забавном и милом, но ничего не приходит в голову, кроме Шреддера в пижаме поверх доспехов с плюшевым гигантским мишкой в одной руке и сладкой ватой в другой. Мда. Даже фантазия нынче против тебя. Ты раздраженно фыркаешь и, занавесив лицо волосами, не думаешь уже ни о чем. И у тебя неплохо выходит. По крайней мере, так было, пока до твоих ушей не донесся негромкий стук в оконное стекло костяшками пальцев. Ты мгновенно поднимаешь голову, убираешь волосы и видишь улыбающуюся мордашку в фиолетовой повязке. Чертыхнувшись, ты поспешно покидаешь подоконник, убираешь ноутбук на тумбочку рядом с телевизором, а затем открываешь окно и, схватив мокрую черепашку за ремешок, диагональю проходящей через пластрон, втаскиваешь в квартиру. — Привет, — мягко спрыгнув с подоконника, с улыбкой сказал юноша, выставляя напоказ очаровательную щербинку в зубах. — Донни, ты с ума сошел! — Рука сама по себе взметнулась к румяной Доновой щеке, чтобы коснуться ладонью холодной кожи, но ты тут же останавливаешь ее и смущенно прячешь за спиной. Ей-богу, тебе давно пора научиться сдерживать эмоции! Но, пожалуй, не так уж и давно назад, может, месяца три, ты вдруг осознала, что тебя приводят в трепет прикосновения. Что его к тебе, что твои к нему. И тебе сложно это контролировать. — На улице сам знаешь что, а ты хладнокровный, тебе нельзя переохлаждаться! Ну, хоть бы накинул чего на плечи! — ✪✪✪✪✪, я не ребенок. Я закаленный ниндзя, — все продолжая мило улыбаться, ответил юноша, положив руку на затылок. — Ниндзя, — недовольно поджав губы, передразниваешь ты. - Иди, ставь чайник, ниндзя, я за полотенцем. Ты уже давно привыкла, что черепахи в твоей квартире чувствуют себя, как дома, поэтому попросить их поставить чайник, помыть посуду, приготовить чего-нибудь пожевать или даже убраться, было абсолютно в порядке вещей. Такие же права были и у парней, когда ты находилась у них в гостях. Ты до сих пор вздрагиваешь, когда вспоминаешь, как ты согласилась вымыть этот холодильник. Бррр! Ты возвращаешься из своей комнаты с большим махровым полотенцем насыщенного цвета лайма, и тебя уже встречает приветливый шум электрического чайника из кухни. Неслышными шагами ты подкрадываешься к мастеру бо, что повернувшись к тебе панцирем, хозяйничал на столе, а затем накидываешь полотенце ему на голову. Донни тихо охает и вцепляется пальцами в яркую махровую ткань. Не отдавая отчета о своих действиях, ты встаешь на цыпочки и с глупой улыбкой вытираешь капли воды с его макушки и щек, а затем снимаешь полотенце и начинаешь вытирать шею, но тут видишь пунцовые щеки кареглазого, и тут же убираешь руки, чтобы не смущать гения. Вот сглупи-и-и-л-а-а-а… Ты мысленно пробиваешь черепушку фейспалмом. — Лады, сам так сам, — подняв руки в примирительном жесте, непринужденно говоришь ты, едва сдерживая дрожь в голосе. Серьезно, прекращай! Возьми себя в руки! Ты отворачиваешься от Дона, что просто не знал, куда деть глаза, и, как ни в чем не бывало, начинаешь готовить кофе. Ты знаешь, что шестоносец не очень жалует чай, в отличие от тебя, но ему ведь надо выпить чего-нибудь горячего. Не хватало еще, чтобы он простудился. — Та-а-к… чего пришел? — не оборачиваясь, фальшиво бодрым голоском меняешь ты тему, колдуя руками над кухонной утварью. — Соскучился? Донателло шумно сглатывает, а затем медленно выдыхает. — Ты не заходишь в гости уже третий день. Мы волнуемся. И Майки твое имя чуть ли не через каждое слово вставляет. Я пришел тебя проведать, как ты тут. — Это очень мило с твоей стороны, — неосознанно игнорируя его слова о «других», словно он говорил только от своего лица. Мда, опять чего-то придумываешь? Твои щеки розовеют от приятно разлившегося по телу смущения. — Просто учеба завалила. — Может, я помогу чем? — Нет, я справлюсь. Спасибо, Донни. Ну и зря. На самом деле ты отчаянно нуждалась в помощи. Особенно в Доновой. От одного его присутствия твои бабочки в животе потихоньку сходили с ума. А ты опять ляпнула, не подумав. Помешивая содержимое турки*, стоящей на плите, ты краем глаза наблюдаешь, как Донателло вытирает полотенцем влажные сильные плечи и пластрон. Медленно открыв рот, ты увлекаешься подобным зрелищем и не сразу замечаешь, что закипевший кофе, пенясь, покидает турку и выплескивается на ослепительно-белую плиту, гневно шипя. — ГОРЯЧИЕ ПОВАРЕШКИ!!! ** — вскрикиваешь ты, снимая турку с конфорки, позабыв про прихватки. В результате ты обжигаешь руки, но, прежде чем ты с болезненным шипением безвольно разжимаешь пальцы и турка падает на пол, украшая линолеум кофейными брызгами, который, кстати, портится от горячего, Дон выхватывает ее из твоих многострадальных пальцев и ставит на подставку. Не взирая на страшную боль, ты хватаешься за тряпку и начинаешь вытирать плиту. Жар от нагретой конфорки жжет через ткань твои пальчики, и ты отчаянно вздыхаешь и с громким «бам» ударяешься головой о настенный шкафчик и замираешь на месте, закрыв глаза. Мама тебя убьет. Ты стоишь так примерно минуту, а затем на твои плечи аккуратно ложатся трехпалые ладони. Вытерев скупую слезу, тыльной стороной ладони, ты оборачиваешься и неожиданно даже для самой себя тонешь в красивых карих глазах, что смотрели на тебя с беспокойством. — Прости меня, Донни, — вымученно бормочешь ты, шмыгнув носом. — Плохая из меня хозяйка. Донателло качает головой, а затем берет твои руки в свои и осторожно касается губами твоих покрасневших пальцев. Твои щеки тут же вспыхивают, что не может ускользнуть от взгляда черепашки, и ты поспешно вынимаешь свои руки, пока тебе основательно не снесло чердак. Затем ты резко разворачиваешься к плите и начинаешь усердно оттирать ее а-ля актриса из рекламы «Мистера Мускула». — Прости. — Теперь пришла очередь извиняться Дону. — За что? — сдув мешающие пряди волос, спрашиваешь ты, хотя прекрасно понимаешь, о чем идет речь. Закончив отбеливать несчастную плиту, ты с ненавистью кидаешь тряпку в мойку и берешься за ручку турки, предварительно проверив ее температуру. — Слушай, ✪✪✪✪✪, ты меня возненавидишь, но я, пожалуй, воздержусь от кофе. Ты с грохотом опускаешь посуду обратно на подставку. — Я? Возненавижу? Тебя? Смешной, однако. Почему не хочешь? Он вроде нормальный. Наверное. — Что ты, я и не сомневался. Просто я и так бодрее некуда. Сейчас прям укушу кого-нибудь. — Донни весело улыбнулся. У тебя возникает дикое неконтролируемое желание обхватить юношу руками за шею и прижаться губами к его губам. Тебе так не хватает тепла. Но вместо этого ты выдаешь сухое «М, ясно», обходишь недоуменного парня, а затем идешь обратно в зал и вновь садишься на подоконник. Донни неслышно идет за тобой, а затем аккуратно опускается в кресло, что стояло рядом с окном, предварительно убрав с сиденья книгу с яркой закладкой. — Что читаешь? — решает нарушить тишину он, и, открыв книгу на первой попавшейся страничке, пробегается глазами по строчкам. — «Восхождение Юпитер», — едва слышно бормочешь ты, обняв колени и повернув голову к окну. — Интересно? — Угу. — Ты поворачиваешь оконную ручку, окно открывается, и холодный влажный воздух наполняет комнату. — О чем там? Фантастика? — Донни явно очень не нравится неуютная тишина. Однако, ты к диалогу, увы, совсем не настроена. — Ты не рада меня видеть? — наконец спрашивает парень, и ты поворачиваешь к нему испуганное лицо. — Что ты! Очень рада! Просто… — В чем дело? Не помню тебя такой подавленной. Из-за инцидента с кофе, что ли? Ты вздыхаешь. — Я хочу говорящую лошадь.*** — А если серьезно? — Я серьезно. — Хорошо. — Донни с улыбкой вздыхает. — Расскажи мне, что с тобой? — Мне грустно, — уныло говоришь ты, высунув руку в окно. По ладони ударяют крупные капли, капающие с карниза крыши. — И какова причина? Ты полувздыхаешь-полумычишь и трешься щекой о коленку. — Я не знаю. — Может, попробуешь узнать? А я попробую помочь. — Ох, Донни. Я ничего не хочу делать, но при этом постоянно чувствую себя уставшей. Меня ничего не интересует, ничего не радует. И раздражают любые мелочи. Мне все время хочется на кого-нибудь сорваться и накричать, хотя я и знаю, что никто ни в чем не виноват. — Ого. Серьезно. — Я просто хочу быть, как ты. — Как я? — Ты слышишь в голосе Донателло удивленные ноты, и печально улыбаешься. — Почти. Я хочу быть черепахой. Беззаботно жить в террариуме, лениво пожевывать листок, а если надоело — пойти, подремать, греясь теплом электрической лампочки. А если все бесит — спрятать голову в панцире и ни за что не высовывать обратно. Мне просто необходимо иметь такой панцирь. И при каждом удобном случае прятаться в него ото всех. Раскрытие души повлияло на тебя не лучшим образом. Теперь тебе стало в разы больней. Впившись пальцами в штанину, ты стискиваешь зубы. — Я могу одолжить тебе свой, если хочешь. — Голос парня звучит так тепло и ласково, и ты чувствуешь, что таешь, наполняясь изнутри нежностью с головы до пяток. Спустившись с подоконника, ты, положив ладонь на одну сторону лица и поджав дрожащие губы, робко подходишь к юноше. Тот одаривает тебя лучезарной улыбкой, от которой у тебя подкашиваются колени, и ты, совершенно красная, опускаешь глаза, но пальцы Донателло берут твою руку, отчего по телу бегут короткие импульсы, и мягко, но настойчиво тянут на себя. Все еще не понимая, как тебе вообще хватает смелости на такое, ты поддаешься, и, сгорая изнутри, садишься парню на колени. Изо всех сил избегая зрительного контакта, ты утыкаешься носом в его ключицу и, слегка касаясь губами кожи, вдыхаешь его запах, так, что у тебя начинает кружиться голова. Донни прижимает тебя к себе, пожалуй, даже крепче, чем нужно, и внутри тебя что-то лопается со звоном разбитого хрусталя, ты обвиваешь его шею и с протяжным судорожным выдохом плачешь.**** Плачешь сначала тихо, сдерживая и глотая слезы, отчего тебя крупно трясет, а затем понимаешь, что тут все свои, и ты можешь полностью довериться любимому ниндзя, и расслабляешься, позволяя себе рыдать громко и взахлеб. Ты знаешь, что Дон поймет. И никогда не осудит. Ты вдруг осознаешь, насколько сильно он дорог тебе. Как воздух, как вода, как солнечный свет. Он послан тебе небесами. И без него ты просто не выживешь. И сейчас тебе выпал шанс сказать ему об этом! Ты поднимаешь голову; слезы текут по твоим щекам. Перед тобой красивое спокойное лицо Донателло, а его манящие губы так близко… Секунда, и все границы будут стерты. И эта невидимая стена ненавистной тебе френд-зоны будет разрушена. И Дон узнает наконец, что является для тебя кем-то гораздо большим, чем просто лучшим другом. Чем-то, что заменяет тебе воздух, но одновременно заставляет забывать как дышать. Ты катастрофически медленно подаешься вперед, задыхаясь от нахлынувших чувств, но внезапно ваши глаза встречаются, и ты снова сильно краснеешь. Ты роняешь голову на плечо черепашки и горячо шепчешь, словно в бреду, совсем не те слова, что вертелись на языке, но все равно не менее важные: — Ты нужен мне. Ты не представляешь, как сильно ты мне нужен, Донни. Не отпускай меня, пожалуйста. Не отпускай меня никогда… — Глупая, — звучит ответ, и тебе кажется, что тебя со всей силы ударяют по лицу. — Я бы ни за что на свете не отпустил свою девочку. Рыдания снова подступают к горлу. Но ты лишь вдыхаешь воздух через нос, и, подняв голову, тихо говоришь, состроив жалобные "щенячьи" глазки, блестящие от слез: — Забери меня отсюда. Иначе я просто сойду с ума. — Как насчет того, чтобы пробежаться до логова под проливным дождем? — В домашних штанах. — В дождевике. — И в тапках. — Ты простудишься. — Плевать. — Лео меня убьет. — Но веселье того стоит, не правда ли? В глазах Донателло загораются озорные искорки, и ты улыбаешься. Такой Донни всегда приводит тебя в восторг. — Знаешь, я думаю, мы можем рискнуть. Легко поднявшись (ты сдавленно охаешь), парень с тобой на руках идет в прихожую и, опустив тебя на пол, снимает с вешалки желтенький дождевичок***** и начинает одевать тебя, словно маленькую, застегнув все пуговки. Затем он снова поднимает тебя на руки и перекидывает через плечо. Ты дрыгаешь ногами и скидываешь тапочки с ног, оказываясь совершенно босой. — Пока ты будешь кузнечиком скакать по крышам, я их потеряю, как пить дать, — объясняешь ты, крепко обхватывая Донову шею. — Лео меня точно убьет, — с улыбкой вздыхает Донни, направляясь к окну. А ты вдруг понимаешь, что тебе больше не нужен панцирь.

У тебя же есть Донателло.

Конец:З