Любимая стерва или Ты сведешь меня с ума

Стоя у камина и собираясь раздеться, Клаус ощущал на себе ее взгляд. Он знал, что этого просто не может быть, потому что Катерина не могла проявлять к его телу никакого интереса. Кроме того, она, должно быть, уже уснула - блондин выждал достаточно долгое время. И, тем не менее, он представил, как девушка разглядывает его, и возбуждение Клауса возросло до такой степени, что он испытывал уже физическую боль. Конечно, это просто издевательство над собой - улечься с ней в одну постель. Катерина плотно закуталась в одеяло, а сверху навалила все, что только смогла отыскать, но едва Клаус лег рядом, как почувствовал жар, исходящий от ее тела. Истомившись от холода, он потянулся к этому теплу с такой силой, с какой никогда в жизни не тянулся ни к одному женскому телу, испытывая потребность, столь же древнюю, как и плотское желание, - простую потребность в тепле. И все же он не осмеливался удовлетворить эту потребность. Возбуждение блондина было настолько сильным, что, уступив тяге к теплу, Клаус неминуемо потерял бы контроль над собой. Итак, он лежал, начиная уже дрожать, и стискивал зубы, чтобы они не стучали, и разрывался между двумя исконными человеческими потребностями: секса и тепла. Майклсон вздохнул. Ему предстояло пережить и перестрадать худшую ночь в жизни. Желаемое было совсем рядом, только руку протяни, но с тем же успехом могло бы находиться за тысячи километров от него, результат был бы тот же. Кэтрин судорожно вздохнула и вскочила как ошпаренная, когда его колено случайно коснулось ее. - Боже, да ты замерзаешь! Нырнув руками под одеяло, она схватила его ногу, положила к себе на колено и быстро начала растирать ее своими теплыми ладонями. Одеяло сползло с ее груди и держалось только на плечах, но положение Клауса было невыгодным, и он не мог видеть то, что сейчас открывалось взору. - Неужели у тебя не хватило ума вытянуть ноги перед огнем? - Говорила она язвительным тоном. - Разве тебе неизвестно, что если ноги останутся холодными, ты никогда не согреешься! Однако одна частица его тела была весьма разгоряченной, можно сказать, пылала, что ставило под сомнение ее слова. Но Клаус не стал просвещать ее на этот счет, кроме того, он думал сейчас не о холоде: он думал о ней. Думал о ней, лежащей обнаженной в этой постели, представлял, как она поворачивается к нему, и то, что совершенно естественным образом потом между ними происходит. Его ноги быстро согревались, и онемение проходило. Через несколько минут Кэтрин нетерпеливо сказала: - Давай-ка сюда другую! Клаус мгновенно подчинился и вскоре почувствовал, что всему телу стало теплее: то ли от ее заботы, то ли от собственных мыслей. - Спасибо тебе, - проникновенно сказал он, когда Кэтрин наконец перестала растирать его ноги. Она ответила коротким кивком, улеглась в постель и отвернулась к стене. Отбросив осторожность, Клаус принялся нагло лгать: - Я все еще мерзну, малышка Кэт. Мне показалось, ты сказала, что нам следует подарить друг другу тепло наших тел… Перевернувшись на живот, Кэтрин взбила подушку и застонала. Клаус счел это добрым знаком. - Ты передумала? - Спросил он, стараясь, чтобы в его голосе звучало нечто среднее между равнодушием и разочарованием, а в его состоянии это было настоящим подвигом. Девушка вздохнула: - Нет, отчего же? - И строго добавила, - Но только если ты будешь держать руки при себе. Потом она снова повернулась на бок и слегка подвинулась назад, к стенке, Клаус придвинулся ближе, и теперь ее спина касалась его груди, но он желал, чтобы их тела касались друг друга везде, и придвинулся еще ближе. Кэтрин выразила свой протест, попытавшись отодвинуться, но Клаус последовал за ней, и, так как дальше отодвигаться было некуда, она сдалась. Это был весьма хитрый способ соблазнения: Клаус как бы случайно касался ее тела, ворочался, вытягивался, щекотал теплым дыханием ее шейку — ничего открыто угрожающего, и, тем не менее, весьма действенно. Он чувствовал, как тело Катерины, окутанное его обволакивающим теплом, постепенно расслабляется, но тут та часть его тела, что жила по собственным законам, прижалась вплотную к ее ягодицам. Девушка вся напряглась: - Мне кажется, Майклсон, ты уже согрелся. - Так почему же я все еще дрожу? – Прошептал ей на ухо парень. - Понятия не имею, - буркнула она, но Клаус тут же перебил ее: - Конечно, не имеешь, ведь ты завернута в одеяло, а надо просто укрыться им сверху и чтобы я лежал рядом. Подвинься поближе, и ты убедишься. - Нет, я верю тебе на слово. - Вот и я тоже поверил тебе на слово, а ты не хочешь поделиться со мной своим теплом, - укоризненно заметил он. - Или под одеялом на тебе совсем ничего нет? - Есть, но… - Тогда какая разница, если ты его сбросишь? Мне кажется, что поделиться означает… Не снимая верхних одеял, Кэтрин сдвинула то, в которое завернулась, вниз, к бедрам, и дважды обернув им поясницу, как бы создала таким образом нечто вроде щита между собой и той частью его тела, которую чувствовала. Клаус чуть не рассмеялся вслух. С Катериной необходимо терпение, и он должен его проявить даже, если бы оно его убило, а Клаус чувствовал, что так вполне может случиться. Через минуту он прижался к ней лицом и нежно потерся о ее затылок. По Катерине пробежала ответная дрожь, и Клаус не упустил этого. - Если тебе холодно, - хрипло сказал он, - мои руки к твоим услугам. - Нет! Мне не холодно! - Поспешно ответила она. - Собственно говоря, мне становится слишком жарко… - Не могу выразить, как это меня воодушевляет, малышка Кэт, - ответил он. Девушка снова вздохнула, на этот раз с оттенком досады. Клаус хотел, чтобы ее тело снова расслабилось, но Кэтрин не поддавалась на его уловки. - Ты боишься меня? - Конечно, нет. - Прекрасно, потому что мы будет мерзнуть до тех пор, пока ты не дашь обнять себя покрепче. Ее напряжение стало почти ощутимым, пока, наконец, не взорвалось восклицанием: - Ну это уж слишком, Санта! Отчаяние заставило Клауса действовать стремительно: его рука обвилась вокруг ее талии и потянула назад в постель, его грудь прижалась к ее груди, а губы - к губам, чтобы заглушить протест девушки и заставить замолчать хотя бы на минуту. У него оставались считанные секунды, чтобы одержать победу, и Клаус не хотел их потерять. Кэтрин проиграла. Она боролась с собой с того момента, как он снял рубашку и перед ней предстало его идеальное тело - гладкая кожа и мужественная фигура, куда более мужественная, чем она могла вообразить. Кэтрин зажмурилась, чтобы отогнать это видение, она уже была готова сказать, чтобы Клаус лег спать на полу. Но Пирс этого не сказала. Должна была, но не сказала. И, когда его тело обвилось вокруг нее, в девушке вспыхнуло желание, чуть ли не вдвое более сильное, чем прежде, и она уже не могла ему противостоять. И блондин не давал ей опомниться. Клаус взял ее лицо обеими руками и поцеловал. Он был нежен. Не спешил. Он был настойчив, как никогда, и столь же убедителен. И он сводил ее с ума… - Твое тело сводит меня с ума, сладкая моя. Прости, но я не могу лежать рядом с тобой и не любить тебя, - словно читая ее мысли, сказал парень. И на этот раз обращение «сладкая моя» не прозвучало насмешливо: нет, оно прозвучало нежно, как и следовало. Но Клаус не дал ей ответить. Он снова поцеловал ее, на этот раз крепче и глубже, и она потонула в своих ощущениях, в этом пламени, в этом кипении - в нем. Кэтрин тонула в нем и вместе с ним. - Да, - задыхаясь, прошептала она, когда обрела голос. - Что? - Да, давай, сделай это! - О Боже, благодарю тебя, - прошептал блондин, покрывая ее лицо поцелуями, и Кэтрин улыбнулась, не вполне уверенная, что Бог имеет к этому какое-то отношение. Но Клаус ничего не заметил, продолжая целовать ее шею, плечи, оставляя влажные и горячие следы на коже, ее тело вздрагивало, а он продолжал покрывать поцелуями ее руки, спину, ноги. Одеяла полетели на пол. Теперь он был ей вместо одеяла, и девушка совсем не ощущала холода. Напротив, ей было слишком жарко. Вскоре уже и ее руки не лежали без дела: они изучали его кожу, касались широких плеч, обнимали за шею, ерошили волосы, пропуская их сквозь пальцы и ощущая их шелковистость. Клаус избавил девушку от бюстгальтера, обнажая упругую грудь. Тень восхищения промелькнула на его лице, и он со страстью начал ласкать их, целовать и никак не мог оторваться. Эта сладостная пытка словно привела Катерину на край бездны, казалось, стоит только подтолкнуть ее, и она рухнет в эту пропасть. Клаус это чувствовал. Он знал женское тело столь же хорошо, как и свое собственное. Знал, как усилить наслаждение женщины, и знал, что Кэтрин уже перешла черту - об этом говорили ее прерывистое дыхание, пальцы, вцепившиеся ему в волосы, и то, что ее тело изгибалось дутой и подавалось вперед, и то, с какой силой ее ноги обвились вокруг его талии. Клаус с восторгом исследовал ее тело, но еще больше ему хотелось ощутить пик ее наслаждения, почувствовать его своей плотью. И он понял, что если сейчас же не войдет в нее, она испытает эту вершину наслаждения без него. Найдя ее губы своими губами. Клаус легкими покусываниями попытался умерить ее страсть, а сам тем временем лихорадочно стаскивал с девушки оставшееся белье, но она уже перешагнула предел и оказалась такой же требовательной и страстной в любви, как и во всем остальном: как только Кэтрин осталась совсем обнаженной, она обхватила его и с силой прижала к себе. Ее бедра метнулись вперед, и его плоть скользнула в ее тело, в это влажное тепло, в это невероятно тугое и узкое пространство… Клаус склонился над ней, соединяя их губы в страстном поцелуе. Выражение безумного восторга в глазах Катерины, биение ее влажной плоти, вовлекали его все глубже и глубже, и в следующее мгновение он воспарил на волне такого полного наслаждения, какого никогда еще не испытывал в своей жизни.