Кружевница

Вышивать кружево дней не такое уж и простое занятие. Надо постоянно следить за осанкой, пальцами и узором. Не допускаются креатив и вольнодумие. Лишь по заданному шаблону, лишь так, как скажут Боги и начальница. Практически одинаковые узоры для всех, потому что вы плетете одно и то же время, у всех одни и те же проблемы и трудности. С небольшими отклонениями. Вышивать кружево — трудная и во многих случаях неблагодарная работа. Донвук, допустим, она не нравится. Вот задумайтесь: плела ты, плела, все силы убила на этого человека, выстрадала его никчемную пустую жизнь, а потом что? Приходит какой-нибудь ангел из отдела Душ и всё, спасибо милая, расплетай и переплетай, теперь это другой человек, он исправился и встал на Путь Истинный. Рисуй ему Путь Истинный по другому шаблону, чтобы и с терниями, огнём, водой и медными трубами! И конечно, не обдели вниманием награды! Подарки тётушки Фортуны должны быть щедрыми, ты плети их пока, а я потом в отделе Судьбы их закажу! Ну хорошо, говоришь ты, и переплетаешь, как нужно. Довольный ангел уходит, а на его место потом заявляется злая тётка Фортуна и, грозя накладными, орёт на тебя, потому что её «подарки» — товар казённый. За него расплачиваться нужно. А кому расплачиваться? Давешний ангел из отдела Душ лишь руками разводит: мол, не был, не состоял, не участвовал! И доказывай им, что не верблюд. И вновь переплетай по-новой. А руки-то болят, спина не гнётся и под глазами круги, хоть всю зарплату прячь. Девушка сидит в светлице и не может понять одного: как остальные работницы могут быть такими проворными и довольными? Ведь таких ушлых ангелов, радеющих за своих подопечных, — полно, но Донвук ни разу не видела, чтобы кто-то жаловался. Все искренне довольны, и даже рады, что есть чем руки занять скучными вечерами. И дело не в возрасте и умениях, Донвук старше половины из присутствующих в горнице, но почему у остальных всё получается на автомате, а у Донвук со скрипом и ежеминутными молитвами во славу собственных увядающих сил? Как Боги выбирают кружевниц? Что вынуждает их сказать, что именно эта женская сущность в тщедушном теле ребёнка станет отличной вышивальщицей жизни? Донвук думает над этим почти всё время, что плетёт, а плетёт она всю жизнь. Потому что Боги не размениваются. Ткнули пальцем, сказали «Она!» — и всё, очередная кружевница обрезает нить твоего земного пути, взамен вплетая серебряную нитку пути вышивальщицы. Нить без конца. Твоё тело умирает, оставляя безутешную семью рыдать, а душа попадает на воспитание к начальнице отдела Жизней, где та, в течение тринадцати земных лет, обучает новенькую плести узоры человеческих судеб. По прошествии этого возраста, тебя сажают в светлицу к остальным, и перестают нянчиться, как с ребенком. У каждой кружевницы с утра стопка новорожденных, и для всех чёртова дюжина дней на то, чтобы сплести предварительный узор жизни. «И не ошибайтесь, пожалуйста, мы не любим испепелять неугодных нам работниц!» — а вот за это вообще отдельное спасибо, госпожа начальница! Донвук не нравится быть прялкой и кружевницей. Не нравится вышивать жизнь других. Не нравится выискивать моменты, когда нужно обрубить конец, оставив прекрасную картину половинчатой, не оконченной. Не нравится пялиться в набросок начальницы Сансун, которая кажется рисует их под копирку и только имена меняет. Не нравится не иметь возможности вплести что-то сверх, не нравится тупо срисовывать узор, не нравится отсутствие креатива и изобретательства. Чёрт бы побрал её работу! — думает Донвук, продолжая плести кружева, зло кусая губы.

ххх

Хосоку, наоборот, нравится его работа. Ну конечно! Он — мальчик-ангел. Юноша, спасающий жизни, исцеляющий души. Одно мановение его крыла — и вот, человек уже не алчный демон, а вполне приличное живое существо. Донвук бесит такая самонадеянность. Будто бы оттого, что человек потерял своё эго изменится его жизнь. Нет, конечно, изменится. Подойдет главная Сансун, зыркнет на всех своим яростным взглядом, положит перед каждой такой душой новый узор, а ты, млин, вышивай! И опять-таки чтобы никакого креатива! Богам не нужны внезапности. Донвук стискивает зубы и продолжает плести. Рождённая, чтобы стать кружевницей жизней, она искренне ненавидит свою работу, завидуя тем, кто наслаждается ею. Нет, конечно, она понимает, что это важное и почетное занятие, но до скончания дней она бы этим заниматься не стала. Вот есть прекрасная профессия курьера, или связного между миром Земли и миром Богов, или тот же ангел. Почему бы не попробовать что-то из этого? Но нет! Как Боги сказали, так и будет. И это никак не изменить. — Почему же никак? Тот самый ушлый ангел Хосок улыбается и смотрит на очередного вышитого ею человечка. Неужели он всё слышал? Донвук стремительно краснеет: ей стыдно, что она так нелепо проговорилась. — У тебя хорошо получается! — подмигивает он. Донвук зло щурит глаза и отворачивается. Не хватало, чтобы этот паршивец опять что-то ей навязал. Уж простите, но после давешнего выговора от тётки Фотуны с её накладными, девушка с ангелами вообще не хочет иметь каких-либо дел. — Так что? Хочешь узнать как изменить свою судьбу? Донвук кусает изнутри щёку и продолжает плести. Ещё полчаса — и она закончит эту жизнь, последнюю, между прочим, на сегодня. Что означает, что она сможет уйти с работы пораньше. Если только этот «веселый» ангелок не спутает её планы. — Ага! Заинтересовалась? Ну я же вижу, что интересно! Повертайся! — Хосок! — девушка отпускает кружево и сжимает кулаки. — У тебя своей работы нет? — Эй-эй! — юноша примирительно поднимает руки вверх. — Всё нормально, не кипятись! Просто я хотел узнать, разве тебе не надоело здесь торчать? Я знаю способ всё изменить! Это не потребует каких-то сверх мер, правда! — И что нужно сделать? — Донвук складывает чинно руки на коленях и выжидательно смотрит. Лишь бы только отвязался и свалил. Пожалуйста! Присевший на корточки Хосок с разметавшимися по полу белоснежными крыльями дико бесит, и хочется заехать коклюшкой ему между глаз. Но Хосок, кажется, и правда, знает как поменять судьбу, иначе бы так не настаивал. — Нужно найти твоё кружево жизни. И переплести, — шепчет он, как бы делясь самым огромным в мире секретом. Три. Раза. Ха! Он хоть раз видел комнату с кружевами? Гигантское помещение с кучей стеллажей и отдельными выемками для каждой человеческой и нечеловеческой жизни! Да вся жизнь уйдет на то, чтобы просто пересечь его! Девушка прямо об этом и говорит. — Не хочешь, как хочешь! — пожимает плечами Хосок, вставая. — Я себе в помощники другую найду. — Стой! — девушка вскакивает и цепляется за рукав юноши, ненароком наступая на перья. — Ты тоже хочешь изменить предназначение? Девушка ищет в глазах ангела ложь, хоть какой-то намёк на то, что он её проверяет на прочность, лукавит, но тот отвечает лишь: — Если я работаю и не ною — это не означает, что я работой доволен. Для Донвук этого оказывается достаточно.

ххх

— И? Как ты собираешься искать? Они стоят у дверей в зал с кружевами жизней. У Донвук дрожат колени и голос, да и Хосок наверняка нервничает, но старается не подавать виду. Ангел молча достаёт небольшой золотой клубок. Он похож на нити жизни людей, но в тоже время во всём отличается. — Нить Ариадны? Где ты её достал? Донвук охает и зажимает себе рот рукой. По огромному залу разносится эхо, но, к счастью, никого не тревожит. — Знаешь, — усмехается Хосок, — тебя, в общем-то, правда не должна волновать. — Согласна. Не волнует. Главное, чтобы с помощью неё мы смогли найти наши кружева жизни. В остальном — мне всё равно, — девушка складывает руки на груди и выжидательно смотрит. — Да, — тянет Хосок. — Зрителей никогда не волнует правда. Им важен образ, картинка. То, что они сохранят в памяти и будут лелеять в старости. — Ты сейчас о чём вообще? — Да так, сам с собой! — То есть, я у тебя зритель? А ты, вроде, главный герой? Хочешь себе Истинный Путь в ангельском обличии устроить? Хосок краснеет и отворачивается. Артефакт в его руках начинает мерно светиться. Клубок вдруг оживает: вылезшая из общего мотка нить распрямляется и ложится ровной дорогой куда-то вдаль, к самым первым стеллажам. — Пошли? — хмыкает Хосок и первым шагает за нитью. Донвук пару мгновений колеблется, но затем ступает следом. Первым они находят кружево ангела. Хосок удивленно разглядывает переплетения, силясь понять, что, вообще, они значат. Подошедшая Донук только хмыкает — судьба ангела не закончена. От клубка жизни и половины не прошло. Значит, долго ему куковать в этом теле и с этой профессией. Хосок поджимает губы и убирает находку себе за пазуху. — Теперь ты, — клубок переходит в руки ошарашенной Донвук. Но новая нить-направление появляется незамедлительно, не успевает девушка испугаться. До её ячейки они доходят быстрее. Она оказалась недалеко от ангельской. — Твоя, — говорит довольный донельзя Хосок, вынимая из ящика нужную вещь. Ещё бы, оба кружева нашёл он. Девушка вертит в руках зачатки кружева и клубок с серебряных нитей. Вот она — её судьба. Навечно быть кружевницей, плести жизни других и не видеть своей. Хватит с неё этого. — Довольно! — говорит она, решительно вынимая ножницы из кармана. У кружевницы всегда с собой есть этот инструмент. — Эй, ты что хочешь сделать?! — охает Хосок, но не успевает ничего предпринять. Ножницы чиркают по нитке, разрезая её пополам. Серебряный клубок остаётся в нежных девичьих руках, а вот кружево… Кружево безвольной тряпицей падает на пол. Хосок машет руками и крыльями, теряя перья и голос, пытается остановить, но поздно. Поднявшийся ниоткуда вихрь отделяет его от девушки. Под ней — бездна, — глубокая, непроглядная. Вокруг — вихрь, — теплый, ласковый для девушки, но не менее свирепый для всех остальных. Перерождение. Оно выглядит именно так. Хосок кричит, пытается пробраться следом, но сила ветра слишком велика, и даже ангелу с ней не справиться. Стеллажи с кружевами жизней шатает. Кое-где открываются ячейки, и кружево вываливается из них, недоуменно шелестя. У Донвук расслабленное и нежное лицо, когда она исчезает.

ххх

Девушка смотрела вниз. Под её ногами пролетали машины, бежали на работу муравьи-человечки, мерцали огни рекламы. До безумия хотелось туда, вниз. Отпустить руки, подпрыгнуть и рухнуть в копошащуюся притягательную бездну. И чтобы обязательно косички болтались наверху и клетчатая юбчонка трепыхалась. Но у Донвук сейчас пучок и спортивный костюм. Желание прыгать резко сокращается. — Эй! Стой! — возмущенный юношеский вопль отрезвляет девушку, завороженно смотрящую вниз с крыши небоскрёба. Она в ужасе отшатывается, с удивлением замечая, что сердце колотится как сумасшедшее и ладони практически мокрые. Парень настигает её в два счёта, грубо отворачивает от края крыши и обнимает. Девушке ничего не остаётся, как покорно обнять его в ответ, пряча испуганное лицо. «Что она здесь делает?» «Почему так любит высокие здания и вид сверху?» «Откуда этот парень?» Вопросы вертятся в голове, но девушка озадачено молчит. — Ты и здесь всё такая же безбашенная! — произносит парень то ли с упреком, то ли с восхищением и хлопает по плечу. Он отпускает девушку, предварительно удостоверившись, что та больше не смотрит в сторону края. — Что ты имеешь ввиду? — Донвук дует губы и не поднимает взгляд от своих ботинок. Он заливисто смеётся, падая на спину и разглядывая небо. — Ты же трейни, да? Донвук округляет глаза, мол — «Как ты догадался? Конечно, я просто так нелегально пробралась на крышу популярного агентства!» — и кивает, подтверждая нехитрые умозаключения юноши. — И рыдала ты, потому что кто-то негативно отнёсся к некоему правдивому факту в твоей жизни, не учтённому в твоем профайле у компании? — Я не рыдала! — слишком поспешно отвечает Донвук и тут же корит себя за такую явную подсказку. — Ну да, конечно, а красный нос и опухшие глаза оттого, что ты у нас юный алкоголик? — парню явно нужно попробоваться в юмористы. Донвук стояла бы первая в очереди на его концерт, предварительно раздобыв огромную корзину гнилых помидоров. — Эм… Знаешь, что ты… Ты кто вообще? — Меня зовут Хосок, — учтиво отзывается юноша, поднимая руки на манер фотоаппарата и делая снимок неба. — Отлично, — девушка хлопает в ладоши. — Хосок! Я понятия не имею, что ты имеешь ввиду. Вот! — Я когда-то тебе уже это говорил, но тем не менее, скажу ещё раз. Зрителей не волнует правда. Им важен образ, картинка. И в данном случае это означает: как себя подашь, так и будет. — Хм, — глубокомысленно тянет Донвук, отодвигаясь от сумасшедшего парня подальше. — И какой же образ у меня? — На тату свою посмотри и подумай сама. Донвук прикусывает губу и хмурит брови. — У меня нет тату, — слабо отзывается она. — Левое запястье, — парень по-прежнему «фотографирует» небо. Девушка покорно переводит взгляд. У неё слабость в руках и действительно серебряная татуировка на запястье. Девушка вчитывается в слова, соотнося их с прошлой жизнью, со странными снами по четвергам, с пророческими видениями и чутким пониманием картины мира. «Изменить судьбу?» Ей чудится светлая комната, заполненная непонятными приборами, мотки ниток, узоры и строгие глаза начальницы. Ей видятся девушки и куча мукулатуры со странными символами. Ей мерещится огромные стеллажи с отдельными отделениями для каждого человека. Она словно чувствует в руках серебряный клубок с обрезанной нитью — и пропасть — ту самую бездну, в которую она падала, перерождаясь. — У меня нет тату, — вновь шепчет пораженная Донвук. — Маленькая поправочка, — Хосок всё так же невозмутим и весел. — У тебя не было тату. Теперь есть. Ты же вспомнила. Вспомнила. Вспомнила! ВСПОМНИЛА! Донук готова плясать и петь от радости! Она изменила судьбу! Она и правда изменила! Сумела избежать удушливых рамок и переродилась в земном теле. Где-то там, наверху, очередная пряха не сможет вмешаться в её жизнь, потому что нить разрезана, а клубок утерян. Она сама будет творить себя, не взирая ни на что. Скучные однообразные жизненные ситуации от начальницы Сансун? Ну уж нет! Подарки от тётки Фортуны? Вот уж увольте! Век бы ваши накладные не видеть! Свободна! Кружевница Донук, наконец-то, свободна! Бескрайнее синее небо, казалось, тоже радовалось её счастью. Девушка вдыхала воздух, словно впервые, мгновенно пьянея от эйфории осознания. Лишь одно не давало покоя. Кое-что она всё-таки не вспомнила. «Кто он?» — девушка оборачивается на Хосока. — А у тебя? — Что? — Кто ты? У тебя какой образ? Хосок солнечно улыбается и показывает пальцем себе за спину. На бетоне, аккурат за его плечами, нарисованы шикарные белые крылья.