Бежать, лететь и успевать

Блейн всегда заканчивал немножечко позже, так что просто не мог каждый раз ехать в МакКинли, чтобы увидеть Курта, чтобы с ним поговорить. Они встречались в Бредстиксе или в Лайма Бин, обедали или пили кофе, ходили друг к другу в гости – но с тех пор, с тех самых пор, как Курт вернулся в свою старую школу, а Блейн и Соловьи пришли спеть ему последнюю песню, Андерсон-младший всего пару раз приходил в МакКинли. Ему хотелось бежать – да только без автобуса от Далтона до школы Хаммела было не добраться. Ему хотелось лететь – да только у него не было крыльев. Ему хотелось просто успевать, успевать до конца урока Курта, успевать каким-то чудом, сбегая с последнего своего, чтобы увидеть его улыбку от внезапного «Не ждал меня?» или «Соскучился по мне?» – да только в форменных блейзерах Далтона бегать было нельзя, они бы просто порвались вместе с брюками. Поэтому он шел размеренно, все равно удивляя Курта каждый из тех немногочисленных разов. Но Курт удивлял его больше. Блейн просто шел по коридору Далтона в их, Соловьев, хоровую, и оглядывался по сторонам в поисках хоть кого-то знакомого. Около лестницы замаячила блондинистая голова Ника – и Блейн пошел за ним, только вот Ника там не оказалось. А с лестницы спускался Курт, так же, как и в первую их встречу, осторожно складывая в своих руках очки – только уже без страха и желания сбежать из Далтона на сей раз. Верно, ведь тогда, тогда Курт и не знал, куда идти, что делать и что случится, если его поймают на шпионаже – а теперь страх исчез. Один раз Соловей – всегда Соловей, верно?.. – Курт, – расцвела улыбка на губах Блейна, и его парень улыбнулся так же солнечно, как и всегда, когда был по-настоящему счастлив. – Б-блейн, – чуть запнулся он, преодолевая еще несколько ступенек, и ладонь его проскользила по перилам, изящно огибая их. Блейн склонил голову вправо, влево. Прошла целая неделя? Прошла целая неделя, черт возьми, это было… Так мало раньше и так много теперь. Курт сделал шаг небольшой, еще один – и оставалось всего две ступеньки, а Блейн подошел и мягко обнял его. Пока еще они были одного роста, но Курт был худым-худым, легким-легким, что Андерсон даже смог его немножко приподнять и удержать, к себе прижимая. Курт легко сжал его плечи, чувствуя себя так хорошо в его руках, что не захотелось отпускать. – Ты великолепно выглядишь, – произнес Блейн, прямо в голубые глаза Курта смотря, тот уже разомкнул губы, но Андерсон добавил: – Я не напрашиваюсь на ответный комплимент. Глаза Курта забегали из стороны в сторону растерянно, и он протянул: – Спасибо, – а потом игриво повел плечами, словно говоря своему парню, что можно уже и на пол поставить. Невысокие каблучки туфель Курта коснулись белых плиток у ног Блейна, и тот не стал убирать рук с талии Курта. Скользнул чуть ниже, над бедрами останавливаясь – да так и остался. Курт заботливо пальцами коснулся кончика носа Блейна, а потом провел по брови, под которой глаз почти светился из-за синяка, уже, правда, заживающего. – Все еще болит? – пробормотал он с сочувствием. – Немного, – уклонился от честного ответа Блейн. Курт сжал сильнее ремень своей сумки. – Ты же знаешь, что его можно подкрасить, – сказал он серьезно. – Н-нет, спасибо, он все-таки болит, – улыбнулся чуть виновато Блейн. Курта в МакКинли никто не трогал теперь: он, казалось бы, был под защитой этого злобного «раскаявшегося» бугая и других внезапно появившихся столь незадолго до выпускного активистов. Быть может, дело было и в том, что любая драка грозила ученикам МакКинли внутренним разбирательством, а вот Блейн… Блейн, ученик академии Далтон, не был защищен этими правилами. Так что, когда он последний раз – на прошлой неделе вместо литературы – пришел к Курту в школу, чтобы обрадовать и пойти погулять, ему поставили этот фингал местные неуравновешенные идиоты. Просто за то, что они с Куртом шли под ручку. Мелочь, казалось бы, да? Но не для тех, кого Хаммел называл неандертальцами. Он вновь провел пальцами по брови Блейна, осторожно, чтобы не задеть, а потом приподнялся на цыпочки и поцеловал своего любимого парня в лоб. Аккуратно, чтобы не причинить боль. Отстранился быстро и прикрыл губы рукой, но даже сквозь нее Блейн видел его довольную улыбку. Курт чуть смутился – но здесь, в Далтоне, это было именно смущение, а не страх. Может быть, Курту не стоило возвращаться в МакКинли? Блейн стал думать об этом чаще, когда понял, как мало времени они могут проводить вдвоем только из-за того, что учатся в разных школах. Ему бы хотелось видеть Курта рядом. Быть рядом. И защищать – несмотря на то, что Курт был в относительной безопасности в МакКинли, все его беспокойства все еще имели место быть. Пусть Курт оставил их в прошлом – но Блейн волновался за него. Правда волновался. Такие уродцы, вроде тех, кто задирал Курта, кто заставил его перейти в Далтон – они не меняются. Они всегда найдут способ унизить, насмехнуться или оскорбить – да так, что им еще и похлопают за это. – Я рад тебя видеть, – разомкнулись тонкие губы Хаммела. – Я тебя тоже, – осторожно сжал его запястье, руку опуская, Блейн и, долго не думая, поцеловал Курта мягко и нежно. У них иначе и быть не могло – только так, ласково, со стороны Курта даже немного неумело, но сладко им обоим. Без укусов и чего-то лишнего, что было сейчас не нужно. Курт вздрогнул, позволяя свои губы раскрыть, а потом его руки скользнули за голову Блейну. Он выдохнул, прикрыл глаза, улыбнулся сквозь поцелуй. Он правда скучал по этому. По тому, что в Далтоне можно было вот так просто стоять в коридоре и целоваться, не боясь, что кто-то посмотрит косо, скажет что-то мерзкое или ударит в приступе гневной зависти. В МакКинли Курт все еще чувствовал на себе колкие взгляды, пусть и верил, что все меняется к лучшему, а здесь… Он скучал по Далтону. По свободе. По Блейну, больше всего он скучал по Блейну. – Я… – поймал Курт его дыхание, оторвавшись, глаза открыл, – я хотел… Предложить. Сегодня в кино идет «Полночь в Париже». – Это свидание? Если это свидание, я хочу билеты на поцелуйный ряд, – тут же отозвался Андерсон. Курт на мгновение потерял дар речи, сам он немного заалел, а смущенно опущенные ресницы стали, казалось, еще длиннее. Ему было все еще немного неловко, пусть он и любил себя, свою жизнь, свою суть – сложно было свыкнуться с мыслью, что ты больше не один, когда всю жизнь провел в мыслях о собственной судьбе. В которой, конечно, предусматривался кто-то столь же добрый, как Блейн, столь же умный, как Блейн, столь же прекрасный, как Блейн, но… Они встречались всего полтора месяца, кажется. И Курт еще не свыкся с мыслью, что теперь и он, сидя на поцелуйном ряду, может не только хрустеть попкорном. – Я не… Я хочу посмотреть фильм, но… – Курт, ты очаровательный, – покачал головой Блейн, чувствуя, как соскальзывают руки Хаммела с его шеи и плеч, – правда. Я очень хочу пойти с тобой на этот фильм. – Так ты… Пойдешь со мной на свидание сегодня? – тут же оживился Курт, игриво поглядывая на Блейна. Всего доля секунды – и он уже изменился. Великолепный и неподражаемый Курт. Другого такого Блейн никогда не найдет, он был уверен, что других таких нет. Просто нет на этом свете таких замечательных. – Да, – кивнул, не раздумывая для приличия и пары секунд, Блейн, и его пальцы сомкнулись на запястье Курта. – Конечно. Как насчет седьмого ряда? Седьмой был чуть выше центра, но и подороже. Блейна это, правда, не пугало. – Да, – улыбнулся широко Хаммел, тоже начиная трясти головой, как китайский болванчик, – да, седьмой будет как раз. Блейн сделал небольшой шаг назад. – Не хочешь зайти на репетицию к Соловьям? Ты как раз вовремя. – Давай, – согласился Курт, уходя за ним, – будет неловко, если солист Соловьев сбежит с репетиции ради меня. Но я буду польщен, – подмигнул он. Блейн рассмеялся. Курт был стройным, но не изломанным, не слишком высоким, но и не низеньким, а весь его образ делал из него такого немного неловкого, но по-своему милого мальчика. И то, как он флиртовал с Андерсоном, казалось просто обворожительным. И с каждой улыбкой Курта Блейн чувствовал, что влюбляется в него все больше.