Адвокат ЮА

      — Встать, суд идёт!       Судья Русский язык зачитал права и обязанности каждой из сторон и заинтересованно, но без личных симпатий или личной неприязни, посмотрел на сидевшую на скамье подсудимых школьницу. Над ней, бывшей ученицей пятого класса, переведенной в шестой, проходило судебное разбирательство.       — Белозёрова Екатерина, бывшая ученица 5-В, обвиняется в допущении грамматических, сюжетных, смысловых ошибок (статья №1), а также в неправильном оформлении текстов (статья №2), недопустимо маленьких размерах своих текстов (статья №3) и неадекватном поведении в сети (статья №4).       Свою речь вначале сказал прокурор, защищающий права критика. Среди прочего он сказал:       — Ваша честь, истица желает, чтобы Белозёрова Екатерина была отстранена от занятий писательством и фикрайтерством сроком на три года. При этом Белозёровой можно писать школьные сочинения. Следует назначить также исправительные работы с чтением десяти книг в течение трёх месяцев, а именно: Куприн «В казарме», Шолохов «Судьба человека», Достоевский «Бесы», Куприн «Яма», Васильев «В списках не значился», «А зори здесь тихие», Ремарк «Три товарища», Толстой «Анна Каренина», Лондон «Сердца трёх» и Шолохов «Тихий Дон». Истица хочет, чтобы современную литературу Белозёрова при этом не читала.       — Суд принял во внимание иск, — сказал Русский язык. — Теперь послушаем точку зрения адвоката ЮА.       — Ваша честь, моя клиентка не согласна с иском критика. Белозёрова Екатерина желает продолжать занятия писательством и фикрайтерством без ограничений. Со списком литературы она не согласна и желает самостоятельно выбирать книги для чтения. Белозёрова обязуется читать не реже, чем одно большое произведение — повесть или роман — в месяц, а также исправно выполнять домашние задания, в том числе писать сочинения. На данный момент моя клиентка читает реже обещанного, а учится на достаточном и высоком уровнях.       — Суд принял точку зрения защиты. Теперь выслушаем обвиняемую. Встаньте, пожалуйста. Назовите свои паспортные данные, где учитесь и ваше имя на сайте «Книга Фанфиков».       Со скамьи поднялась худая и нескладная Екатерина, спереди с зализанными от волнения рыжими волосами. В них не было ничего от яркости из салона. Волосы светились неповторимой блёклостью, переливанием рыжего и жёлтого оттенков, а на плечи ложились пушком, будто кто-то раздул и раскромсал вату. За это Екатерину называли одуванчиком. Пара подруг называли ещё цыплёночком.       — Белозёрова Екатерина Андреевна, родилась 25 мая в 2004 году. Закончила пятый класс, перешла в шестой. На «Книге Фанфиков» зарегистрирована под ником «Одуванчик».       — Виновной себя не признаёте? — уточнил Русский язык, прекрасно зная ответ.       — Не признаю.       — Расскажите вашу версию. Что случилось, из-за чего критик подал на вас иск? И как давно вы знакомы с критиком?       — Мы знакомы около месяца. Критик читал несколько моих работ: пару рассказов и один роман в процессе написания. Он оставлял как объективную критику, так и оскорбления в мой адрес.       — Тоже мне, оскорбления… — пробубнил критик, за что получил замечание.       — Я не понимаю, почему должна прекращать писать. Мне это нравится. Я стараюсь. Не только выполняю домашние задания и очень люблю писать сочинения, но и в дальнейшем обязуюсь это делать.       — Суд вас услышал. Садитесь. Перейдём к выслушиванию свидетелей.       Русский язык задумался. Его раздумья прервал прокурор.       — Ваша честь, разрешите вызвать свидетеля грамматических, сюжетных и смысловых ошибок в текстах ответчицы.       — Суд удовлетворяет решение.       Огромные, будто не в судебном зале, а в театре оперы и балета, двери отворились. К свидетельской скамье прошла строгая женщина в синей юбке такого оттенка, что казалась больше серой.       — Представьтесь, пожалуйста.       — Павлова Надежда Михайловна, родилась 12 апреля 1981 года в Киеве. Библиотекарь. Зарегистрирована на сайте «Книга Фанфиков» полгода под своим именем. Я могу сказать как хорошее, так и плохое относительно творчества Белозёровой Екатерины. Но относительно ошибок я говорю второе, и таким образом я на стороне истца.       Судья решил так:       — Давайте сначала то, что вы называете хорошим.       Павлова Надежда, казалось, с первых слов своего ответа не понравилась Русскому языку.       — Ваша честь, Екатерина Белозёрова пишет произведения в нормальном жанре.       — Объясните, что значит «в нормальном»?       — Весь фикбук забит слэшем и фемслэшем. Ужас! Такое вообще писать нельзя. Это развращает культурного читателя! Екатерина Белозёрова пишет то, что там называется джен, — библиотекарша скривилась. Слово «джен» ей не нравилось и ассоциировалось с джемом, а не с жанром, но джен, как и джем, был для неё слаще, привычнее безобразного показа однополых отношений.       — Надежда Михайловна, — сказал прокурор, — согласно статье десятой Писательского Кодекса, автор имеет право писать в любом жанре. Хорошо, что вы осведомлены о творчестве ответчицы, но пишет она слэш, фемслэш или джен, значения не имеет, — прокурор, зная статью, всё же побаивался, что джен сыграет роль в принятии решения в пользу ответчицы. Знал ведь и ещё одну статью, по которой в другом деле могли бы запретить писать ЙА об однополых, да и гетеро-отношениях, если ни с анатомией, ни с описаниями так называемый «аффтор» не дружит. — Жанр никак не влияет на характер и количество ошибок в тексте. Что вам известно об ошибках?       Надежда Михайловна оживилась и поправила очки. Большие, с толстыми стёклами в чёрной оправе. Такие были у лысеющего Новосельцева из «Служебного романа». В глаза судьи бросился стервозный взгляд женщины, такой современный, подловатый, не сочетающийся ни с советскими очками, ни с образом благородного хранителя книжных знаний.       — Ошибок было предостаточно. Я, как библиотекарь и бывшая учительница русского языка и литературы с немалым стажем, шокирована. Конечно, я на этом фикбуке видела материалы и похуже, но…       Русский язык прервал Надежду Михайловну.       — Расскажите по порядку о грамматических, сюжетных и смысловых ошибках.       — Начну с того, что встречаются просто опечатки по невнимательности. Ну как можно написать «В зоопарке смотрели на черепах с кроколиками?» Тут либо «крокодил», либо «кролик». «Несмотря на» мы пишем, отделяя «не» от «смотря». «Вскользь» без мягкого знака.       — Надежда Михайловна, — сказал адвокат, — вы сказали про «несмотря на». Тут возникает вопрос: моя клиентка не знает лишь одного правила или вовсе не умеет употреблять «не» и «ни». А также слово «вскользь». Не часто встречаемое, сложное для запоминания наречие. Снова-таки вопрос: Екатерина Белозёрова постоянно ошибается в написании наречий или нет? Ваша честь, у меня есть отсканированный и распечатанный вариант фанфика и оригинальной работы, а также школьная тетрадь Белозёровой с диктантом.       Вещественное доказательство передали через распорядителя судье. Русский язык внимательно посмотрел на тетрадь, и глаза его чуть расширились, уголки губ задумчиво уползли вниз.       — Екатерина Белозёрова честно получила десять баллов за диктант. На следующей странице — двенадцать. Слово «вскользь» без мягкого знака, встречаемое в фанфике, — единственное неправильно написанное наречие.       Надежда Михайловна заёрзала на стуле. Ей не терпелось доказать, что ответчица пишет плохо и не должна пока что заниматься писательством.       — Вы хотите сказать, что с грамматикой у Екатерины Белозёровой всё хорошо? Но ведь ошибки всё-таки есть! Пусть их не так много. И это в школе она получает десятки, а как перестанет учиться и много читать, сразу же не только принесёт двойки, но и фанфики свои будет писать плохо.       — Надежда Михайловна, суд ещё не решил, хорошо или плохо у ответчицы с грамматикой. Мы пока только рассматриваем факты. Вы можете что-то сказать по поводу сюжетных и смысловых ошибок?       — Я ещё не сказала о канцеляризмах! Это ведь враг, враг русского языка. Ваш, господин судья, враг! Ну как можно написать: «Дружба — это совместное времяпрепровождение чего-то там» в художественном тексте? «Предпочитаем», «влияющие», «начали борьбу»… Сюжетные ошибки? Нехватка знаний о советском прошлом. А романы мы уже пишем! Мы, простите, ещё фэнтези пытаемся писать, с намёком на историю, которую толком не знаем. Забавно, знаете ли, читать о Рудольфе Житхере из Дермании, который пошёл войной на… каких-то там данмеров и альтмеров, взятых из игры. Под ними подразумеваются граждане Польши и СССР. А вот отрывок из одной работки, — распечатанный отрывок был передан судье распорядителем. — Нестыковки во времени. Почему-то поезд от Харькова до Одессы доезжает за восемь часов, а это мало.       — А что касается смысловых ошибок? — спросил прокурор.       — Детскость языка. Наивные рассуждения не зрелого человека. Именно поэтому я считаю важным для ЮА сделать перерыв…       Судья вздохнул.       — Надежда Михайловна, это решает суд. Говорите по существу. Зачитайте фразы и передайте через распорядителя, — сказал Русский язык, увидев у библиотекарши ещё листочки.       Ответчица закрыла лицо руками. Ей стало очень стыдно, когда все прочитали её отрывки:       «А зачем вообще школа?! Зачем в неё ходить? Но если по географии, истории, детской литературе, биологии всё интересно, это ещё не значит, что там, на этих уроках, так хорошо. Наоборот, чем больше рассказывают, тем всё сложнее и сложнее. Ещё школьная программа с каждым годом увеличивается. Что же тогда будет, если так будет продолжаться лет 1000?!»       Довольная собой, библиотекарша гордо пропела:       — «Что же будет на земле через сто ближайших лет, если мода на детей совсем пройдёт?..»       — А вы почитайте, какая там «метафора»! — отозвался критик.       «По всем предметам интересно, но так беспощадно учителя бьют своими «кинжалами воли» ни в чём не винных детей».       — А какие синонимы! «Интересно — интересно». Я бы в жизни не додумалась так удачно подобрать.       Судья сделал замечание истице.       — Попрошу вас об адекватном поведении в суде, — Русский язык смотрел дальше, и тут у него возник вопрос к ответчице. — Екатерина Андреевна, а что значит фраза вашей героини: «У меня великие планы. Но сотворять я их буду втихаря, для порядка»?       Все думали, что почти плачущая девушка разревётся, но та, потупив взгляд, негромко, но чётко и сразу ответила:       — Моя фраза из дневника. Захотелось использовать.       — Ваша честь, — с сияющими глазами спросил адвокат, — разрешите один вопрос моей клиентке.       — Разрешаю.       — Екатерина Андреевна, скажите, как часто вы используете цитаты и вообще как применяете знания из разных источников в своих произведениях?       Теперь Белозёрова отвечала бойко.       — Читаю «Википедию». Много прочитала про СССР, просмотрела также школьные учебники по истории. Смотрела статьи про людей разных профессий. Меня интересуют рабочие на разных заводах. Для стихотворения о природе выписала информацию из журнала «Юный натуралист». Веду дневник читателя, выписывая цитаты из книг. Их изредка использую в творчестве. Иногда сравниваю своего персонажа с другим литературным героем.       Дневник читателя стал ещё одним вещественным доказательством.       — К свидетельнице никаких вопросов нет? — спросил судья у бедняги библиотекарши, которой уже стало казаться, что о ней забыли.       Вопросов ни у прокурора, ни у адвоката не оказалось. Надежда Михайловна присела на скромный стул в зале.       Неожиданно в дверь громко постучали. Распорядитель покраснел и мгновенно превратился в заику.       — Это к нам, — сказал он судье.       — Свидетель есть в списках тех, кто должен явиться на заседание?       — В том-то и дело, что нет.       Русский язык подумал и сказал:       — Возможно, что-то важное. Послушаем свидетеля.       Какого же было удивление, когда в зал вошёл… самый настоящий член. Это был не то промоутер, не то просто клоун, который, кажется, по ошибке принял зал суда за цирк. Из выреза под тканевой уздечкой торчала улыбающаяся небритая голова. Над головой, как шапка, красовалась розоватая головка. Тело было спрятано в блестящий бежевый костюм, напоминающий ствол детородного органа. А вместо обуви — тут всем, особенно старых нравов библиотекарше, стало нехорошо — продолжался костюм, только переходил он в яички.       — Что это за безобразие?! Покиньте зал суда, — сорвался судья.       — У меня есть важные сведения! Я уверен, что это повлияет на окончательное решение.       Зал покатился от смеха. Только критик нервно посматривал на чудо природы. А Екатерина Белозёрова прятала глаза от стыда. Судья сдерживал просыпающиеся где-то в несдержанном нутре смешки, сохраняя серьёзность.       — Представьтесь, пожалуйста.       — Меня зовут Олег Пенисов.       Смех волной ударил в потолок зала. И не сразу прервался долгим судейским стуком молотка о дощечку.       — Вот мои документы, — в зал вошла девушка, которая оказалась невестой Олега. Она и передала документы, потому что молодому человеку было трудно сделать это в костюме.       В самом деле, его звали Олегом Пенисовым, такие вот дела. Явился Олег в костюме, потому что это был его образ.       — Свидетель, — как его назвать-то по имени и фамилии? — О чём вы хотели сообщить по делу?       — Я хотел рассказать, как важен размер.       Раздалось одиночное хихиканье.       — Конечно, я говорю о размере произведения, хотя и в моём случае не менее важно… — Пенисов прокашлялся. — Так вот, я наблюдал за текстами ответчицы и сопоставлял их с тем, что она пишет в тетради. Размер текстов, на первый взгляд, недостаточно большой.       — Статья пятнадцатая Писательского Кодекса гласит, что автор имеет право написать работу любого размера, — сказал адвокат. — Закон не нарушен, пока при этом правильно указан жанр, а также принятые на отдельных сайтах обозначения: например, «драббл», «мини», «миди», «макси».       — Как правильно заметил адвокат, — сказал на то прокурор, — автор имеет право написать работу любого размера. Однако в этом случае исполнительные органы смотрят на смысл работы.       Пенисов вставил свою речь:       — Я как раз и являюсь представителем исполнительных органов, — мужчина передал через распорядителя подтверждающий документ. — Екатерина Белозёрова следует схеме: завязка — основная мысль — концовка. При этом у меня есть заключение, — документ снова был передан, — о скомканности, наивности мыслей, хотя есть намёк на недурные описания. Предстоит работа над стилем. Однако работа, допустимая для самостоятельности, без назначения наказания в суде.       Что же касается размеров, я сказал, что, на первый взгляд, он недостаточно большой. Но в том же заключении сказано, что пользователь Одуванчик пишет достаточно объёмно в тетради. Небольшие рассказы на сайте связаны с тем, что у Белозёровой крупный почерк. Она привыкла писать в тетради сочинения от трёх до четырёх страниц (а её сверстники, заметьте, дай бог две напишут), а на сайте тот же текст — это одна — две страницы.       Так же отмечу, что Одуванчик правильно оформляет текст, а именно: прямую речь, диалоги, причастные, деепричастные обороты, обращения. Она не делает расстояния в одну строку между абзацами, чему, я знаю, был не рад критик. Но, если мы вспомним о законе «Книги Фанфиков», то поймём, что расстояние в одну строку — рекомендация, а не обязанность, особенно для приверженцев книжного стиля.       — Очень полезные сведения для моей подзащитной, — сказал адвокат. Он повеселел.       — Спасибо, вы можете садиться, — обратился к Пенисову судья.       — Я привык стоять.       — Садитесь, Пенисов!       Тот послушался.       — Следующим для допроса вызывается директор школы магии и чародейства «Хогвартс» Альбус Персиваль Вульфрик Брайан Дамблдор.       Все притихли и сидели как мыши. Даже Пенисов не вставал.       Распорядителю не нужно было играть в швейцара, чтобы двери распахнулись. В зал величественно вошёл не нуждающийся ни в чьей поддержке и ни в чьём одобрении Альбус Дамблдор. Он ещё раз представился своим длинным и громким именем, после чего по-доброму посмотрел на девушку-ответчицу. Казалось, он хочет угостить её лимонной долькой и вообще забрать отсюда, подальше от стыда.       — Сова прилетела вовремя. Письмо о заседании мной получено. И я скажу то же самое, что когда-то, до своей смерти, не будучи призраком во плоти, гуляющим по чужим фанфикам, я сказал на заседании по делу Гарри Джеймса Поттера. Мне чрезвычайно странно видеть, что полным составом решается дело талантливой, умной, целеустремлённой и имеющей талант девушки. Всё, что вы решаете, — взгляд из-под очков-половинок метнулся на критика, — называется: делать из мухи слона. Не удивляйтесь, что я знаю русские поговорки, как и пословицы, которых никогда не было в Великобритании. Фикрайтеры вложили в меня эти знания.       Мне странно видеть, что полным составом решается такое мелкое дело, в то время как сотни, тысячи «йуных аффторов» продолжают нарушать закон. И что же, скажите, делает исполнительная власть?       Пенисов хотел что-то сказать, но не решился, а Дамблдор обратил на того внимание. Один свидетель не может напрямую обращаться к другому, но судья словно онемел и не мог запретить.       — С вами, Пенисов, у меня отдельный разговор, касающийся и «йуных аффторов». Моя нетрадиционная ориентация — ещё не повод спать с профессором Снейпом, уверяю вас, — тут Дамблдор обращался ко всем. — С остальным учительским составом тоже. Хагрид мне как друг, а не как любовник. А о Рональде Уизли, помилуйте, я не могу думать так, как обо мне пишут. И если бы всё это было грамотно! Но нет, часто следует то самое злостное нарушение первой статьи о допущении грамматических, сюжетных, смысловых ошибок. В конце концов, неуважение к моему характеру! При этом предупреждение «ООС» не ставят. Я не успеваю закупаться ни вазелином, ни таблетками «Развидеть», ни волшебным миксером для глаз.       Так что я не вижу повода судить эту, повторюсь, талантливую девушку. Спасибо.       Судья не сразу смог что-либо сказать.       — Садитесь пожалуйста, Альбус Дамблдор.       — Благодарю, — пожилой директор кивнул и присел не на стул, а в кресло. Никто и не подумал сделать ему замечание: так уважали его.       — Итак, - судья Русский язык глубоко вздохнул, — мы выслушали свидетелей по статье первой и второй. — Кто-то, кажется, неугомонный Пенисов, шепнул про «перерывчик небольшой». — Пенисов сообщил нам сведения по статье третьей. Остаётся последний свидетель, свидетель неадекватного поведения в сети.       Дверь распахнулась, и в неё, чуть услышав своё имя из коридора, влетела маленькая, полноватая, со стервозными огоньками в глазах девушка. Своим желанием насолить ответчице она, пожалуй, напоминала библиотекаршу, но в ней не было той величественной книжной тишины, сочетающейся со знаниями, с гордостью, но не манией.       — Алёхина Анна Николаевна, — отвечая, свидетельница спешила впереди паровоза, ведь судья ещё и не задал вопрос. — Родилась 17 февраля 1991 года в Москве. Три современных плеера, три кинокамеры заграничных, замшевая куртка — три. А ещё платьице от модного кутюрье. И собственные нервы! Вот что я потратила на поездку сюда. Летающий порох мне никто не одолжил, хотя Альбусика позвали!       — Пожалуйста, ведите себя адекватно в суде.       — Хорошо, — постаралась сдержаться Анна, но не смогла. — Я хочу, чтоб её не просто посадили, а чтоб она заслужила самого сурового наказания. Нельзя же публиковать такой бред! Я взяла и раскритиковала её работку в пух и прах!       Анна повернулась в сторону критика, загадочно улыбнулась и пропела:       — Приветики, милая! Как говорится, «лаффки-чмаффки». Ты представляешь, модное платьице продать ради поездки в суд. Да это у Белозёровой вычтут!       Адвокат обратил внимание Анны на одну вещь.       — Раскритиковали? Объясните, как. Объясните, почему моя клиентка ревела в подушку. Подушка была отдана на экспертизу, и на ней обнаружились следы слёз. Что это, простая критика?       — Протестую, — выскочил прокурор. — Это давление на свидетельницу со стороны истца.       — Протест принимается.       — Ваша честь, эта тупая дегенератка…       — Суд просит без оскорблений.       — Извините, пожалуйста. Так вот, эта ТУПАЯ ДЕГЕНЕРАТКА публикует свой бред и агрессивно реагирует на критику. Я лишь расписала, какие недостатки в её работе, на что наша Одуванчик меня послала.       — В каких выражениях? — спросил адвокат.       — Да чтоб я шла отсюда!       — Вы не предупреждены, что в суде нужно говорить только правду?       Анна замолчала. Да, немного она приврала.       — Разрешите, ваша честь.       Адвокат зачитал следующее:       — Из переписки Анны Алёхиной и Екатерины Белозёровой.       «Алёхина911       Героиня ваша, извините, тупая дура. Да ей после всего нужно было яйца оторвать своему абьюзеру, а она вновь под него стелется. И ещё зовётся стервой. Че не стерва.       Вообще, школьникам пора бы и на боковую. А не публиковать бред а-ля «я ничего не понимаю в жизни, но хочу всем донести».       Бля, аффтор, пошла бы ты в ж…»       — Дальше читать? Тут просто… только одно слово.       — Читайте…       Адвокат смутился. Он молчал секунду, затем две.       — Да господи! — взорвался Пенисов. — Я тут, что ли, самый откровенный? Мою фамилию здесь осилили, а слово «жопа» прочитать не можете?! «Бля, аффтор, пошла бы ты в ЖОПУ»! Всё просто, не так ли, господин адвокат?       — Из ваших уст я бы не хотел слышать про господина, — отозвался адвокат. Съёжился в тот момент и Альбус Дамблдор. — Итак, Анна Алёхина, вы и сейчас не понимаете, что нахамили именно вы?       — Но она ведь мне ответила, чтобы я шла отсюда!       — Минуточку.       Адвокат зачитал ответ подзащитной.       «Одуванчик       Простите, а вы не могли бы оставлять подобные замечания в другом месте?       Пора на боковую? Да что вы. Только не рассказывайте, что вы в моём возрасте скромно писали «в стол» и никому не показывали. Эйджизм я не поддерживаю, при всём уважении к адекватной критике, которой, кстати, и не было.       Героиня тупая дура? Разве что здесь что-то похожее на критику есть. Я хотела показать, что девушка может вернуться к человеку, обидевшему её. Согласна, это не очень-то гордо и порой глупо.       Всё же спасибо за отзыв».       — По-моему, всё очевидно, — сказал прокурор. — Хамская просьба оставлять замечания в другом месте. Как сказала свидетельница, ей ответили, чтобы она шла оттуда, — Аннушка победно кивнула. — Во втором абзаце вообще идёт сарказм. И это говорит несостоявшаяся шестиклассница! Представьте, что она скажет, будучи совсем взрослой. В конце — деланная вежливость.       — По-моему, тоже всё очевидно, — улыбался адвокат. — Просьба была не такой резкой, как до этого сообщение Анны Алёхиной. Заметьте, подзащитная ответила без мата. «Сарказм» я бы сарказмом не назвал. В нём нет характерного яда, зато есть явная обида на хамство критика. Первую часть ответа считаю не превышенной мерой самообороны. В конце не деланная, а настоящая вежливость. Я считаю, мы должны прислушаться к словам директора Хогвартса, — Дамблдор кивнул очень медленно и не сильно, и борода его колыхнулась так же незаметно, — и не строго судить мою подзащитную.       — Суд услышал вашу точку зрения, прокурор, и вашу, адвокат. Вопросы к свидетельнице есть?       Вопросов не оказалось.       — Анна Николаевна, вы можете садиться.       Раздался долгожданный, предпоследний стук молотка о деревянную дощечку перед тем, как судья Русский язык выслушал ещё раз требования обеих сторон и сказал:       — Суд удаляется для решения и вынесения вердикта.       Когда же прошло полчаса, таких волнительных для Одуванчика и победных для переговаривающихся критика-истицы и Алёхиной, судья вновь зашёл в зал. Все встали и сели лишь по команде Русского языка. Сначала был стандартный текст про участие судьи, прокурора, адвоката и распорядителя, а затем и сам вердикт.       — Суд решил Белозёрову Екатерину Андреевну оправдать и выпустить из зала суда. Заниматься писательством и фикрайтерством не запрещать. Частично удовлетворить просьбу истицы.       Нужно было видеть в тот момент лицо Алёхиной! Да и истицы, которую никак не устраивало удовлетворение всего одной её просьбы.       — Я объясню, почему такое решение. Во многом на нас повлияли слова человека, без которого «Книга Фанфиков» не была бы полноценной. Слова директора школы магии и чародейства «Хогвартс» Альбуса Дамблдора. Суд также обратил внимание на то, что говорил Пенисов о размере и качестве текстов Екатерины Белозёровой.       Таким образом, по статье первой ответчица обязуется в течение не трёх месяцев, запрашиваемых истицей, а полугода прочитать десять книг в жанрах повести или романа. Прочитанное нужно уметь пересказать. Также нужно продолжать ведение дневника читателя и представить его в назначенное судом время.       По статье второй о неправильном оформлении текстов обвинения сняты.       По статье третьей о недопустимо маленьких размерах текстов обвинения сняты.       По статье четвёртой о неадекватном поведении в сети обвинения также сняты. На свидетельницу Алёхину Анну Николаевну за мат и оскорбления в отзыве налагается штраф в виде проведения в любой средней школе Украины или России трёх уроков литературы.       От себя хочу добавить, что это дело явилось уроком для всех нас. Уроком не литературы, а жизни.       Относиться критично, без лести — вот обязанность авторов и критиков как перед теми, для кого они пишут произведения и отзывы, так и перед ними самими. В то же время никогда не стоит «топить», негативно мотивировать, унижать юных авторов, одним из которых является ответчица. В нашем случае стоит также обратить внимание, что Екатерина Белозёрова тянется не только к банальным темам о школе и подростковой любви, но и тепла душой к советскому времени, к изучению истории. Золотая середина, не сильный кнут и не переслаженный пряник — вот что нам нужно.       … Дарья Аркадьевна!.. Ещё один написанный во время судебного заседания роман — и вам напомнят о статье про графоманию.