1998 год. Осень.
- В стране царит власть Волдеморта, Золотое Трио безуспешно охотится за крестражами, а Орден Феникса уже возглавляет Кингсли Шеклболт. -
Бездействие убивало. Бездействие высасывало силы не хуже, чем самый изнурительный физический труд, оставляя после себя бездонное чувство пустоты. Я знала, что работа — одна из тех немногих вещей что могли бы мне помочь. Как-то утихомирить все те чувства, что накапливались в душе день за днем. Будь у меня возможность заняться чем-либо стоящим — мысли было бы куда проще переключить на другую волну. Может быть мне бы стало легче. Вместо же этого — несколько месяцев промедления, когда целая толпа волшебников трусливо прячется за магическим барьером, трепетно прислушиваясь к стрекоту волшебного радио, выискивая в море радиоволн знакомое имя. Вместо каких-то ответных мер на творящийся в волшебном мире хаос — глава Ордена лишь качает головой с серьезной миной и продолжает строить планы за закрытыми дверями. Он ищет всех тех, кто пропал, кому грозит опасность, все тех, кто имеет отношение к нынешнему Ордену — вот единственное, что они знают. Несколько раз в месяц его посещает удача, даря людей и возможности, но на вторые он просто закрывает глаза. Тонкс решительно не могла понять стратегию Кингсли. Возможно их и не обнаружат приспешники Лорда, они просидят на этом складе годы, может больше, по крупицам собирая людей, а что дальше? Дальше — пустота. Похоже даже сам Кингсли не знает, что делать. Они больше не боролись, как когда-то, не бросали вызов новой власти, не предпринимали никаких шагов. Теперь они выживали. Сколько должно пройти времени, прежде чем Орден снова воспрянет и с новыми силами вступит в бой? У меня не было ни сил, ни времени, ни терпения, чтобы ждать, когда это чудо произойдет, как не было и выбора. И я никак не могла повлиять на ситуацию. Разговор с Кингсли ничего не дал, каждый остался при своем мнении, только на стороне старшего аврора был целый Орден, а на моей стороне лишь убеждение, что это — не выход. В конце концов я оставила свои бесплотные попытки что-то изменить, смирившись с тем, что Орден погиб и уже не будет прежним. Оставалось выживать. Влачить это жалкое существование в тени, без цели и смысла. Делать что-то для себя, для мужа, для друзей. Даже если это вовсе не то, чего неистово жаждет душа. Друзей в моей жизни становилось все меньше. Тех, кто действительно знал и понимал меня всегда было мало, хватило бы пальцев одной руки, чтобы сосчитать. А теперь война забирала их, одного за другим, протягивала свои багровые руки ко всем тем, кто был дорог мне. Может правы были жрецы древности, когда пытались задобрить Смерть жертвами, дабы избежать многих других. Да только этот монстр ненасытен, ему всегда мало, его невозможно усмирить, с ним невозможно договорится. Он придет неожиданно и невесомо коснется полотна судьбы, завершив плетение ярко-зеленой нитью. Дата на засаленном календаре напоминала о том, что совсем недавно из жизни ушел еще один человек. Прошел месяц, но потеря по прежнему болезненна. Время лечит, но для таких глубоких ран этот срок слишком мал. Я прекрасно помнила Грозного Глаза, он запомнился мне таким же постоянно бдительным, строгим, но справедливым и мастером своего дела. Он был моим другом, хотя никто кроме меня самой об этом не подозревал. Воспоминания полились потоком — первый экзамен ЖАБА, куда он был приглашен в качестве экзаменатора Защиты, поступление в Академию, три года обучения, первые задания, вступление в Орден, собрания, борьба до самого конца. Среди нахлынувшей волны ассоциаций блеснула мысль, и сразу же пропала, но я ухватилась за нее как за спасательный круг. Я так и не побывала на квартире Грюма после его смерти. Что с ней теперь стало? Возможно, пожиратели сумели снять все те хитрые заклятия, которые Глаз накладывал в течении многих лет на свое жилище, хотя в этом я сомневалась. Он не раз говорил, что те, кто не был приглашен в этот дом, не смогут войти туда, даже если очень постараются. Тень улыбка промелькнула на губах. Он-то знал толк в заклинаниях. Кроме того у него в квартире наверняка остался неплохой запас зелий, ингредиентов и прочего добра, которое может понадобится аврору. Как впрочем и много редких приборов, которыми Грюм пользовался в течении долгих лет службы. В конце концов, у Грюма не было ни родственников, ни наследников, а завещание он так и не заверил, все тянул с этим. Стало быть все вещи принадлежат Ордену. И я была уверенна, что Грюм был бы не против такого расклада. Вот и причина посетить его дом. Через несколько минут метаморфиня уже покидает территорию штаба, и только легкий хлопок аппарации, да клочок бумаги с запиской на столе могут поведать о том, что она тут была. Шумный Лондон, после размеренной жизни пригорода, в первые мгновения оглушает. Трасгрессировать прямо рядом с домом Гюма нельзя, антиаппарционный барьер не пустит, поэтому несколько улиц приходится идти пешком. Из толпы магглов я теперь совсем не выделяюсь: ни цветом волос, ни выражением лица, ни одеждой. Грюм всегда ругал меня за эту манеру показываться магглам в таком виде, что у них разве что челюсть не отвисает, когда они сталкиваются со мной на улицах. Но вот и знакомый переулок, мусорные баки. Никого нет. Я подхожу к небольшому домику, сокрытому от глаз магглов, ютящегося в отдалении от шумных улиц. Ключ, нетронутый, лежит на своем месте, внутри все также как тогда, когда я была у него последний раз. Ни одна вещь ни сдвинута, все лежит на своих местах. Сундук уже покрылся тонким слоем пыли, но содержимое также не тронуто. Я аккуратно укладываю в сумку все необходимое, то, что может понадобится в первую очередь, за остальным она вернется позже. Бросив последний взгляд на тихую комнату Грюма, я подбираю упавший ключ и уже протягиваю руку к двери, прежде чем прошептать: - Прощай, Аластор. — тихий голос проносится сквозь пустоту и растворяется в ней, а я исчезаю в вихре аппарации. Все по-прежнему, только боли в этом ярко-зеленом мире стало чуточку меньше.