Она никогда не узнает

Она была для меня все — солнце, луна и звезды. Я был для нее не более, чем адвокат. Крючкотвор с хорошо подвешенным языком, я знал свое дело и однажды сумел спасти от тюрьмы того, кого она любила. Я видел, как она обливалась слезами радости, когда его отпустили со скамьи подсудимых на свободу. Мне достались взгляд, полный признательности, благодарное рукопожатие и несколько сбивчивых слов, произнесенных задыхающимся голосом. Мне этого было довольно. Кто я и кто она? Разумеется, я не был на её свадьбе, хотя узнал о ней из газет. Наверно, даже слышал колокола. Но не пошел, не стал смотреть на неё, ставшую чужой женой, даже издали. Я бережно хранил в памяти взгляд, прикосновение и слова. Они стали моими сокровищами, моим смыслом жизни, моей единственной опорой, когда дела мои пошли под гору, и я стал все чаще искать утешения на дне пузатых винных бутылей. Но находил лишь забвение, и то на краткий миг. А потом… Потом грянула революция. Ей ничего не угрожало, её успели отправить за границу… А вот муж её вновь оказался в Бастилии. Все то же дело, старое дело вновь вытянули на свет — и на сей раз оправдать его было некому. Сыновья не должны отвечать за отцовские грехи — так сказал я десять лет назад, и ко мне прислушались. Но огонь революции пожирает всех. Я не мог его оправдать, но я мог его спасти. Подкупить одного тюремщика, запугать другого. Нет, сбежать из Бастилии невозможно, завтра гильотина должна щелкнуть челюстями пятнадцать раз — и она это сделает. Но кто будет вглядываться в опухшее заросшее лицо, кто будет разбирать, сделали свое дело долгие годы беспутной жизни или кулаки тюремщиков? Никто. Я встану на эшафоте за него. И умру за нее. Они оба будут благодарить бога за чудесное спасение и счастливо проживут в Англии много долгих лет. А я… Я просто любил. Хоть любим и не был.