Против запретов

Джим впервые встречает его, когда приходит к Альберту, своему шефу, на ужин. Получив повышение, он попадает в поле зрения начальства, которое крайне довольно работой Джима. Особенно Альберт испытывает к нему благосклонность и в честь этого зовёт через две недели после получения новой должности к себе. Джиму это невероятно льстит, поэтому он не отказывается. Семья Макдауэнов встречает его с распростёртыми объятиями. Жена Альберта, Донна, невероятно красива, стройна и дружелюбна. Джим обольщён её обаянием и не может не улыбаться в ответ. Не будь он геем, то наверняка бы отчаянно начал завидовать Альберту, которому так повезло со спутницей жизни. Но, к счастью, такая судьба его миновала, зависть боссу — не лучшая вещь, которая может произойти. Они уже садятся за стол, Донна подаёт первое блюдо — салат из морепродуктов, — как в столовую выходит он. Если бы Джим верил в любовь с первого взгляда, то это наверняка была она. Но Джим вовсе в любовь не верил, поэтому лишь с нескрываемым восхищением смотрел на юношу — почти совсем мальчишку, — поздоровавшегося, извинившегося за опоздание и севшего за стол. — Наш стипендиат! — гордо говорит Альберт, показывая на сына. — Это Коди, наш сын. Джим медленно кивает и пытается улыбнуться с такой же вежливой приветливостью, но ничего не выходит. Он не может отвести взгляд от мальчишки, который начал увлечённо рассказывать что-то отцу. Джим не слышит слов, но слышит голос. И хочет попросту сбежать, потому что с каждой секундой становится сложнее сдерживать в себе непривычные порывы. Взять себя в руки всё-таки удаётся. Джим глубоко вздыхает, делает несколько больших глотков вина, и звуки приобретают смысл, а мир расширяется, давая Джиму рассмотреть не только Коди, но и его родителей. Облегчение накатывает удушливой волной, но спустя секунду позволяет Джиму немного расслабиться и начать воспринимать мир нормально. Коди только-только исполнилось восемнадцать, он учится в университете, отличник, спортсмен — занимается фехтованием — и претендент на одну из должностей в компании отца. Джим слушает, ловит каждое слово и даже задаёт несколько вопросов, удерживая в голосе ненормальное в создавшейся ситуации любопытство. Дома Джим долго стоит под почти холодным душем и пытается привести мысли в порядок. Но в голову настойчиво долбится Коди. Это ангелоподобное создание с великолепной улыбкой, звонким, словно не поломавшимся от взросления голосом. В которое ни в коем случае нельзя влюбляться. Коди ещё совсем мальчишка — пытается убедить себя Джим, упираясь лбом в стенку душевой кабины. Холодные струи стекают по спине, но он даже не чувствует, что замёрз. Коди — сын босса. Нельзя на него смотреть, как на объект любой — романтической или сексуальной — связи. Джим пытается напечатать у себя это огромными буквами на коре головного мозга, но навязчивые мысли всё равно пробиваются сквозь преграду. Ничего не помогает. И Джим просыпается на следующее утро совершенно разбитым и больным. Прямо с утра он наливает себе виски и достаёт упаковку сигарет, запрятанную в ящик стола до лучших времён. Он уже полгода не курил, держался. Но сейчас сил нет. К вечеру Джим едет в ночной клуб и прямо там снимает какого-то парня, имени которого не запоминает. Но он чем-то похож на Коди: такие же светлые с золотым отливом волосы, зелёные глазища и гибкость. Только вот улыбка у паренька развязная и манеры бляди. Но какая разница, когда вбиваешься в тело и смотришь, как зелёные глаза расширяются и закатываются в наслаждении. Это не помогает. В понедельник Джим идёт на работу в ещё более подавленном состоянии, думая, что смотреть в глаза Альберту будет нестерпимо стыдно. В такое положение Джим никогда не попадал. Да, ему всегда нравились парни помладше себя, но не малолетки. Не такие, как Коди, только закончившие школу. Не дети людей, на которых работаешь. Как назло, сегодня совещание. И Джим обязан на нём присутствовать. Джим оттягивает время и неохотно идёт в конференц-зал, считая, что судьба над ним просто издевается. Альберт улыбчив и приветлив, он пожимает руку Джиму и говорит, что им с Донной было приятно видеть его в гостях, поэтому они хотят пригласить его на следующие выходные поиграть вместе в гольф. Джим с трудом выдавливает: — Какая незадача. Как раз в следующий уикенд у моей кузины день рождения. Я обещал прийти, поэтому прошу прощения. Может, в следующий раз? — Звучит на удивление гладко, ровно и искренне. Альберт легко соглашается и кивает: — Хорошо. В следующий раз обязательно. — Обязательно, — эхом откликается Джим, думая, что теперь придётся напрячь все силы, чтобы свести личное общение с Альбертом к нулю. Он понимает, что вряд ли в гольф-клуб придёт Коди, но почему-то даже просто сближаться с семьёй Макдауэнов не хочется. И Джим ищет множество отговорок весь следующий месяц, чтобы не пересекаться с семьёй Альберта вне офиса. Когда Джим учился в университете, то полгода в общежитии жил с русским студентом по обмену. Тот говорил по-английски не слишком хорошо, коряво и с акцентом, от которого морщились все вокруг, но именно от него Джим услышал однажды поговорку о Магомете и горе. И именно о ней вспоминает, когда в декабре, в преддверии рождественской суеты, к нему в кабинет стучатся и после короткого «да» нарушают его одиночество. Джим замирает, глядя на тоненькую фигурку Коди, и удивлённо смотрит на него. Сердце моментально стучит, разрывая грудную клетку, а дыхание перехватывает. Не в силах совладать с собой, Джим просто молча наблюдает за тем, как улыбчивый Коди подходит ближе. — Здравствуйте. Я к отцу пришёл, но он на встрече. Не угадал со временем, — Коди немного растерянно переминается с ноги на ногу и кладёт тонкую папку на стол Джима. — Вы не могли бы передать ему? Я обещал занести в обед, но попал в пробку. Тут важные документы, слишком важные, чтобы оставлять секретарше. Джим кивает и продолжает смотреть, где-то на периферии сознания понимая, что со стороны смотрится глупо, что по его лицу наверняка всё видно, но ничего не может сделать. Коди несколько секунд изучает его взглядом, потом наклоняется, берёт стикер со стола и ручку. Джим наблюдает за ним с удивлением, но продолжает молчать. Ему кажется, что если он откроет рот, то из него вылетит то, что ни в коем случае нельзя говорить. И смешно, и грустно: взрослый, состоявшийся мужчина, а ведёт себя, как будто старшеклассница, влюбившаяся в капитана школьной сборной по футболу. Коди что-то быстро пишет на стикере и оставляет его на столе. — Увидимся, — он неожиданно подмигивает. Джим не успевает отреагировать, как дверь за ним уже закрывается. Взгляд падает на стикер, и Джим удивлённо охает: номер телефона. Вечером он мечется по квартире от безысходного понимания, что не выдержит и позвонит. От понимания, что этого нельзя делать. От собственного бессилия и слабоволия. Через два часа, четверть бутылки виски и десяток выкуренных сигарет он всё-таки достаёт телефон и звонит. Коди словно ждал, потому что снимает трубку моментально. Так же моментально соглашается пересечься вечером в баре на Семьдесят четвёртой улице. Коди выглядит совсем не так, как в костюме: в простых джинсах и футболке, волосы не уложены, а растрёпаны. И на лице нет вышколенного вежливо-заинтересованного выражения лица. Коди полностью расслаблен. И это ещё больше привлекает Джима, у которого вновь перехватывает дыхание. Он садится за столик напротив и колеблется перед заказом, потому что Коди несовершеннолетний и пить ему запрещено. Но Коди так улыбается, что Джим всё-таки заказывает по порции виски и думает, что, наверное, совсем сошёл с ума. — Я сразу понял, — Коди говорит, немного растягивая гласные. И от этого его звонкий голос становится чуть мелодичнее и мягче. — Что? — Джим не может не смотреть на него, осознавая, что наверняка попросту пожирает взглядом. И, судя по всему, Коди это нравится. — Что ты запал на меня, — без обиняков заявляет Коди. — Ты мне тоже понравился. Джим думает, что Альберт его убьёт, когда узнает. То, что узнает, он не сомневается. И всё равно не может устоять перед Коди. Тот ведёт себя совершенно иначе, не так, как во время ужина: манеры становятся более раскрепощёнными, поведение шальным, а в речи проскальзывают и нецензурные слова. Кто бы мог подумать, что это ангельское создание может так виртуозно материться. К полуночи Коди начинает к нему ластиться и делать недвусмысленные намёки, поглаживая по колену. Глядя на его призывную улыбку, Джим невольно вспоминает того паренька, которого снял несколько недель назад. Который был похож на Коди, но с блядским поведением. И вдруг ловит себя на мысли, что вообще-то и Коди вне родительской опеки не слишком уступает той неудачной копии себя. Джим убеждается в этом, когда Коди стонет под ним, выгибается и сам толкается на член. Он не стесняется своего тела, обхватывает ногами за поясницу и немного тянет за волосы. Джим никогда не думал, что от секса может настолько срывать крышу, а кайф, словно от сильнодействующего наркотика, будет разливаться по венам. С каждым толчком в тело Коди Джима ведёт сильнее и хочется не отпускать этого мальчишку от себя. Он и не отпускает. Они с Коди начинают встречаться почти каждую неделю. Иногда два раза в неделю. Это не похоже на нормальные отношения, скорее, просто секс, но хороший, качественный секс, от которого теряешь не только голову, но и самого себя. Джим знает, что рано или поздно это закончится. Знает, что нужно закончить самому, что нельзя позволить этому продолжаться, но не может заставить себя отказаться. Поэтому раз за разом приводит Коди в свою квартиру и трахает до умопомрачения. Он узнаёт о Коди больше и больше с каждой встречей: тот любит Оруэлла и Брэдбери, Прокофьева и Бетховена, текилу и русские горки. Ходит в оперу и на балет, на рок-концерты каких-то местных рок-групп. Катается на скейте и ведёт явно двойную жизнь. Днём притворяется паинькой, вечером пляшет в ночных клубах до упаду и трахается без разбору со всем, что движется. На этих словах Джим хмурится и мрачно смотрит на Коди. Тот беззаботно улыбается, гладит его по обнажённому плечу и перед тем, как увлечь в глубокий поцелуй — так страстно и проникновенно целуется только Коди, — говорит: — Не волнуйся. Сейчас только с тобой. Ты мне действительно нравишься. И Джим верит. Верит, потому что Коди часто пишет ему сообщения, всё чаще остаётся ночевать в его квартире и их встречи перестают ограничиваться только одним разом в неделю. И только сексом. Теперь они ходят на выставки, на балет и в оперу. Коди даже умудряется затащить Джима на пару рок-концертов и в парк аттракционов. Джим понимает, как это рискованно. Альберт узнает, ему скажут. И тогда придётся попрощаться и с работой, и с Коди. Альберт был не гомофобом, но однажды в разговоре выразил свою позицию касаемо гомосексуальности вполне ясно: пусть трахаются, но я об этом знать не хочу. Буря разгорается в мае. Прямо после Дня Памяти Павших. Альберт вызывает Джима к себе. И интуитивно Джим понимает, о чём они будут говорить. Внутренний голос с сарказмом заявляет, что они с Коди ещё долго продержались. Альберт хмур и неприветлив. Он кивает на кресло и смотрит исподлобья на Джима. — И как долго ты собирался скрывать, что спишь с моим сыном? «Вечно, если бы это было возможно», — мысленно отвечает Джим, но молчит. Он не собирается оправдываться, не собирается оправдывать и Коди. Альберт стучит ручкой по столешнице, откидывается на спинку кожаного кресла и недовольно, даже с лёгкой брезгливостью оглядывает Джима. — Ты хороший работник, Джим. Я не могу этого не признавать. Но такое отношение к себе, к тому, что я сделал для тебя, я не могу потерпеть. Заявление об увольнении возьмёшь у Молли. С Коди ты больше не увидишься. Я заставлю его выкинуть вашу гейскую дурь из головы. Альберт всё-таки оказывается гомофобом. Джим думает об этом, когда подписывает заявление и собирает личные вещи из кабинета. Ему не слишком грустно покидать рабочее место. Он ждал этого, ждал, когда правда откроется и придётся расплачиваться за совершённые поступки. Но не жалел. Ни о Коди, ни о своём молчании. Лишь надеется, что с Коди ему удастся попрощаться. Телефон Коди не отвечает, когда Джим звонит ему по дороге домой. Молчит и вечером, когда Джим распивает виски и лениво просматривает вакансии на hr-сайте. А после и вовсе оказывается выключен. Джим чувствует лёгкий укол в груди, но успокаивает себя тем, что это было не неожиданно. Что этого и стоило ожидать. Скорее всего, Альберт и вовсе сошлёт сына заграницу, только вот «гейскую дурь» таким способом из чьей-то головы не выкинешь. В десять, когда Джим уже собирается пойти в душ, в дверь звонят. Джим удивлённо оборачивается к ней, но идёт открывать. И поражённо смотрит на Коди, стоящего на пороге. Тот улыбается, держа в руках спортивную сумку и рюкзак. Улыбается широко и открыто. Потом бросает все вещи на пол и повисает на шее Джима. — Я говорил с отцом, — сообщает он. — И мне сказали, что если я не забуду о тебе и о том, что с мужиками можно трахаться, то должен катиться куда подальше. Вот я и прикатился к тебе. Теперь моя стипендия не просто бесполезный повод для гордости, но и шанс доучиться. Классно, да? Коди говорит и говорит, а Джим чувствует, что внутри него становится тепло. И невероятно легко. Именно это чувствуют люди, когда счастливы?