Наше с тобой одиночество

В этом мире все меняется. Время проходит мимо, оставляя за собой множество лет и веков, мир уже совсем не такой, как был раньше. Люди стали другие. Они стали более грубыми и несчастными, вечно куда-то спешат, не замечая всего того прекрасного, что их окружает. Прошли века великих художников и поэтов, века мечтателей и романтиков, пришло время технологий, где все думают только о деньгах и покупке новой техники. Даже воздух стал другим. Раньше он пах зеленью и солнцем, снегом и свежестью, а сейчас только выхлопным газом, грязью и сигаретным дымом. Мир меняется каждый прожитый год, а мы остаемся. Остаемся такими же, как и несколько веков назад. Сначала это казалось нам настоящим даром, мы могли делать все, что нам вздумается, но у всего есть обратная сторона медали. Раз за разом умирать и снова возрождаться в точной своей копии, с каждым веком все больше отдаляться друг от друга духовно, перестать доверять, больше не разговаривать часами о прошлых жизнях и даже, в какой-то степени, ненавидеть друг друга, но держаться вместе, потому что иначе не выживем. И в конце все равно один из нас убьет другого, чтобы в следующей жизни уже жертва смогла стать убийцей – это обязательное условие. Замкнутый круг. Бессмертие – «дар» богов, стало нашим с тобой проклятием. Нас наказали, наградив. Забавно, не правда ли? И в этот раз моя очередь умирать. Умирать, чтобы вновь воскреснуть. Как же мне все это надоело! Может мне кто-нибудь объяснить, чем мы так обидели богов, что они не дают нам права на покой? - Готов? - Глупый вопрос. Почему я вообще должен волноваться? Совсем скоро все начнется заново. - А вдруг в этот раз все закончится? - Наивный ты. Каждый раз говоришь это, но, посмотри, прошло уже так много времени, а мы все еще тут, в этом чертвом мире. - Прощай. Вскрик парня, с ничего не выражающими голубыми глазами, такой тихий и незначительный, по сравнению с выстрелом, раздавшимся на четвертом этаже заброшенной многоэтажки, заставивший птиц, сидевших на обломках старого здания, взлететь в водух. И тихий шепот, достигший слуха в последнюю секунду: - До встречи. А ведь на самом деле мы не ненавидим друг друга. Это просто безысходность, привычка, зависимость – называй, как хочешь. Но не ненависть. Ненависть - это чувство, а мы чувствовать разучились. Еще один весьма сомнительный «бонус» бессмертия. И одиночество. Полное. Беспросветное. Давящее на нервы и разрушающее остатки наших и без того уже мертвых душ. В первое время мы думали, что бессмертие - это именно то, что нам нужно. Мы не думали о правилах, они были не для нас. Мы чувствовали себя чертвыми супергероями, ничего не боялись. Но это быстро надоело. Клубы сменились прогулками, прогулки - тихими вечерами дома за разговорами, а разговоры - молчанием. Сначала мы закрылись от внешнего мира, потом друг от друга. Теперь нет твоих солнечных улыбок и ярких, светящихся глаз. Мы больше не держимся за руки, переплетая пальцы. Не целуемся на глазах у прохожих и дома, у камина. Больше нет ничего, что было раньше, и мы, кажется, смерились с этим. Мы изгои в этом мире, да и в любом другом тоже. Потому что мы не люди – у людей жизнь не может продолжаться бесконечно. А мы вынуждены. И это уже не жизнь, а так, существование, которое никогда не закончится. И от этого становится страшно. - Я не хочу тебя убивать. Надоело. Все равно от этого никакого толку. - Да неужели? - Гарри, не издевайся. Я больше не могу. - На самом деле, я тоже. - А зачем тогда мы это делаем? - Не знаю. По привычке, наверное, - слабая, вымученная улыбка. - Какая- то дурацкая привычка, – точно такая же улыбка в ответ. А может мы и не разучились чувствовать – просто забыли как это делается, отвыкли? Я понял, что мне нравится видеть твою улыбку и ямочки на щеках. Нравится смотреть, как твои волосы отливают золотым на солнце, и как ты хмуришь брови, когда чего-то не понимаешь. Ты прекрасен. Так же, как и множество веков назад. И мне хочется давать тебе больше поводов для того, чтобы ты улыбался. Странно, да? И непривычно. Снова начинать думать о ком-то, кроме себя. - Что ты задумал? - кудрявый парень улыбается уже не вымученно, а открыто, и даже можно сказать, жизнерадостно. - Увидишь. Только не подсматривай! - голубоглазый парень берет шарф, завязывая младшему глаза, на что тот еле слышно хихикает. Пальцы, завязывающие узел на шарфе, на секунду замирают. Он так давно не слышал его смех. Как он мог жить без этого? Молодые люди выходят на крышу многоэтажного дома, и парень помогает своему спутнику снять повязку с глаз. Вид, открывающийся на город, завораживает. Сегодня Рождество – праздник, в который случаются чудеса. По крайней мере, так считают люди этого времени. Но и нам иногда хочется поверить в возможность чуда. - Красиво… - Да. Я был уверен, что тебе понравится. - А почему… - Просто так. Захотелось, – парень перебивает и не дает ему закончить свой вопрос. Они научились понимать друг друга с полуслова уже очень давно. Он достает из рюкзака предусмотрительно захваченный с собой плед и расстилает его так, чтобы можно было сидя на крыше любоваться ночным городом. Они сидят здесь уже несколько часов и просто молча смотрят на проезжающие внизу машины и на яркие вывески на домах. Их пальцы переплетены, и кажется, что не было всех этих бесконечных лет одиночества. Груз вечности уже не так давит на плечи, потому что рядом тот, кто несет его вместе с тобой. - Знаешь, а бессмертие не так уж плохо, если рядом есть еще кто-то. Жаль, мы раньше этого не поняли. - А ты готов на вечность рядом со мной? - Готов. А вот тебе надо бы опасаться вечности со мной – тебе ли не знать мой характер. Смех разносится над внезапно затихшим городом. Смех людей, которые, казалось, разучились смеяться за бесконечное колличество веков. Луи обнимает его, и Гарри, бросив на него удивленный взгляд, обнимает его в ответ, стараясь прижаться как можно сильнее. Это и правда чудесный вечер. … А на утро полицейские на крыше одной из многоэтажек в центре города находят тела молодых людей, умерших с улыбкой на губах… Темнота. А затем свет - яркий, ослепляющий. Открываю глаза – огромный светлый зал. И ты стоишь рядом, в белой тканевой рубашке, со шнуровкой на груди, и точно таких же белых тканевых брюках. В твоих волосах множество цветов, на губах та самая, моя любимая, солнечная улыбка, а глаза такие невероятно блестящие и живые. Я соскучился по тебе такому. И как будто и не было ничего – столетий ожидания, непонимания и бесконечной игры «умри – живи». Видимо, мы все же смогли заслужить прощение богов…