Как напиток, только пишется по-другому...

Все, что происходит на Миле - остается на Миле. Это закон.(с) Стивен Кинг "Зеленая Миля" Увидев Джона, Пол ожидал услышать тяжелые шаги большого человека, бредущего по Зеленой Миле к своей камере. Но Коффи ступал мягко и осторожно, будто вообще не касался линолеума цвета переспелых лаймов. За несколько лет службы и не такое увидишь, но Джон поразил даже Пола своими размерами. Чудовищно огромный, так, кажется, говорил о нем Брут. И не ошибался... Джон был крупнее обычного человека в разы, ему даже тюремная одежка самого большого размера оказалась мала. Обуви и вовсе не нашли, поэтому так и оставили его, как нашли - босиком. И тут уже Гарри подметил странность - Джон не шлепал. Конечно, если прислушаться, то можно было различить приглушенный звук голой кожи, которая соприкасается с поверхностью Зеленой Мили, но не более. Огромный чернокожий парень, закованный в наручники, весил под сотню, не меньше. Как ему удавалось столь бесшумно передвигаться? И при всех своих размерах Джон совершенно не вызывал опасений. Никаких. Словно душу маленького мальчика запихнули в тело большого мужчины, и она там потерялась. Пол заметил, какой Джон огромный, но он смотрел лишь в его глаза. Темные глаза, из которых постоянно струились слезы. Как будто Коффи оплакивал весь этот мир, молясь за его спасение. Перси, выкрикивающий на весь тюремный двор любимую присказку "Мертвец идет!", выглядел рядом с этим великаном монстром. Маленький щуплый Перси - демон, которым пугают таких детей, как Джон Коффи. Пол оказался прав - Джон совершенно не доставлял проблем. Он сидел в своей камере, иногда лежал лицом к стене, а плечи его вздрагивали от тихих непрекращающихся слез. Если не знать, за какое преступление его сюда упекли, приговорив к смертной казни, то и не подумаешь, что этот здоровяк способен причинить кому-то вред. Но две маленькие девочки, изувеченные, посрамленные, исковерканные, которых Джон Коффи держал в своих руках, являлись неслабым доказательством его вины. Вины, в которой Пол Эджкомб, главный надзиратель блока Е тюрьмы "Холодная гора", усомнился. Джон не мог самостоятельно завязать шнурки, не помнил, как это делается. Писать научился только свои имя и фамилию - "Как напиток, только пишется по-другому". И, кажется, не осознавал, что находится за решеткой. А еще Джон боялся темноты... Первый вопрос, который запомнился постоянным надзирателям блока, сопровождавшим Джона, заключенный Коффи произнес тихо и слегка испуганно. - Вы оставляете свет включенным, сэр, босс? Я немного пугаюсь темноты, если я в незнакомом месте... - Несколько лампочек постоянно горят в коридоре, - кивнув, ответил Пол Эджкомб, но Джон уставился на него так, что мужчина сразу понял - этот великан не знает, что такое коридор. - Вон там, - показал Пол, и только тогда Коффи успокоился и сел на свою койку. Конечно, смертники бывают разными. Некоторые осознают, что натворили, постоянно молятся за спасение своей души, надеясь, что искреннее раскаяние позволит им попасть в Рай. Остальные будто отгораживаются от мысли о смертной казни и живут так, как жили бы в обычной камере, отбывая срок, размышляя о жизни на свободе, будто она возможна. А есть те, кто постоянно вынуждает натягивать на них смирительную рубашку и запихивать в изолятор, как Дикий Билл Уортон - "проблемный ребенок" с черной, как глаза Дьявола, душой. И только Джон Коффи будто не был к месту не только в камере, но и в этом мире. Когда Джон впервые показал настоящее чудо, Пол отмахнулся от назойливой мысли, засевшей в голове, как отмахиваются от неприятных воспоминаний люди, пережившие катастрофу. Он понимал, что болезнь, мучившая его так долго, отступила не просто так, понимал, что это не одно из тех невероятных избавлений, когда, скажем, простуда проходит сама по себе. Нет. Его вылечил Джон Коффи. Но как? Как Господь мог вложить такой дар в руки насильнику и убийце маленьких девочек? Стоило задуматься об этом посерьезней, и Пол убедил себя - Джон не мог совершить такого ужасного преступления. Просто был не способен. Он вернул к жизни мышь, неужели не попытался бы... Конечно, попытался. Он старался изо всех сил, но не смог возвратить Кору и Кэти Деттериков. Джон прижимал их к себе, пытался воспользоваться даром, но чуда не произошло, они слишком долго были мертвы. Произошедшее в ночь спасения Мелинды Мурс долго преследовало в кошмарных снах не только Пола, но и Брутуса, самого крупного надзирателя, способного одной левой переломить шею разбуянившемуся заключенному, и Гарри, которому до пенсии оставалось доработать всего пару лет, и Дина, молодого парня, погибшего спустя всего четыре месяца после всех этих событий. Джон не просто высосал раковую опухоль из жены начальника тюрьмы. С ее помощью он свел с ума Перси, которому в этот раз не помогли его родственные связи с губернатором, и заставил его убить Дикого Билла. Билла Уортона - того самого насильника, похитившего с веранды фермерского домика двух очаровательных девочек-близняшек. Билла Уортона - единственного виновника в ужасной смерти прекрасных белокурых малышек Деттериков. - Когда призовет Господь на свой суд праведный, Он спросит меня: «Почему ты убил одно из настоящих моих чудес?» Что я Ему скажу? Что это моя работа? - поинтересовался Брут, пристально глядя Полу в глаза. А тот не нашелся с ответом, потому что сам думал о том же. Каждому предстоит пройти свою Зеленую Милю, но был ли Джон достоин столь ужасной смерти, которая запятнает его, оставит след на его душе? Нет. Определенно, нет. Но что они могли сделать? Отпустить его? Такого большого негра обязательно кто-нибудь заметит и вернет обратно за решетку. Джону Коффи не избежать казни на электрическом стуле. Здоровяк не мог услышать этого разговора, не мог знать, какие угрызения совести терзают надзирателей, которые в скором времени приведут его приговор в исполнение, но все же, в ночь перед казнью, подозвал Пола Эджкомба к себе, пожал его руку и, глядя в глаза, не переставая плакать, произнес: - Я устал, босс… Устал быть в дороге, одинокий, как воробей под дождём… Я устал, что у меня никогда не было друга, с которым можно поговорить о том, куда мы идём, откуда и зачем… Я устал, что все люди жестоки и беспощадны! Я устал от боли, которую я чувствую и слышу в мире каждый день… Это слишком много! Здесь, в голове, как будто осколки стекла. Каждый день! Вы можете понять? Он просил избавить его от этого. И они выполнили его последнюю просьбу, всеми силами ограждая его от той ненависти, что царила в сердцах свидетелей этой казни. Джон боялся. Не смерти, не боли, которую может испытать, когда электрический ток пронзит его тело. Он боялся темноты, которая неизбежно последует, если на него наденут черную маску, призванную скрывать его лицо, боялся злобы, которая, словно жалящие осы, впивалась в его душу от слов миссис Деттерик, боялся ненависти, которая лилась на него со стороны журналистов, с интересом наблюдавших за тем, как четверо надзирателей усаживают великана Коффи на Старую Замыкалку. Дин Стэнтон плакал, сковывая лодыжку Джона ремнями и защелкивая замок. Он вытер глаза перед тем, как встал, но едва не упал, удержавшись на ногах с помощью невероятных усилий. Что ответить Господу, когда Он призовет всех их на свой суд? Гарри Тервиллигер отвел глаза, закрутив последний болт на металлическом колпаке, едва прикрывавшем макушку могучего Джона Коффи. Он отступил в сторону и тяжело вздохнул, будто был готов свалиться с инфарктом в любой момент. Что ответить Господу, когда Он спросит с них за убийство его чуда? Брутус Хоуэлл произнес последние слова, прокашлялся и посмотрел на часы. Медленно отсчитывал про себя секунды, но так и не смог произнести последний приказ, который окончит жизнь Джона Коффи. Что ответить Господу, когда Он гневно скинет их в пучины Ада? Пол Эджкомб попросил перевести рубильник в позицию два и, не отрываясь, смотрел в глаза гиганта, излечившего его, вернувшего жизнь мышонку Дела, выведшего из тьмы Мелинду Мурс. И мужчина чувствовал, что долго будет помнить 1932-й год. Год Джона Коффи. Что ответить Господу, когда Он возжелает их вечных мучений? Если человек искренне раскаивается в своих грехах, он может вернуться в то время, которое было самым счастливым для него, и остаться там навсегда. Может, это и есть рай. Пол прожил больше ста лет, зараженный жизнью от прикосновения Джона Коффи. И ждал свою Зеленую Милю, как старого друга, способного принести в его душу покой. И до последних дней помнил гиганта, заполнившего собой почти всю камеру блока Е, здоровяка, который плакал над злом, творящимся в мире каждую минуту. Джон Коффи. Как напиток, только пишется по-другому...