Ты встретишь меня с улыбкой

Здравствуй. Что? Спасибо, я чувствую себя хорошо. Почему вы спросили об этом? Бледность? Я всегда такая. Присядь, отдохни. Кого вы потеряли? Если вы здесь, значит, потеряли. Отца? Соболезную. Болел? Болел... Давно? Давно... Можно на «ты»? Спасибо. Как тебя зовут-то? Элен... Хорошее имя, крепкое. А я Анна, будем знакомы. Да, я тоже не сберегла. Как видишь. Этому человеку я обязана всем. Жизнью, семьей, детьми, домом... Что ты говоришь? Молодой? Да, он учился на втором курсе медицинского университета. Мечтал стать педиатром и лечить деток. Хотел большой дом и ярко цветущий сад, где обязательно были бы красные розы и желтые тюльпаны с махровыми головками, величественные орхидеи и похожие на маленькие солнца скромные бархотки. Он хотел жить... Хочешь послушать мою историю? Хорошо. Она не займет много времени. Только знай, у нее нет счастливого конца. Все произошло ровно четырнадцать лет назад. Ты можешь понять это по дате на памятнике. Так странно, вроде бы прошла чертова уйма времени, а боль не стала слабее... Но я отвлеклась. В тот день мой путь проходил через не самый благополучный район этого города. Да, не повезло... Часы показывали половину двенадцатого ночи, все благоразумные люди смылись из этого квартала задолго до наступления темноты, а те, кто проживал там, заперлись на сто замков. Фонари вообще не горели: то ли власти бюджет экономили, то ли просто хулиганье побило все лампочки. Да и погода словно предчувствовала что-то... Лил дождь. Сильный, холодный... Прости, я задумалась. До сих пор страшно. Как ты уже, наверное, догадалась, меня встретила компания далеко не милых мужчин. Их было трое. Трое, Элен! Я поняла, что попала. Знаешь, не было никаких кадров перед глазами, не было желания биться, чтобы подороже отдать свою жизнь, не было прилива адреналина, о котором так вдохновенно рассказывают в фильмах. Был только ужас. Дикий, животный, липкий, проникающий в самую суть естества. Не дай Бог тебе узнать о нем на собственном опыте... Я чувствовала себя овцой, которую сейчас поведут на мясокомбинат. Беспомощной, глупой овцой, у которой мозги превратились в кисель от накатывающей паники. Когда ко мне подошел один из этих подонков и провел вонючей ладонью по моему лицу, ноги подкосились, и я упала. Дружки этого придурка заржали, отпуская масляные шуточки в мою сторону по поводу покладистости и нежности. А у меня не было сил даже на то, чтобы закричать, позвать на помощь. Мне оставалось ждать своей очень невеселой участи. Меня поволокли в подворотню. За волосы. Я до сих пор не понимаю, Элен, почему именно в тот момент мой мозг ожил. Словно щелкнули выключателем, повернули рубильник, называй, как хочешь, но во мне поднялась звериная жажда жизни. Теперь я понимаю, что чувствуют загнанные в ловушку животные... Я заорала во всю мощь легких, вода попадала мне в рот, захлебывая, однако я продолжала звать на помощь. За свою проснувшуюся строптивость мне досталось энное количество пинков по многострадальным ребрам, лицу, рукам, животу... Видишь шрам на подбородке? Это тоже они постарались. Не плачь, Элен. Не плачь. Что было дальше? Дальше была боль. Остальное отложилось в моем сознании весьма смутно. Я понимала всю тщетность своих попыток выбраться оттуда. Горло болело, голос сел. Я могла только хрипеть. Меня раздевали, небрежно сдирая одежду, иногда прямо с кожей, били, драли волосы. Смеялись. Шутили. Единственное, что я хорошо помню – это их лица в тот момент. Помню, несмотря на сильное сотрясение мозга. Элен, на их гнусных рожах было написано чистое незамутненное блаженство. Меня стошнило. За это я получила еще два сломанных ребра. Я не пыталась умолять. Знала, что будет еще хуже. В тот момент, когда должно было случиться самое страшное, я уже находилась на грани отключки. Поэтому новый голос, полный гнева и сочувствия, показался мне вымыслом больного воображения, способом уйти от жестокой реальности. Я застонала, пытаясь избавиться от морока, но голос не исчез. Он что-то кричал, доказывал, даже угрожал. Я смогла тогда приоткрыть глаза и повернуть голову. В проеме, освещенном неоновым светом ближайшего рекламного щита, стоял мой спаситель – высокий худой мальчишка. Если честно, то я подумала, что умерла, а он – ангел, пришедший забрать меня. Банально... Через секунду грубые руки исчезли с моего тела, и я поняла, что сейчас произойдет. Эти уроды попросту убьют его. Как ненужного свидетеля. Как паршивого щенка, мешавшегося под ногами. И никто не будет расследовать убийство двух молодых людей, мол, нечего по ночам неизвестно где шляться... Парень проорал что-то злобное, мне в уши натекла кровь, и я не разобрала слов, но в следующую секунду вся эта гоп-компания ринулась на него. Да, Элен. Это было страшнее, чем когда избивали меня. Нет, поверь, глубоко внутри я была рада, что достанется не только мне, что, может быть, они уйдут, разделавшись с моим нежданным спасителем. Это мысль, за которую мне стыдно до сих пор. За которую я молю Бога о прощении. Из-за которой я не сплю по ночам... Мне хватило упрямства, чтобы приподняться. Мне было тяжело дышать: казалось, обломки ребер впивались в мои легкие, голова трескалась, как арбузная корка под ногой, а правая рука висела безжизненной плетью. Я пыталась рассмотреть происходящее. Очень мешал сизый туман, клочьями висевший перед глазами, мельтешащие искры-звездочки и проливной дождь. Когда, наконец, в голове прояснилось настолько, что я смогла перетечь на четвереньки, они уже пинали мальчишку ногами. По лицу одного бугая обильно текла кровь, второй держался за ребра, а третий... Третий лежал без сознания с пробитой головой. Кажется, я закричала. Не помню. Помню только ужас, захлестнувший меня с новой силой в тот момент, ярость на этих нелюдей и горечь от невозможности помочь бедолаге. В голос я заревела тогда, когда паренек приоткрыл глаза и, морщась от боли и уворачиваясь от продолжающих сыпаться на него ударов, знаком показал мне молчать. Чертов герой! Соленые дорожки нескончаемым потоком струились по лицу, смешиваясь с кровью и водой, льющейся с неба, и падая на руки. Господи, он же не собирался спасаться сам! Не собирался, понимаешь, Элен?! Мальчишка давал мне возможность сбежать, ну или хотя бы попытаться... Этот парень жертвовал собой ради меня! Ради девушки, с которой он никогда не общался, не дружил, не гулял. Мы даже не были знакомы... Я в порядке. В порядке. Спасибо за платок. Я верну. Вой сирены раздался минут через десять, все-таки жители соседнего дома, разбуженные моими дикими воплями, вызвали полицию. А орала я не переставая, пока двое зверски избивали моего мальчика, забыв про содранное горло. Как ни странно, они не пытались заткнуть меня. То ли парень их сильно чем-то зацепил, то ли им было все равно, давали пошуметь в конце моей никчемной жизни. Спаситель находился в сознании, но вздрагивал от каждого прикосновения, каждого удара и толчка. Что? Конечно, я пыталась помочь. Вот только ни ноги, ни руки не слушались команд мозга. Мне с трудом удалось встать, облокотившись на чудом подвернувшуюся стену какого-то заброшенного гаража, и сделать пару крошечных шагов. А потом я снова упала, и меня вывернуло наизнанку. Желчью, горечью, кровью... В тот момент мы встретились глазами с моим героем. Я помню его взгляд четко, словно все произошло вчера. В полных боли глазах плескалась немая просьба не двигаться, не привлекать к себе внимания. Он просил меня о невозможном. И знал это. Вой сирены стал ближе. Ублюдки, чертыхнувшись, явно задумали смыться, и внутри меня затеплился маленький огонек надежды: вдруг все еще будет хорошо? Но его безжалостно затушил стальной блеск холодного лезвия. Тсс... Успокойся. Ты все поняла, да? Я же предупреждала, что у этой истории нет счастливого конца... Тварь с разбитым лицом занес острие над парнем и четким движением несколько раз пырнул его. Изо рта мальчишки потекла густая кровь, а мне в голову ударило пониманием, что он не жилец. Что все кончено. Уши заложило от страшного звука, чем-то похожего на вой потустороннего, и в первые несколько секунд я не поняла, что слышу собственный вопль. Я кричала так, будто это меня резали, мне было так страшно... Эта картина будет преследовать меня до самой смерти: белоснежное лицо в лучших традициях вампирских сериалов, спутанные золотые волосы и кровь... Много крови. Элен, она была везде! Стекала багряными ручейками на синюю шею моего мальчика, пропитала всю одежду, делая ее безобразной так, что невозможно было разобрать цвет, просачивалась сквозь сильные пальцы, которыми он зажимал рану. Сейчас я понимаю, что это утекала его жизнь... Ты представляешь, ублюдок улыбался. Зло, ехидно, почти счастливо. Меня скрутило новым спазмом от отвращения к нему, вызывая сильнейшую тошноту, и я закрыла глаза, чтоб не видеть его гнусную рожу. Я знала, что следующий черед – мой, но не пыталась бороться. Не видела смысла. Когда через пару минут так ничего и не произошло, мне пришлось приоткрыть веки. Рядом никого не было. В том вонючем проклятом переулке остались лишь мы втроем: я, мой спаситель и бандит, которому он все-таки нехило врезал. Почему бандиты сбежали, я до сих пор не понимаю. Может, посчитали, что я и так сдохну до приезда полиции, а может – заметили что-нибудь подозрительное. Да. Мне очень повезло. Очень. Я посмотрела на мальчишку. Он еще дышал. Судорожно, с жуткими хрипами, давясь собственной кровью, но дышал. На нем не было живого места: синяки, открытые переломы, ссадины, ушибы. Проломленная голова. И четыре ножевых ранения в грудь и живот. Ублюдок знал, куда бить... Откуда-то взялись силы – я до сих пор считаю, что это Высший разум дал нам возможность поговорить. Врачи говорили про адреналиновый всплеск. Это чушь. Полнейший бред. Я смогла доползти до него. Я знала, что ни в коем случае нельзя трогать пострадавшего, это причинит ему еще больше страданий, но в тот момент разум не отвечал за мои действия. Или наоборот, нечто глубинное, всегда проявляющееся в нашем существе в самые критические моменты, подсказало мне горькую истину – парень не проживет и десяти минут, вне зависимости от того, буду я его трогать или нет. Каким-то образом я затащила его голову к себе на колени. Не помню. Память милосердно стерла этот момент. Он смог приоткрыть глаза. Мне кажется, парень сделал это исключительно на силе воли. Физических сил у него давно не было... Я ревела, прося его не умирать и дождаться скорую помощь, выла, прижимаясь к нему в попытке поделиться с ним своим теплом. Стирала с восковых щек мальчика ужасные потеки крови, гладила волосы, стараясь не причинять еще больше боли. А он... Я никогда не видела такого умиротворенного лица. Парень не боялся смерти, молчал, не имея возможности говорить – кровь почти целиком заполнила рот, и на каком-то телепатическом уровне утешал меня. Я почти по-настоящему слышала ласковые слова. В них была только радость и ни капли сожаления. Он не жалел о том, что защитил меня. Не жалел о том, что умирал таким молодым. Я просто не могла поверить в это! Не могла... Едва заметным кивком головы мой спаситель попросил наклониться вплотную к его лицу. Мои волосы с выдранными из них прядями отгородили нас от остального мира, делая момент гротескно-романтичным, звуки, шорохи, свет – все отошло на второй план. Я то ли услышала его, то ли прочла фразу по губам, то ли опять проявилась странная телепатия, однако смысл его вопроса стал понятен мгновенно. Мой спаситель в последние секунды жизни интересовался, в порядке ли я. Хотелось истерично рассмеяться, но я лишь коснулась губами его холодного лба и прошептала, что в порядке. Неловкие извинения застряли в горле, видимо, они были неуместны... Он облегченно улыбнулся. Ярко, мило, в тысячу ватт. Эта улыбка снится мне по ночам. Мне так хочется увидеть ее хотя бы раз по-настоящему, вживую, не на окровавленных и синюшных губах... Потом он произнес то, из-за чего я сижу здесь. Живи. Одно короткое слово умудрилось вобрать в себя все эмоции, все клятвы, обещания и приказы мира. Никакие самые красивые стихи, замысловатые заклинания не передадут того, что отразило оно. Мой мальчик успел взять с меня незримую клятву не делать глупостей, продолжать бороться. Я не могла предать его. Мучительный вздох, и его глаза, напоследок одарив меня счастливым прощальным взором, навсегда закрылись. Это было прощание. В тот момент меня накрыло. И следующие двое суток просто выпали из моей жизни. Что? Как это такое может быть? Может, Элен... Когда я пришла в себя в больнице через пару дней в окружении родных, друзей и медперсонала, мне рассказали, чем закончился тот злополучный вечер. К тому моменту, как скорая и полиция нашли нас, я билась в конвульсиях, намертво сжав тело спасителя в руках. Чтобы разжать их, потребовались усилия трех мужчин. Все это время я орала как полоумная, врачи решили, что это последствия сильнейшего шока, своеобразный откат от происходящего. Просила оставить меня в покое и дать мне умереть, не забирать моего мальчика... Доктора из скорой, которые транспортировали меня в больницу, вкололи мне тройную дозу успокоительного, чтобы немного утихомирить. Говорят, потом я притихла и смотрела в одну точку, молчала и не шевелилась. В клинике меня осмотрели и решили, что я родилась в рубашке. Из серьезных травм у меня обнаружили лишь сотрясение мозга, двойной перелом руки и трещины в нескольких ребрах. Синяки и ушибы не в счет... А потом я просто впала в кому. Ни один из врачей так и не смог внятно объяснить моей семье, почему это случилось. Не было никаких тоннелей и света с небес, летания по другим мирам в астральной форме. Может, я просто не помню. Или не хочу помнить. Но для меня это выглядело так, как будто после долгого отсутствия света кто-то повернул невидимый рубильник. Последним внятным образом в моей голове была улыбка этого мальчишки... Через три долгих недели я выписалась из опостылевшей мне палаты. В течение этого времени я пытала врачей, родителей, приходивших полицейских, расспрашивая о спасшем меня герое. Родители и врачи попросту не знали, а полицейские почему-то отмалчивались, ссылаясь на тайну следствия. Честно говоря, они не проявляли большого рвения в этом деле, несмотря на труп и почти труп. Офицеры сочувственно кивали, обещали сделать все возможное, только на этом все и заканчивалось. За двадцать один день, которые я провела на лечении, представители полиции побывали у меня восемь раз, с допросами и разговорами, увещеваниями и убеждениями... Вернувшись домой, я погрузилась в жуткую депрессию. Много месяцев тьма сгущалась в моей душе, пробираясь холодными щупальцами в самую суть естества. Кошмары, психушка, алкоголь, антидепрессанты, даже наркотики. На плаву я держалась исключительно благодаря обязывающей клятве, иначе я, ни секунды не задумываясь, прыгнула бы с балкона. Но я не могла предать его, Элен... Он подарил мне свою жизнь, он хотел, чтобы я жила. И я выбралась. Ради моего спасителя, ради моего героя. А? Нет, этих тварей так и не нашли, хотя все-таки мальчишка забрал одного из них с собой на тот свет. Надеюсь, хоть там они не встретятся... Его могилу я обнаружила совершенно случайно только пять лет спустя после трагедии. Я не верила своим глазам. Тот, кого я так долго и безуспешно искала в газетах, паспортных столах и интернете, мягко улыбался мне с фотографии на памятнике. Когда я подошла к кресту в первый раз, странная теплая волна прошла через меня, приветствуя и интересуясь, все ли со мной в порядке. Мой мальчик был рад видеть меня. Он не злился и не осуждал. Только невесомо гладил мои отросшие с того момента волосы... В тот день я так и не вернулась домой. Что-то держало меня здесь, и я рассказывала, рассказывала, рассказывала... Сторож неодобрительно покачал головой, но выгонять не стал. Я говорила моему герою об учебе, о муже, детях, друзьях... Обо всем на свете. На рассвете я, засыпая на этой самой лавочке, все-таки заплакала, горько и болезненно, с примесью вины и безнадежного отчаяния. Впервые за пять лет... С тех пор я каждую неделю хожу сюда. Что? Да, его семья знает обо мне. Я крестная его племянницы, а у меня теперь две мамы... Тебе, наверное, пора, Элен? Что ж, не поминай лихом. Встретимся? Может быть. У судьбы свои причуды. Возьми платок! Спасибо... Вот мы и остались одни. Надо бы краску принести, крест тебе подправить. Правда, на следующей неделе ожидаются дожди, но ничего, я подожду, мой герой. Я приду и через неделю, и через две, и через тысячу сто пятнадцать. Я буду приходить к тебе в ураганы, в дожди и бури, больной и умирающей, здоровой и веселой. Но ты же это и так знаешь... Странно, но здесь я чувствую себя легко, могу дышать, как раньше, полной грудью, и смеяться. Ты подарил мне жизнь, пусть не такую счастливую, как мог бы прожить сам, однако я должна пройти ее в память о тебе. В нашей истории нет хэппи энда, его не может существовать по определению, ты только знай, что твоя прощальная улыбка служит мне путеводной звездой. И когда я умру на этой лавочке через много лет, ты будешь встречать меня в раю с распростертыми объятиями и этой самой улыбкой на лице, только уже без боли и страданий. Я верю в это. Я знаю это.