Больше, чем забавы

Но Дерек не нашел Стайлза ни на следующий день, ни на после следующий, ни через неделю. Стайлз просто напросто пропал со всех волчьих радаров, не оставив ни следа, ни зацепки. Всё это время Стайлз отсиживался в своей старой норе, которая находилась на другом конце леса, а казалось, что и мира. Он пытался справиться с собой и со своими чувствами, которых неожиданно было очень много к одному конкретному волку. И это, как раз-таки, очень сильно пугало. Только вот, чем больше он находился в вынужденной изоляции от всего мира в целом, изредка выбегая на охоту и ловя полевых мышей, чтобы не загнуться окончательно, он все больше и больше понимал, приходил к конкретному выводу — он хочет, определенно точно хочет быть рядом с волком. Да, это неправильно. Да, это сложно и непонятно. Но с этим ничего невозможно поделать, потому что, несмотря на все законы животного мира, на все ограничения, на все правила, навязанные другими, они оказались связанными одной нитью, невидимой чужому взгляду. Лис тосковал. Лис скулил холодными, одинокими ночами в пустой норе, закусив кончик своего хвоста в надежде, что эта боль окажется сильнее. Но нет. Итак… Лис принял решение. Лис пойдет к своему волку. *** Волк привык быть один. Так проще, легче, никаких переживаний, сомнений, метаний. Радости, правда, тоже никакой, но его устраивала такая цена за душевное спокойствие. Ему казалось, что другой жизни он и не желает. До того дня, когда, отправившись проверять свою территорию, он встретил этого лиса. И все пошло наперекосяк. Первые два месяца он днями и ночами выслеживал эту рыжую, изворотливую тварь, но та каким-то чудом избегала каждый раз расправы. Дерек раздосадованно рычал и скалился, вымещая злость на земле с отпечатками лисьих крошечных лап — он рвал, выдирал дерн зубами, взрывал когтями, делал все, лишь бы эти следы исчезли. Но на следующее утро они появлялись вновь. Дерек готов был взвыть от бессильной ярости. Он — прирожденный охотник, он много лет прожил в этом заповеднике, выучил все тропы, переправы и ловушки, ни одна тварь божья не могла уйти от него. Кроме этого наглого, беспардонного, изводящего его лиса. А потом неожиданно, внезапно лис появился — прямо перед его ошарашенной мордой. Дерек поначалу глазам своим не поверил, увидев его, беззаботно плещущегося в реке и принимавшего солнечные ванны. Дерек думал, что лис удерет, оставив его ни с чем, но тот преподнес ему сюрприз — остался и отдался. Кажется, лис его заразил чем-то. Опасным, неизлечимым, смертельным. И Дерек не мог спросить у него, что это за болезнь, потому что больше его не видел. Искал, выслеживал, прочесывал гектар леса за гектаром, пока не наткнулся на новую нору и знакомые отпечатки лап. И они встретились вновь. Дерек принес лиса в свой дом, он хотел, чтобы тот остался, наполнил собой пустоту в хижине и в его сердце, заполнил ее теплом своих лисьих улыбок и нежных, заботливых рук — первых в жизни волка рук, которые его коснулись. Проснувшись утром, Дерек обнаружил лишь остывшую постель. Он бросился за порог, надеясь взять след, не мог же он выветриться так быстро, всего за пару часов, верно? Верно. Он метался, кружил, плутал, не веря, все еще не веря, что лис сбежал. И снова рвал землю клыками, сходя с ума от ноющей, давящей боли за грудиной, готовой вот-вот проломиться, сломаться, разорваться — вслед за сбивающимся сердцем. Несколько недель он не возвращался в пустую хижину, бесцельно бродя по бескрайнему лесу, встречая рассветы и провожая закаты, позволяя звериной сущности овладеть собой, управлять, вести. Его никто не ждал. Ему некуда было идти. И пришлось вернуться в то место, которое он привык звать своим домом. Дни потянулись за днями. Однообразные, серые, бесконечные. Огонь в очаге и волчья шкура не могли его согреть. Дерек замерзал. Близилась зима, которую — он знал — он не переживет. Надежда, что кто-то теплый, мягкий и рыжий придет и спасет его, медленно угасала вместе с его волей к жизни. *** Стайлз крадется к волчьей хижине, испытывая невероятное единство и гармонию со своим мозгом и телом, пожалуй, впервые, с того момента, как он ушел глубоко в себя. Радость от предстоящей встречи переполняет всё его естество. Главное, чтобы волк сейчас не дал ему от ворот поворот. Вдруг он передумал? Осененный этой внезапной мыслью, Стайлз так и застывает возле дома Дерека, а потом плюхается на задницу, не зная, что теперь делать и как примириться с этим ментальным отказом, и тогда вздрагивает от оглушительно хрустнувших за его спиной веток. Дерек стоит в тени деревьев и, как и в первый раз, смотрит на него, не отрываясь. Но будто не узнает. Морщит нос, показывая зубы, вздыбливает шерсть — он без слов говорит, что лису лучше уйти. И это последнее предупреждение, второго шанса спастись не будет. Ни один лис ни разу не смог выстоять против волка. Их поединок, если он будет, предрешен изначально. — Ты? .. — неуверенно, словно сомневаясь, спрашивает Стайлз, а потом опускает голову и говорит, так смиренно и обреченно: — Я пришел. Я хотел бы… остаться. Волк перестает рычать, поднимает уши, слушает, хотя не выглядит в особом восторге от признания лиса. Проходит мимо, не замечая в упор, поднимается на крыльцо, цокая когтями, и скрывается в доме, оставляя дверь приглашающе приоткрытой. Или же просто не парясь, закрыта она или нет. Стайлз некоторое время неуверенно мнется на месте, прислушиваясь к происходящему внутри хижины и к собственным ощущениям, но потом решает зайти — эту кашу заварил он сам (мог бы остаться), поэтому, если и огребать, то только ему. Дерек разводит огонь в погасшем очаге. Пока занимается пламя, он надевает штаны и, будто вдруг вспомнив, оборачивается на лиса. Не говоря ничего, хватает рубашку и швыряет ему, накрыв ей зверька словно покрывалом. И он ни о чем не спрашивает. Болтовня не входит в список его сильных сторон. Стайлз перекидывается, а затем благодарит Дерека за эту кажущуюся сейчас неуместной заботу, натягивая на себя его рубашку. Она ожидаемо велика и прикрывает больший объем тела, чем положено, и это, на самом деле, очень хорошо, потому что стоять голым его сейчас не прельщает. Дерек то ли на самом деле не замечает его, то ли отслеживает его действия очень умело и незаметно, но Стайлза его напускное равнодушие все равно беспокоит, и в груди узлы скручиваются плотнее, заставляя дыхание сбиваться чаще. Прерывать устоявшуюся тишину боязно, но необходимо, и Стайлз, в неуверенности заломив руки, решает подать голос: — Если ты хочешь, я могу уйти, — сама мысль о том, что Дерек может этого хотеть, но его гостеприимство не дает ему выгнать лиса взашей, сжимает горло невидимыми тисками, и в нем начинает немилосердно жечь, да так, что — еще немного, и станет щипать глаза от слез. Дерек останавливается, переставая заниматься привычными делами, вспоминает о том, что он теперь не один, и пристально смотрит на Стайлза, который в его рубашке кажется таким… таким… его взгляд неизбежно соскальзывает к обнаженным, едва прикрытым подолом ногам, и узкие ноздри хищно раздуваются, вдыхая позабытый, знакомый запах. — Неужели теперь тебя волнует, чего хочу я? — едко бросает он, не собираясь сдаваться в этот раз так быстро. Игры кончились. Стайлз морщится от вполне заслуженного обвинения в свой адрес, которое бьет прямо в цель. — Я много думал, — он горько усмехается, глядя в пол. — Я был трусом. Не мог… не хотел смотреть правде в глаза, которая маячила перед носом. Боялся… изменений, которые обязательно должны были последовать после моего решения. И я не справился. Стайлз вдруг понимает, что говорит это для того, чтобы успокоить себя, снять тревогу и переживания, и, возможно, Дереку даром не сдались его откровения, что, пожалуй, так на самом деле и есть. Дело, в принципе, сделано, теперь он может уйти — он ведь объяснился и с Дереком, и с самим собой. Поэтому, всё ещё избегая смотреть волку в глаза, боясь увидеть в них насмешку или презрение, поворачивается и идет в сторону выхода. Он почти успевает взяться за ручку — тянет к ней руку, чтобы опустить ее, открыть дверь и снова сбежать из волчьей хижины, но его уже хватают сзади, обхватывают — крепко, сильно, — прижимают к себе и отчаянно, жадно, быстро целуют в шею обжигающе горячими губами. — Только посмей уйти… еще раз, и я тебя точно убью, — шепчет Дерек, покрывая поцелуями все такую же прекрасную, бархатистую кожу, от которой невозможно оторвать ни глаз, ни губ. — Не хочу, чтобы ты уходил. Никогда, — жестко заканчивает он и, не дожидаясь ответа, уже подхватывает Стайлза на руки и несет на разложенные на полу у очага шкуры. Стайлз не может поверить в свое счастье — Дерек остановил его и не хочет отпускать! Господи, его любимый, такой желанный волк снова рядом! Он ластится, как кошка, подставляется под прикосновения и поцелуи, которыми его осыпает волк, и Стайлз уже готов начать мурлыкать, лишь бы это не прекращалось никогда. Каким глупцом он был! Чуть не выпустил из рук само льнущее к нему счастье. Свой смысл. Свою жизнь. — Никогда, — шепчет в ухо Дереку. — Больше никогда. Я люблю тебя, — ловит ладонями его лицо, заставляя посмотреть себе в глаза, сконцентрироваться на его голосе, вслушаться в его слова: — Я люблю тебя. Дерек замирает. Вглядывается в его лицо. Не верит еще, но уже начинает осознавать. И что-то медленно, постепенно изменяется, оттаивает в его взгляде, он неуверенно улыбается, и хмурая складка между его бровей разглаживается. Он наклоняется и закрывает глаза, прежде чем поцеловать только что произнесшие эти восхитительные звуки губы. Стайлз отвечает ему — не может не ответить — целует нежно, толкается навстречу своим языком, без напора, нежно оглаживает кромку волчьих клыков, легко посасывает его нижнюю губу, а потом прерывает поцелуй для того, чтобы осыпать мелкими поцелуями его щеки, нос, подбородок – все, до чего дотягивается в таком положении, а потом повторяет снова, чтобы наверняка: — Я люблю тебя. Ты мой и только мой. Дерек слабо усмехается, находясь под действием чар лиса. Он только вздыхает шумно, когда тот снова тянется к нему, чтобы поцеловать где-нибудь еще, и обнимает крепче, боясь, что лис вдруг исчезнет, оказавшись плодом его воспаленного сознания. — Убью, — рычит он, повторяя вновь, чтобы у Стайлза отпечаталось это на подкорке, и припадает к его шее, находит пульсацию жилки, прикусывает тонкую кожу над ней, уже забирается руками под рубашку, заново вспоминая пленительные изгибы, лаская отзывчивое тело, жадно вдыхая запах ответного возбуждения. — Убьешь, — подтверждает Стайлз, уже находясь на грани этой реальности, он успел позабыть волшебное действие этих чудесных рук, которые так быстро успевают пробудить в нем все нервные окончания, отвечающие за его возбуждение. Он отклоняет голову, чтобы дать Дереку больший простор, отчаянно желая, чтобы волк оставил на нем свою метку. Дерек медлит — секунду, две, вслушиваясь в загнанное, учащенное дыхание Стайлза, потом снова прикусывает его за шею, пробует сжать челюсти сильнее, ища границу дозволенного, и начинает жадно сосать, тянуть в себя, вытягивать вкус лиса каплю за каплей. Кожа под его губами горит, краснеет, и он громко урчит, прижимаясь к Стайлзу ближе, почти наваливаясь на него, просовывая руку под его спину, чтобы обнять. Он переворачивается, утягивая лиса за собой, и ждет, когда тот устроится на его бедрах, после чего неохотно выпускает его шею и рывком стягивает с него рубашку через голову. Стайлз помогает ему, подняв руки, прикасается к месту укуса, размазывает теплую кровь по шее вместе с волчьей слюной, гладит испачканными пальцами сначала губы Дерека, потом свои, очерчивая их, клеймя себя таким образом. Мысль о том, что теперь он не сам по себе, а принадлежит кому-то от начала и до конца, приводит к тому, что его член стоит колом, подрагивает, а смазка капает волку на живот, пачкая. Стайлз смотрит на совершенное им безобразие, широко, шально улыбается и заглядывает волку в глаза, облизывает свои губы, так пошло и так горячо, что пальцы Дерека на его бедрах сжимаются крепче, и Стайлз стонет в голос, запрокинув голову, снова прикасается к метке и ведет пальцами от нее до самого паха, оставляя слабый кровяной след. Волк тяжело дышит, выпуская когти, но только едва царапая ими бедра Стайлза, за которые судорожно держится, как за спасательный круг. Он тонет в его запахе, его глазах, в нем самом — бесповоротно, безвозвратно. И впервые, погружаясь на самое дно, где нет ни воздуха, ни света, только тьма, он испытывает умиротворение. Стайлзу неожиданно приходит в голову мысль, от которой голова сразу идет кругом. Он переворачивается, оказываясь сидящим к Дереку спиной, быстро смачивает слюной свои пальцы и, хитро улыбнувшись волку через плечо, приподнимается, чтобы ввести их в себя — терпение — это как раз то, чего ему всегда не хватало, поэтому — сразу два, миллиметр за миллиметром опускается на них, игнорируя жжение, тупую боль и пульсацию плоти. Стайлз сосредоточенно закусывает губу и бросает быстрые, поверхностные взгляды назад, чтобы оценить положение. И сразу же натыкается на потемневший взгляд Дерека, который сначала не понял, что задумал этот предприимчивый, неугомонный лис, а потом, кажется, воодушевился их новой игрой. Он гладит его по спине, пересчитывая шершавыми подушечками пальцев родинки, карту которых помнит наизусть, и добирается до пальцев Стайлза. Облизывается, проталкивает один свой прямо между ними, чувствуя волнительное натяжение, и двигает им то в такт, то в противовес. Просто идеально. Стайлз выгибается от прошившего его удовольствия, хотя, казалось бы, куда уж сильнее, жадно хватает открытым ртом воздух и уже сам насаживается на пальцы, жалобно похныкивая от особенно чувствительных проникновений. До отчаяния, до дрожи хочется сжать свой член, чтобы унять томление, охватившее весь низ живота, но он только пережимает его у основания, не желая кончать так быстро. В этот раз все будет очень, очень медленно. Но не так. Хватит пальцев. Стайлз чуть привстает, и те легко выскальзывают из него — вот теперь он снова поворачивается лицом к Дереку и, коротко поцеловав того в губы, берет его член одной рукой и приставляет к своему пульсирующему, жаждущему отверстию, а другой упирается в его грудь, удерживая равновесие. Головка входит легко, и лис, плавно покачиваясь, прикрыв глаза и закусив губу, начинает насаживаться еще глубже, пока не оказывается полностью на члене. Только тогда он открывает глаза и смотрит на Дерека, тянется к его рту рукой, оглаживает подушечкой большого пальца нижнюю губу и ахает, когда волк приоткрывает рот и ловит его палец зубами, несильно прикусывая. Волку впервые хочется чем-то с кем-то поделиться, и этим становится: — Внутри тебя так хорошо. Он выдыхает это сипло, хрипло, низко, толкаясь чуть-чуть, но глубже, надавливая на бедра Стайлза, чтобы насадить его сильнее на свой изголодавшийся по жару и тесноте его тела член. Со Стайлзом вообще все — впервые. Он заставляет Дерека испытывать то, чего он никогда не испытывал раньше. Он и подумать не мог, что когда-нибудь добровольно опустится под кем-то на лопатки, что будет покорно лежать, не пытаясь перехватить инициативу, пока его не попросят, что будет стонать сквозь стиснутые клыки от того, как невозможно лис сжимает его в себе. И он хотел еще. И еще. Стайлз от такого откровения улыбается, сначала неуверенно, а потом широко, но вкладывая в это действие всю свою ласку, нежность и любовь к волку. На самом деле, он не умеет делать комплименты, поэтому не хочет все испортить своими глупыми словами, в которых так тяжело бывает разглядеть смысл — лучше он покажет, как ему охренительно хорошо, другим способом. Он наклоняется и жадно целует волка, широко и влажно вылизывая его рот, издавая пошлые звуки, от которых пальцы поджимаются на ногах и волосы шевелятся на затылке. Отстраняется и пытается отдышаться после минуты поцелуя, длившегося маленькую вечность. Игриво улыбается и: — Ну что, поехали? И в ответ слышит согласный рык. Дерек позволяет Стайлзу побыть сверху — трахать себя, как ему хочется, соблазнять облизыванием губ, стрельбой глаз из-под опущенных век, всеми этими стонами и хлюпающими звуками, сопровождающими процесс. Да, Дерек все еще считает себя очень терпеливым — но не сейчас. Он честно старается играть по правилам — но не справляется. Хватает лиса за шею, тянет к себе, перекатывается, подминая его под себя, и выпрямляется с предвкушающей, хищной улыбкой на лице. Но не срывается сразу в безумный животный ритм. Напротив. Поднимает выше ноги Стайлза, заставляет его прижать колени к груди, полностью открыться и дать ему возможность войти максимально глубоко. И начинает двигаться мучительно медленно, не отпуская взгляда лиса ни на секунду. Стайлз, блять, просто не может молчать, он стонет, пыхтит, рычит в ответ и прекрасно видит, какое оказывает действие на волка — тот следит за каждым его вдохом-выдохом, за каждой появившейся на лице эмоцией. А их предостаточно, потому что ему кажется, что если, блять, Дерек сейчас же, сию же минуту не начнет ускоряться, то он сам его убьет. Потом. Возможно. И, кажется, он знает, как простимулировать своего волка: — Ты не представляешь, как я скучал по твоему узлу в своей заднице, — довольно улыбается, а потом ощеривает клыки на Дерека. Тот вздрагивает, его глаза вспыхивают, становясь волчьими, и он с силой проталкивает в Стайлза еще не начавший расти узел, но достаточно большой для того, чтобы тот почувствовал, как его растягивают на пределе. Он ведь хотел острых ощущений, верно? И пока лис пытается справиться с проскальзывающим и выскальзывающим из него узлом, Дерек наращивает темп, не давая ему и шанса разобраться. Он впивается когтями в шкуру, сдерживая растущее внутри томительное напряжение. Он еще помнит, что первым должен кончить лис, потому что все это — для него, ради него, Дерек хочет доставить ему удовольствие больше, чем получить его самому. И судя по становящимся все громче, на грани криков, стонам, он неплохо справляется с этой задачей. — Ох, господибоже! — выдыхает Стайлз, когда низ живота опаляет горячей волной, когда все напряжение из его тела уходит, сменяясь полной и неконтролируемой эйфорией — он кончает. Сперма попадает на его живот и грудь и приносит мгновенный дискомфорт, подсыхая. Стайлз не хочет об этом думать, да и не может, потому что Дерек в этот момент затыкает его дырку своим нереальных размеров узлом и тоже кончает. Наполняет его своей спермой, метит его изнутри, снова и снова заявляя на него свои права. И сама мысль об этом заставляет Стайлза трепетать и буквально светиться от счастья. Его волк. Его… Ох ты ж, мать твою! — Мне кажется, мы кое-что упустили из виду, — не самое удачное время для разговора, но, блять… — Как тебя зовут? Волк задушено посмеивается над ним. В этом весь лис. Это так раздражает и пленяет одновременно, что он не знает, чего ему больше хочется — все-таки убить его, наконец, или трахнуть еще раз как следует. — Дерек. Меня зовут Дерек, — называет он свое имя. — Стайлз, — возвращает лис улыбку. — Забавно получилось, — хмыкает волк, и они одновременно смеются.