Связанные

Сохон никогда не чувствовал себя одиноким. Ведь он знал, что где-то там, в своем Храме его напарник и партнер выполнял свою часть работы. Вживую виделись они с Мьюном редко: лишь по праздникам, да официальным церемониям. Но вот косвенно… Каждый раз, когда Храмы останавливались, чтобы сделать паузу в смене дня и ночи, а Хранители могли отдохнуть, они засыпали. И виделись во снах. Сохон всегда знал, что Мьюн придет к нему, постоянно пропуская тот момент, когда проваливался в сон. В определенный момент Сохон просто знал — он в мире грез. Мьюн же появлялся неожиданно: то прилетит по воздуху, то будто возникает из-под земли. И каждый раз дразнил Сохона. — Догони меня! — маленький фавн осалил Сохона, хлопнув по плечу, и побежал, на ходу создавая деревья и кустарники с помощью своей пыльцы. — Стой! Догоню и все уши тебе поотрываю, — не всерьез кричал вслед Сохон. Они постоянно так играли. Мьюн убегал, а Сохон пытался его догнать. Как ни старайся, ему не удавалось угнаться за прытким Повелителем снов. Скованный логикой мышления наяву, Сохон не использовал все возможности снов, в отличие от Мьюна. Он, в свою очередь, держался впереди так, чтобы его не теряли из виду, а затем скрылся за деревьями. Сохон придал ускорения. А зря. Он не смог остановиться и по инерции спрыгнул с откуда ни возьмись — спасибо Мьюну — появившегося обрыва. Несколько секунд полета Сохона окончились в глубоком озере, на дно которого он опускался, чтобы вынырнуть на поверхности. Мир перевернулся на сто восемьдесят градусов, и у Сохона закружилась голова. Только он пришел в себя, как заметил, что Мьюн плавал неподалеку. Мокрый, синий фавн казался еще меньше, чем был. — Не перестаю удивляться, как у тебя это получается, — Сохон подплыл поближе, и Мьюн ощутил, как жар Хранителя Солнца передавался воде. — Это то, кто я есть. Мне нравится дарить людям хорошие сны, — Мьюн смотрел в янтарные глаза Сохона, и, помимо обожания, видел на их дне искры желания. — Так подари мне хороший сон, — Сохон подхватил Мьюна, тот инстинктивно обвил его тощими ногами, доплыл до каменистого берега и вытащил их обоих из воды. Сохон уложил Мьюна на мягкий травяной покров, и растительность вокруг засияла от одного его присутствия. Мьюн положил руку на горячую грудь Сохона и ластился к его ладони, когда тот провел ею по синей шевелюре. Мгновение спустя их губы соприкоснулись. В мире снов Сохон мог не бояться, что обожжет или раздавит своим весом хрупкое, но полное силы тело Хранителя луны. Здесь они были свободны от тяжести своих титулов, обязанностей и условностей. Они принадлежали друг другу, и Сохон чувствовал себя легче перышка, когда Мьюн доверял ему и отдавал всего себя, не сдерживая ни гибкое тело, ни громких стонов. Сквозь синюю шерстку на щеках пробивался румянец, а пальцы скользили по гладкой спине Сохона, так и норовя поцарапать. Мьюн ощущал, будто каждая клеточка его тела плавилась, и оставалось совсем чуть-чуть до пика. Он схватил Сохона за волосы на затылке и притянул в глубокий поцелуй, который перешел в утробный рык со стороны Сохона. Ему хватило последней капли затуманенного удовольствием разума, чтобы не рухнуть на Мьюна, а завалиться рядом. Сохон пытался отдышаться, и звезды танцевали у него перед глазами, когда Мьюн лег на его широкую грудь, полностью на ней помещаясь. — Это был великолепный сон, маленький Повелитель снов, — улыбаясь, Сохон уткнулся носом в длинную шерсть на груди Мьюна, стараясь запомнить его запах перед пробуждением. — Пора просыпаться, янтарный Хранитель солнца, — Мьюн взял лицо Сохона в свои ладони и поцеловал его в лоб, от чего тот проснулся у себя в Храме. В груди Сохона с новой силой пылал огонь своего долга, а далеко-далеко от него Мьюн готов был петь, играя на лунных струнах. Баланс дня и ночи продолжал блюстись, ведь Хранители солнца и луны оставались связанными.