Мне подарили тебя на Рождество

Придорожные фонари отбрасывают блики на его бледное лицо, и Луи затягивает шарф еще сильнее, хотя ему уже нечем дышать, и греет руки в карманах плаща, что, впрочем, безрезультатно, потому что он продолжает безнадежно дрожать и корить себя за то, что не купил себе вовремя зимнюю куртку. На его ресницах оседают снежинки, а издалека слышится одиннадцать ударов, и Томлинсон, усмехаясь, думает, что хуже Рождества у него еще не было. Потому что Зейн и Лиам уехали на какую-то горнолыжную базу, бросив его одного, и «Да ничего, Зи, я знаю, что вы хотите побыть вместе, я счастлив за вас». Потому что дома он задыхается от одиночества и безнадежности, и у него нет совсем никакого праздничного настроения. Луи надеялся, что в центре города, в окружении высотных зданий и сияющих вывесок, он почувствует себя хоть немного лучше, но, к сожалению, этого не произошло. Пустота в его груди полыхает инквизиторским костром, и Томлинсон заглядывает в окно дома номер пятнадцать, руководствуясь непонятными ему самому побуждениями. В центре гостиной стоит красивая елка, вся украшенная игрушками, и разноцветные огни скачут по ней: красные, синие, желтые, зеленые, и Луи чуть улыбается, когда видит трех маленьких девочек, что водят хороводы вокруг деревца, и, судя по всему, поют какую-то песенку, а на диване перед камином сидят их родители, приобнявшись, и они выглядят до невозможности счастливыми и влюбленными. Томлинсон хочет отмечать Рождество так же, как эта семья, до дрожи в коленях. Веселиться с детьми, а потом любить друг друга всю ночь до изнеможения, водить руками по любимому телу, изучать его заново и выцеловывать каждую родинку и изгиб, и татуировку, и ловить своими губами чужую улыбку… Луи смотрит на эту парочку и пытается представить, как же они встретились. В детстве мама рассказывала ему истории, содержание которых стерлось из его памяти под безжалостным временем, однако смысл остался. Томлинсон хорошо помнит, что когда ты встречаешь свою родственную душу, и ваши глаза встречаются, то они превращаются в сердечки, и пусть это ненаучно, но Луи верит, что все так и происходит. Возможно, парень и девушка пришли на один каток и столкнулись и, посмотрев в глаза друг другу, уже не смогли смотреть в разных направлениях? Или это произошло в кафе, где она была официанткой, а он — обычным посетителем, и так получилось, что неуклюжая девушка опрокинула на клиента поднос? Луи не пытается гадать, но он точно знает, что в их мире любовь приходит в неподходящие моменты, и Томлинсону, на самом деле, все равно, как он встретит своего соулмейта, лишь бы встретить его. В его голове крутится save my heart, и Луи горбится, стараясь сохранить оставшееся тепло, и двигается в сторону городского парка. Красота этого места зимой — безмолвная и какая-то кладбищенская, фальшивая, как сказал бы Зейн, и Томлинсону здесь не нравится, но надо же ему хотя бы немного посидеть и отдохнуть, потому что ноги уже немного ноют (на самом деле, это мелочь, но Луи просто по-настоящему нечего делать, и эта идея самая легкоосуществимая). Ему остается всего лишь обогнуть один дом и перейти через дорогу, когда из-за угла буквально вылетает незнакомый парень и врезается в Луи, и он инстинктивно ловит его за капюшон куртки, другой рукой обвивает за талию и прижимает к себе, и незнакомец загнанно дышит в его руках, а потом поднимает глаза, и Томлинсона пронзает тысячей молний. Его глаза становятся двумя сердечками, которые учащенно бьются, и Луи засмеялся бы, если бы не чувствовал эту тянущую нежность в груди, и не понимал бы, что это он и есть — тот самый. Половинка его души, весь его чертов мир, человек, который будет дарить ему свою безграничную любовь и с которым они проведут оставшуюся вечность. — Упс, — смеется парень, и его глаза постепенно становятся снова человеческими, и Томлинсон думает, что готов проводить часы, глядя на эту цветущую зелень, перебирая наверняка мягкие кудри цвета карамели и проводя языком по нежной коже. Голос его — хриплый, как при болезни, и настолько глубокий, что у Луи кружится голова, и подкашиваются колени. — Похоже, ты мой соулмейт. — Привет. Похоже, — мягко улыбается Томлинсон и легонько проводит по его коже, и у него в голове взрываются салюты, а в венах течет шампанское. — Ты куда-то спешил? — Ты знаешь, я не помню, — задумчиво тянет он, прижимаясь еще ближе к Луи, и парень понимает, что ему больше не холодно. — Я Гарри. И вместо океана пустоты у Томлинсона в груди растет вселенская любовь, и часы на площади бьют двенадцать, а Луи думает, что кудрявый мальчик — это самый лучший подарок на Рождество.