Я у Ваших ног

Адриан в детстве любил читать всевозможные легенды о рыцарях. В книгах с детскими яркими картинками они представлялись как сильные храбрые воины, готовые ради победы пойти на всё, не запятнав свою честь. И они побеждали абсолютно всегда, даже огнедышащий дракон, который больше их в разы, проигрывал, падая к их чистым дорогим сапогам. Адриан впитывал эти сказки, учился добру и справедливости, но не хотел уяснять одно из самых важных в легендах о рыцарях — к победе прилагается прекрасная леди. Рыцари называли их миледи, целовали тыльные стороны их ладоней, обещали богатство и безмятежную жизнь, но Адриан не понимал, каково это — отдать жизнь ради того, кого и не знаешь. А ещё ему не нравилось слово «миледи», оно казалось ему приторным, ненастоящим, и поэтому он начинал влюбляться в «моя леди», потому что, когда кого-то называешь так, можно и умереть. Адриан, читая легенды о рыцарях, не подозревал, что сам станет таким. Готовым идти в бой при любых обстоятельствах, бегущим на врага, превышающего по силе, в любой момент прикрывающим другого человека. Адриан становится хранителем Камня Чудес, примеряет на себя новую роль стражника Парижа и понимает, что ему это даже нравится. Не нужно оглядываться назад, чтобы всё проанализировать и понять, не огорчил ли ты возвышенные ожидания других людей, не нужно ли тебе вернуться и попросить прощения. Адриану нравится это чувство свободы, распирающее грудь, даже Плагг, который словно живёт у него только ради сыра, кажется ему другом. А ещё он считает, что у него действительно есть друг. Её зовут Ледибаг, она тоже страж Парижа, и за ней красной шёлковой лентой тянется удача. Ему кажется, что вся она пропитана этой всепоглощающей удачей: удача бежит по венам вместо крови, удача вместо кислорода для лёгких, удача вместо нервной системы в организме. Всем заправляет удача, потому что она — божья коровка, разве у них бывает чёрная полоса в быстротечной жизни? Вот и Адриан считает, что нет. Он не понимает, почему получается так быстро свыкнуться с тем, что они — полные противоположности, но своей силы мальчик поначалу побаивается: кто ж её знает, он может разрушать всё, к чему прикоснётся, и вдруг этим «всем» окажется плоть живого существа? Но Плагг успокаивает его, лишь посмеиваясь над такими, казалось бы, глупыми страхами, и обещает, что у всех Котов Нуаров до Адриана был точно такой же колючий страх. — Это наоборот доказывает, какой ты добрый, — уверяет квами, облизывая лапки. Через пару недель Адриан свыкается с мыслью, что он — чёрный кот, приносящий несчастья. Катастрофически полная противоположность Ледибаг. На самом деле, он восхищается ею: она может делать всё, она не боится вступить в бой, она готова отдать жизнь ради спасения города, и это настолько удивительно, что Адриан понимает каждый раз, как прекрасно ей подходит сила божьей коровки. Ледибаг может взлететь, и в ней не живёт страх пустой высоты — вот-вот расправит крылья и полетит. Он считает это удивительным, попросту невообразимым и влюбляется в неё каждый день всё больше. Адриан считает, что чувства приходят в один миг, точно молния в спокойный знойный день, но у него все принципы рушатся за секунды, потому что влюбляется постепенно, позволяя подкожно прятаться и искрам в голубых глазах, и звонкому смеху, и словам, обещающим победу. Ледибаг свободная, и это, пожалуй, одна из причин, почему он может её любить. Остальные и не рассказать — просто не хватает цифр для всех пунктов в списке длиною в столетия. Ледибаг говорит ему, что он надоедлив, обещает ему врезать как можно лучше, но она улыбается так широко, что ему можно и не бояться. Адриан даже думает, что получить удар от такой, как она, не может быть страшным делом, и он вдыхает её запах, рассматривает искорки в глазах, вслушивается в каждое её слово, понимая, что уже не сбежать. Влюбляется по уши, падает в эту сладкую любовь, флиртует с ней, обещает, что сердце стойкое завоюет бравым рыцарем, и вот тут-то Адриан понимает, что всё становится на свои места. Он на всё готов. И когда он закрывает её от всевозможных атак, и когда выполняет любую её просьбу, и когда чувствует, как сжимается сердце, когда она не смотрит в его глаза, Адриан понимает, какова на вкус безответная любовь. Он сравнивает её с грейпфрутом. — Ты мне нужен, — касается его плеча тёплой ладонью, заглядывает так верующе в глаза, и он не может не пообещать вернуться. Точно попался. Так попадаются бродячие уличные коты на ласки прохожих, вот только о котах потом забывают, словно их и не существует. Он вроде как не бродячий, у него есть дом, есть друзья, есть увлечения, но, когда он понимает, что пора бы уже перестать испытывать судьбу на терпение, Адриану не хочется думать, что нужно всё прекратить. Он ведь Кот Нуар. Без его несчастий, тянувшихся за ним тонким чёрным хвостом, счастья не будет. Просто кто-то должен впитывать всё, что можно назвать горечью, в себя, потому что у Ледибаг такой способности нет — она великодушна и чиста, она — божья коровка, и на её костюме десятки тёмных точек. Адриан считает это хорошей аргументацией на свой вопрос «Зачем же я всё это делаю?» и кивает головой на её очередную просьбу, которую она уже говорит, как нечто обыденное. Ледибаг привыкла, что у неё есть кот на привязи. Кот Нуар привык, что у него нет права выбора. Говорят, чёрные коты приносят неудачи, и Адриан давно знает, что все эти возгласы — откровенная ложь, потому что чёрные коты пропитаны этими горькими отчаянными неудачами, начиная грязной шерстью и заканчивая сломанными костями. Их жизнь каждый раз треплет за шкирку. Адриан хочет быть любым котом, но не чёрным, вот только никто его не спрашивал. Адриан разрывается, теряется в своих опасениях и догадках, но одно он знает точно: он готов быть чёрным котом и в следующей жизни, если это понадобится девочке, пропитанной удачей. В него может влиться подкожно ирония так сильно, что уже не вытащишь. Ирония когда-нибудь сыграет на его костях рыцарскую балладу. Он пытается привести дыхание в порядок, постепенно расставляя разбросанные мысли по полочкам в своей голове, и Ледибаг, выглядящая, как и всегда, отлично даже после тяжёлой битвы, пристально смотрит на него, поджимая губы. — Что-то не так? — Адриан подаёт голос, который чуть хрипл, и старается не морщиться от всевозможных ушибов на теле. — Просто… просто ты вечно отвлекаешь всех, — Ледибаг прячет глаза, пытается на него не смотреть, но затем она поднимает голову, подмигивает ему и улыбается. — Я нуждаюсь в тебе. Он усмехается и встаёт на одно колено, снизу вверх смотря на её скептическое лицо. — Моя леди, я готов ради Вас на всё. Адриан не добавляет: «даже умереть». Он считает, что это и так понятно. Леди, построившая между ними крепкую стену, тянет его за поводок, и он ломает кости, встречаясь с камнем. Потому что они по разные стороны. Она говорит, что без него у неё ничего не получится, что он храбрее её, что он помогает ей так, как никто до этого не помогал, и это сажает в его груди росток надежды, готовясь в самый поганый момент его сорвать с корнем. Ледибаг говорит: мы партнёры; Ледибаг не отпускает поводок, который не может быть у партнёра, но всегда есть у рыцаря, тонущего в преданности. Преданность леди, за кем хвостиком летит безграничная удача, давит пяткой ему в кадык. И Адриану кажется, что он готов простить абсолютно всё. Ему хочется быть этим рыцарем, ему хочется, чтобы она нуждалась в нём, и это станет его клятвой на века. Адриан не может верить, что это его погубит. У Ледибаг, приносящей удачу, пропитанной этой удачей, как сиропом, ко всем прелестям удачливого талисмана комплектом вошёл кот-рыцарь с безумной преданностью в солнечной груди. Чьи кости трескаются. Адриан знает, что скажет, когда будет умирать. — My lady je suis à vos pieds.