Сельдь и Грецкие Орехи

Солнце окрасило сад в ярко оранжевый. Было немного за полдень. Окна белой кухни были настежь расскрыты. Из них на улицу доносились банальные звуки готовки. -А она красивая… -Кто? -Галина, конечно. Рыба очищалась с трудом. «Сколько же это может продолжаться?!»-раздраженно думала Вера.«Ян вообще забыл о моем существовании. Я для них точно прислуга. Вот и сижу чищу рыбу, пока они развлекаются в кино! Я ведь так его люблю, так преданна ему! Он, верно, и забыл, что у него жена-то есть! Вздор, это же на…» Поток мыслей прервал неожиданный и несмелый ответ Лени на уже позабытый вопрос: — Знаете, она как-то не в моем вкусе. Мне всё другие женщины нравятся. С треском раскололся грецкий орех. У Лени начало немного трясти руки, он чувствовал как краска заливает уже немолодые щеки. — Ха, это же какие же, позвольте узнать? — без интереса спросила Вера, просто чтобы поддержать разговор. — Чистые… Добрые женщины нравятся… — с неким отстранением и мечтательным тоном начал размышлять Гуров.В ту минуту он не осмелился бы поднять взгляд на Веру Николаевну. От переживания он крепко сжал щипцы и еще один орех треснул. — Преданные женщины нравятся, да. Вот прямо как Вы, Вера Николаевна. Ой… Лёня поспешно прикрыл рот рукой. Но эти слова уже вылетели, без разрешения и совершенно нечаянно. Он испуганно поднял глаза на Веру. Она лишь рассмеялась в ответ, продолжая резкими движениями счищать чешую. — Вы, верно, рассердились, Вера Николаевна.-смущенно, чтобы как-то сгладить внезапно возникшую ситуацию предположил он. — Ну Вы же видите, что нет! — все еще улыбаясь ответила Вера, не поднимая взгляда. — Нет, Вы рассердились.- пролепетал Леня, не желая ускользать от ее внимания и снова погружаться в неуютную тишину. — Да ничуть, Леня, я не сержусь на Вас! — Не верю! — уже мягкая улыбка образовалась на его лице. Смелость незаметно подкралась откуда-то из-за спины. — Ох, право, хватит.- все еще смеясь отвечала она. — А если Вы не рассердились, то… дайте руку поцеловать! — неожиданно встав и этим отбросив табуретку серьезно сказал он. Рыбья чешуя перестала отскакивать от лезвия ножа. Вера подняла голову и стеклянными глазами посмотрела на него. Протянула левую руку,слегка опешив от такой просьбы, но не для поцелуя, а как-бы показывая, что она вся в чешуе и пахнет сельдью. -Леня… Она же грязная.  Но, уже не слыша этих доводов, он нежно взял ее руку в свои. Любовно отбросил маленькую серебряную чешуйку, прилипшую к коже Веры, дорогой, обожаемой, Веры Николаевны. Мир остановился. — Ле-е-еня! Ну правда, грязная! — как-то испуганно, но все еще с улыбкой, Вера пыталась высвободить руку. Но он уже ничего не слышал. Он чувствовал лишь шелк ее немолодой кожи и предвкушал прикосновение губ к нежным пальцам. _ Ну давайте я хотя-бы о фартук вытру! — нервничая предложила она, все еще дергая рукой, пугаясь такой напористости и уверенности. Его взгляд намертво впился в ее кисть, взгляд полный желания и обожания.Он пугал ее таким поведением. Она дернула сильнее. Он поднял голову, но так и не очнулся от этого сладострастного сна. Он посмотрел на нее глазами, затуманенными счастьем. Его губы были чуть приоткрыты и периодически содрогались в судорожных улыбках, едва заметных, но искренних. Теперь он тянулся не к руке. Всем своим существом он льнул к ее устам. Устам, о которых грезил холодными ночами в одинокой до боли постели. И теперь они, объект его желания, всего в нескольких сантиметрах, так близко! Но пока так далеко… — Ле-е-еня! Ль-ле-еня! — слабо, тихо, заикаясь трепетал она. Дыхание застряло где-то в горле.От позвоночника по всему телу разлилась странная волна, заставившая все органы сжаться. А он все приближался, медленно и бесповоротно. Она уже слышала на своих щеках его теплое, опьяняюще нежное дыхание. Где-то в другой вселенной что-то тихо звенело. Но этот настойчивый звук становился все громче и отчетливее. -Ле…ня.Ль-леня! Те-ле-фон… ЛЕНЯ! ТЕЛЕФОН! ТЕЛЕФОН, ЛЕНЯ! — беспокойно вскрикнула она, наконец вырвав руку и выбежав из кухни. Потеряв точку опоры он чуть не упал на стол. Несколько орехов от сотрясения упали на кафель и покатились под шкаф. Стеклянными глазами и с все еще открытым ртом он уставился на колышущиеся бардовые шторы, скрывшие ее фигуру. На ладонях он чувствовал призрачный след ее руки, легким дразнящим зудом напоминая секунды блаженства. Его окружил холод. Холод. Холод… Безнадежность. Отчаянье. Одиночество. Боль? Да…Что-то оборвалось в его душе тогда. Что-то неприятно скрежетнуло, оцарапало с металлическим звуком, его сердце, его надежды, сокровенные мечты и его самого. Во рту был привкус пепла, хотя мог быть и вкус ее алой помады… Все еще не в состоянии пошевелиться, он так и стоял, нагнувшись над белым столом. Не спеша, без всякого желания он возвращался в жестокую реальность. Сначала он почувствовал запах не дочищенной селедки, потом ее мягкий французский, доносившейся из коридора. Он закрыл лицо руками, в мыслях браня себя за такую глупость, за такое бессилие и наивную смелость. Но тут она снова вынырнула из-за штор, радостно воскликнув ему: -Леня! Бегите за ним скорее! Ян получил Нобелевскую! Скорее же. Леня сорвался, не сразу поняв, что произошло. Он просто слепо следовал каждому ее слову, каждому ее жесту. А у Веры на уме был лишь не любивший и не ценивший ее человек, Иван Алексеевич Бунин.