О пользе чтения

Король был грушей. Огромной дебелой грушей. Рыхлый, бледный, трясущийся как желе. Толстые пальцы, избавившись от всех колец, робко прикасались к совершенному телу, раскинувшемуся на кровати. Они обводили чуть выпирающие косточки, перебирали жёсткие волоски, сжимали сильные мышцы. Тяжёлое дыхание вырывалось из мокрого рта. Его величество сопел и тихо поскуливал, наслаждаясь красотой своего Первого маршала. Ещё несколько судорожных движений и батистовые панталоны монарха украсились мокрым пятном. - Рокэ, благодарю вас. - Не стоит, Ваше Величество. Право, это такие пустяки. Вы позволите мне позаботиться о себе? - Конечно, друг мой. Мы желаем насладиться этим зрелищем. - … зрелищем. Юноша, вы заснули? - Что? А? Нет, монсеньор! Вы что-то спросили? - Я спросил, наслаждаетесь ли вы зрелищем? В вашем возрасте следует больше внимания уделять фрейлинам, а не королю. Вы не заболели? - Нет, эр Рокэ. Простите. Я просто задумался. У Лионеля Савиньяка чёрные глаза, светлые волосы и бешеный темперамент. - Да, сильней! Сильней сжимай, Леворукий тебя подери! Голова закинута назад, пот блестит на коже, волосы потемнели, а пальцы впиваются в плоть. - Сильней, Росио! Да! Лионель взрыкивает и ещё крепче сжимает пальцы на бедрах мужчины, опирающегося на стол. Мокрые шлепки становятся всё чаще, дыхание срывается, стол со скрипом сдвигается вперёд, уродуя паркет. Рокэ Алва покорно принимает всю силу и страсть своего друга. - Да! - Мне кажется, тебя можно поздравить? Пожалуй, я позабочусь о себе сам. Не стоит волноваться… - ...волноваться. - Что? - Я сказал, герцог Окделл, вам не стоит волноваться о мнении окружающих. Придворные сплетники всегда найдут о чём пошептаться. Сегодня это вы, завтра - кто-то другой. - Да, спасибо эр Рокэ. Я запомню. Сухие, но сильные пальцы безжалостно сжимают черную гриву. Направляют голову непокорного маршала, заставляют прижиматься всё плотнее. - Я уже говорил вам, Рокэ, что ваша взбалмошность давно перестала меня умилять. Подобная непочтительность должна быть наказана. Старайтесь лучше, дабы я мог отпустить вам грехи ваши. Распухшие губы сжимают чужую плоть, обхватывают, вбирают в себя до самого основания. Слюна стекает по подбородку. Кадык дергается. Дыхание вырывается с хрипом. Невозможно синие глаза смотрят вверх. Смотрят без стыда или сожаления. В них вызов, огонь и желание. Желание быть покорённым и покориться. - Вы прощены, дитя моё. Надеюсь, мне ещё долго не придётся наставлять вас на путь истинный. - Не надейтесь, ваше преосвященство. Я слишком грешен. - ... слишком грешен. Создатель прощает нам грехи наши, но ждёт от нас покаяния. - Вы не внимаете, Ричард? Ну да, зачем истинному эсператисту наставления олларианского еретика. Однако это обязательная проповедь перед отправкой войск. -Да, эр Рокэ. Я слушаю. - Меня не раз называли жеребцом. Похоже, пора им побыть и сейчас! Сможешь меня объездить? Эмиль Савиньяк смеется, сверкая зубами. Ему нипочем ни колючая степная трава, ни жаркое солнце, ни шум военного лагеря, расположившегося за соседним холмом. - Быстрее, Ро! Давай, усмири меня! Чёрные волосы хлещут по спине, сильные ноги до хруста сжимают бока, руки впились в плечи лежащего. Первый маршал Талига поднимается вверх и падает вниз. Он неутомим и ненасытен. Оглушительно стрекочут цикады, солнце палит неумолимо, Алва хрипит и лишь убыстряет движения. Ещё, ещё, быстрей, сильнее, жёстче! - Теперь я понимаю – у Моро не было шансов! - ...не было шансов. Парнишку бы просто пристрелили. Но мне удалось приручить его и вот уже шесть лет как я не жалею об этом… Вы, похоже, перегрелись на солнце, юноша. Посидите в тени – мне не нужен варёный оруженосец. - Да, монсеньор. Седые воины с ненавистью смотрят на пленника. Связанный, избитый, без единого шанса на спасение, он всё ещё вызывает бешеную злобу. - Ты говорил, что лишённое своих покровов зло становится смешным? Что ж, пришло время проверить это на себе. Грубые руки срывают ткань, срезают её до последнего клочка. И вот уже на земле лежит полностью обнаженный мужчина. - Наши женщины далеко, а воинам надо отдыхать. Ты дашь нам отдых! Сопротивление бесполезно, но пленник вырывается из последних сил. Молча скалится, но не кричит и не просит пощады. Его перекидывают через снятое седло, прижимают вытянутые вперед и связанные руки к земле, разводят ноги. Спина выгибается, плечи выкручиваются из суставов, когда первый воин опускается сверху и берет его как женщину. Ни звука, ни стона, только смех окруживших врагов и шлепки плоти о плоть. После первого воина подходит второй, затем третий. Им нет числа. Бедра несчастного залиты кровью и семенем, но тот всё ещё пытается сопротивляться. - Смирись. Ты проиграл и теперь платишь. Таков обычай! -… обычай, говорю, срамной у них такой. Вот, просят, значит, чтоб вы ею не побрезговали. - Прелестно. Не смею отказать даме. Юноша, располагайтесь на крыше. Завтра мы выступаем. * * * Ричард Окделл был весьма одарённым юношей. Смелым, старательным и упорным. А ещё у него было очень живое воображение. В детстве он слагал легенды о великих битвах, отважных рыцарях и прекрасных дамах. Затем грезил возвращением Великой Талигойи. Но после знакомства с библиотекой своего эра, особенно с теми книжками, что стояли в дальнем шкафу, воображение его, не утратив своей живости, посвящено было лишь одному человеку. И с этим надо было что-то делать. То есть наступило время вспомнить и о смелости, и об упорстве. Нос зарывается в тяжелые пряди, пахнущие южными благовониями, а руки бережно обнимают человека, ставшего самым дорогим в этом мире. - Однако, юноша, вам удалось меня удивить. Сколько пыла. А фантазии! Вы уверены, что я первый, кому вы открыли свои таланты? - Уверен, монсеньор. Первый. И последний. И я у вас тоже последний. - Вот как? - Угу. Вы лучше сразу смиритесь, чтоб потом… чтоб не обижаться, если что. - Хм. От такого предложения грех отказываться. А вы уверены, что не передумаете? - Уверен. И не волнуйтесь – скучать я вам не дам.